Американка положила трубку и, глядя на нее, покачала головой.
— Спасибо за сногсшибательный секс, папочка, — добавила она.
После встречи с «бароном» Клаус стал казаться Саманте еще надежнее. Через два дня он вернулся из Германии. Мучаясь угрызениями совести, девушка надела черное нижнее белье и радушно встретила любимого.
— Я не ценила тебя. — Она обняла мужчину. — Мне было так одиноко.
— Ради этого стоит приезжать домой, — засиял Клаус.
Шанель пригласила их троих в салон.
Моник надела очки — глаза устали от шитья.
Саманта взяла напрокат розовый костюм от Шанель, пообещав заплатить за химчистку.
Кристофер приехал с Левого берега на такси.
Мадемуазель налила каждому шампанского.
— A votre santè![112] — подняла она бокал.
Молодые люди сделали по глотку и выжидающе посмотрели на пожилую даму.
— Я плохо спала, — сказала Шанель. — В четыре утра проснулась и подумала: что случится, когда меня не станет? Кто возглавит дом? Мне восемьдесят семь, я не буду жить вечно.
— Мадемуазель, вы энергичнее любого из нас, — ободряюще пробормотала Моник, поглядывая на остальных.
— У меня нет семьи, — жалобно простонала Шанель.
«Ложь», — подумали все как один, обмениваясь взглядами.
— Кто будет моделировать для моего дома?
Молодые люди молча пили шампанское.
— Direction не даст кутюр погибнуть, даже если они будут продавать только духи, — думала вслух Габриель.
Еще больше косых взглядов.
— Я хочу, чтобы вы трое участвовали в этом, — решительно заявила она.
Они уставились на старушку.
— Вы все талантливы. В одиночку никто не продолжит мое дело как надо. Если Софи вернется в Париж, я хочу, чтобы она к вам присоединилась. Будучи лицом «Шанель», она продала больше парфюма, чем любая модель до нее.
Они не осмелились вновь обменяться взглядами.
Кристофер прокашлялся.
— Мадемуазель, вы сделали нам огромный комплимент, — начал он. — И даже больше: это честь для нас.
— Но я не раздаю почести, а хочу убедиться, что дом не уйдет в прошлое.
— Мадемуазель, мы польщены больше, чем можем выразить словами… — заговорила Моник.
Повисла долгая неловкая тишина.
Потом они немного поболтали — пожилая дама так это любила! — и наконец проводили Шанель до «Рица», чтобы она переоделась к ужину.
— Самый престижный модный дом на планете, — вскрикнула Саманта, когда лифт уехал, — и наш? Я все-таки не брошу эту работу?
— Коко может дожить до ста трех лет, — напомнил подруге Кристофер.
Моник расплакалась.
— Что случилось? — Американка вложила ей в руку платок. — Давайте выпьем чего-нибудь.
Девушка подняла на друзей покрасневшие глаза.
— Не стоило мне пить шампанское.
Они нашли свободный столик в углу «Американского бара» и заказали кока-колу.
— Думаю, Шанель выжила из ума. — Моник глубоко вздохнула.
— Почему ты так решила? — тихо спросил Кристофер.
Швея промокнула глаза.
— Она продала дом много лет назад и никому не сможет его оставить.
— Разве вопрос не в том, кто станет главным дизайнером? — спросил британец.
— Коко знается с хорошими адвокатами и сможет отстоять свое имя, — подчеркнула Саманта.
— Ты сможешь создать коллекцию для «Шанель»? — спросила Моник у Кристофера.
— Я поведу «Шанель» в совершенно ином направлении, — покачал головой юноша.
— А я смогу, — вдруг сказала девушка.
Двое других посмотрели на нее.
— «Шанель» не сильно изменился со временем, — уверенно произнесла она. — Только детали, подгонка, длина юбки…
— А что буду делать я? — простонала Саманта. — Я могу столько всего предложить этому дому! Увеличить доход вдвое!
— Ты запустишь обширную линию косметики, — предложил Кристофер.
— И простыней! — Американка изогнула бровь.
— Если Моник согласится.
Они посмотрели на Моник. Та скромно пила колу и потирала глаза.
— Простыни? — Она укоризненно посмотрела на друзей. — Не уверена, что это будет уместно. Мы должны поддерживать престиж «Шанель».
Они вышли на улицу Камбон, когда уже смеркалось, обменялись прощальными поцелуями и первой посадили в такси Саманту.
Кристофер решил прогуляться. Догадки о смерти и завещаниях вызывали у него лишь сомнение. Парень по-французски пожал плечами.
Мужчина, следовавший за Моник по Гран-бульвар, был слишком красив и хорошо одет для преступника, успокаивала она себя. Девушка обернулась и поняла, что он подошел слишком близко.
— Вы Моник?
Она вздрогнула. Симпатичные парни давно не заговаривали с ней вот так. На самом деле — никогда.
— Откуда вы знаете мое имя? — спросила Моник на ломаном английском.
— Я друг Саманты Липштадт. Знаком с ее отцом. Она рассказала мне о вас. — Мужчина протянул ей руку. — Джерри фон Шлоссберг!
Девушка пожала его большую теплую ладонь. Новый знакомый так пронзительно посмотрел на нее, что Моник затрепетала.
— Саманта говорила обо мне? — удивленно спросила швея.
— Говорила? Боже, да она сказала, что вы лучшая работница «Шанель». Утонченная. И хорошо знаете Коко.
— Я работаю на мадемуазель Шанель, — кивнула она. — Вы журналист?
— О нет, просто люблю красивые вещи.
— Занимаетесь модой?
— Я ценитель. Наслаждаюсь искусством, скульптурой, высокой модой, женщинами…
— Понятно.
Моник неуверенно посмотрела на Джерри, когда мимо прошли люди.
— Можно пригласить вас чего-нибудь выпить? — спросил он. — Очень хочется пообщаться.
Не успела девушка решить, принимать ли приглашение, как парень отодвинул стул и чуть ли не силой усадил ее за столик на веранде кафе «Де ла Пэ», куда скромница даже не мечтала попасть.
Они сидели на огромной террасе в толпе туристов.
— Не понимаю, — нахмурилась швея. — Что вам нужно?
— А вы не можете просто выпить с другом, не задавая вопросов? — засмеялся Джерри.
— Извините, месье, — покраснела Моник. — Но мы пока не друзья. Я хотела бы знать ваши намерения.
Мужчина удивленно посмотрел на собеседницу, словно не понимая, шутит она или нет. Потом захохотал, взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони.
— Мои намерения? Давненько я не слышал этого слова. Так, посмотрим… Мои намерения на сегодня — максимально долго наслаждаться компанией красивой француженки.
Он заказал шампанского. Моник нахмурилась. Не сон ли это?
Через полчаса мир поплыл у нее перед глазами. «Должно быть, сон!» — подумала девушка.
