— Ты, конечно, поняла, что это за тип? Искатель наживы. Он копирует вещи. Подделывает!
— Подделывает? — Швея нахмурилась, потирая глаза. — Что это значит?
— Он создает дешевые копии кутюр. Уговаривал меня показать ему «Шанель». Можешь себе представить? — засмеялась Саманта. — Должно быть, принимал меня за дурочку.
Щеки Моник стали пунцовыми.
— Ох, что же я наделала? — Она опять заплакала.
— Не принимай так близко к сердцу, — утешила подругу Саманта. — Это все алкоголь.
Моник долго смотрела на американку.
— Это не все, — призналась она. — Я привела его сюда, позволила зайти в мастерские. Он фотографировал.
— Тебя? Без одежды?
— Нет, новые модели! Даже зарисовывал…
— И это за выпивку?
Лицо Моник исказилось в муке.
— Не просто выпивка, а целая бутылка шампанского. Я позволила Джерри… — швея перешла на шепот, — делать все, что он пожелает.
Не веря своим ушам, Саманта приоткрыла рот и уставилась на подругу.
— Что же он сделал? — прошептала американка в ответ.
— Мы… занимались любовью. На лестнице.
— Служебной или зеркальной? — быстро спросила Саманта.
Моник страдальчески посмотрела на нее.
— Зеркальной… — неуверенно пробормотала француженка.
— Да как ты могла! — вскрикнула американка. — Эта лестница — часть истории моды!
Глава ателье зарыдала. Ее плечи дрожали. Саманта обнимала Моник, пока та наконец не взяла себя в руки.
— Прочисти нос, — посоветовала пресс-атташе. — Об этом никто не должен знать.
— Но я предала мадемуазель… — Моник громко высморкалась в платок и потерла глаза. — И… он… заплатил мне. За такси! Пятьдесят франков, как проститутке.
— О, не будь к себе так сурова! Этот мужчина обладает даром убеждения. Он напоил тебя. Ни в чем себя не вини. Пятьдесят франков за новые модели от Шанель? Парню просто повезло.
Моник снова стала всхлипывать.
— Да ладно тебе! — Саманта погладила подругу по руке. — Взгляни на произошедшее с другой стороны. У тебя был секс. А он в этом мастер!
Моник зарыдала.
— Ах, oui, Саманта, — печально сказала она, потирая глаза, — и еще какой!
Ненадолго обе замолчали, а потом посмотрели друг на друга и расхохотались.
Через несколько дней после Рождества Саманта пришла на работу и раскрыла свежий выпуск модного журнала.
Фотография: витрина магазина в центре Манхэттена, заполненная двойниками одежды от мадемуазель Коко. Внизу подпись: «Шлоссберг лидировал на рынке подделок „Шанель“». «И это перед первым показом новой коллекции дома, которая, как сообщили наши шпионы, представит идентичные модели…» — говорилось в статье. Заканчивалась писанина «бессмертной» фразой: «Телепатия от-кутюр… — как поделился с „Уименз веэ“ первооткрыватель этого явления Джерольд фон Шлоссберг. — Я представил себя на месте Коко Шанель, и словно после трансцендентальной медитации на меня снизошли эти дизайны».
Джерри с насмешкой отнесся к предположениям, что сведения о новых моделях передали ему шпионы из «Шанель».
Моник увидела эту статью, когда мадемуазель угрожающе размахивала журналом перед ее носом.
— Как этот негодяй заполучил мои модели? — потребовала ответа Шанель.
Глава ателье зарделась и расплакалась.
— Пожалуйста, не плачь! Здесь пишут, что модели «идентичные», но я сильно в этом сомневаюсь, — объяснила старушка. — Работа будет плохой, ткань — некачественной. Никому не под силу точно скопировать «Шанель».
Габриель отбросила газету, и девушка облегченно вздохнула.
Моник возвращалась в мастерскую. Щекастый торговец тканями, стоящий в коридоре, как всегда, подмигнул ей и улыбнулся. Девушка присмотрелась к нему: низкорослый, коренастый, старомодные усы, чистая аккуратная одежда, огонек в глазах. Швея подмигнула в ответ.
Какой бы постыдной ни была ночь с Джерольдом фон Кем-то, Моник поняла очень важную вещь: ей нужно больше мужского внимания. Швея сделала еще двенадцать шагов, когда ее руки легонько коснулись.
— Мадемуазель?
Это был торговец.
— Позвольте представиться: Фредерик Жаблон…
— Я Моник Фар. — Девушка пожала его теплую крепкую руку. — Я не покупаю ткани… месье.
— А шампанское вы пьете?
Швея улыбнулась.
— Ах нет, месье, я никогда не пью шампанского. От него слишком много неприятностей.
Еженедельные безмолвные встречи Моник с Гаем продолжались. Мужчина обнимал ее, занимался с ней любовью, потом снова обнимал.
Они увиделись на следующий день вечером. Портной сел на край кровати, собираясь одеваться, и уткнулся лицом в ладони. Как обычно, умиротворенная Моник внимательно посмотрела на любимого и с удивлением заметила, что его плечи дрожат.
— Гай, что случилось? — Моник села рядом и обняла его.
Мужчина посмотрел на бывшую подчиненную.
— Жена узнала о моей неверности… Она выгоняет меня.
— Она знает о нас? — вздохнула девушка.
Гай покачал головой.
— Это все модели… Они такие красивые… и умеют флиртовать, когда хотят заполучить костюм, а я… я же мужчина! Я не стал шить для одной из них. Она все рассказала жене.
Моник кивнула, стараясь осмыслить новости.
— Так, значит, меня и жены тебе недостаточно? — Она грустно покачала головой. — Сколько тебе нужно женщин?
Гай беспомощно посмотрел на девушку.
— Многие мужчины устоят перед чарами красивой женщины?
— Некоторые могут. Но не ты. Что собираешься делать?
Портной вздохнул.
— Друзья супруги, у которых большая квартира на площади Республики, сдали мне комнату. Я буду скучать по детям. Они в таком ранимом возрасте и нуждаются в папе…
— Сколько им?
— Одиннадцать и девять.
— Да, это очень ранимый возраст, — задумчиво произнесла Моник. — Мне было примерно столько, когда отец умер. А где ты сейчас живешь?
— В комнате для гостей.
«Можешь переехать ко мне», — подумала Моник, но не смогла сказать это вслух.
Уходя, Гай нагнулся и поцеловал девушку.
— Не стану просить тебя молчать, — сказал он. — Слухи расползутся по дому уже через несколько дней.
Шанель старалась продлить вечерние пятничные встречи с Моник перед ужином, и девушка обычно потакала ей. Только одинокие женщины видели эту двухдневную пропасть: суббота и воскресенье без работы, иногда без людей, без всякой деятельности.
Моник заполняла выходные готовкой и уборкой, но мадемуазель не готовила, а ее друзьям вскоре надоело меню в «Рице». Старушке даже в голову не приходило питаться где-нибудь еще.
