— Я не вру, Лика. Она никогда не запрещала, это правда. Твоя мама мудрее меня и лучше… Но я ей запретил. Я виноват был перед ней, а совесть… она гадкая штука. Ты пытаешься договориться с ней, а она жрет тебя, грызет… Я очень быстро понял, какую ошибку совершил. Но исправить уже не смог. Мне было стыдно. Я не смог подойти к ней после всего, что наговорил ей тогда, после того, как…
Горский примолк, подыскивая подходящее слово, но Лика, кипя болью, со злостью выпалила:
— Выгнал ее. Называй вещи своими именами.
— Да… Выгнал. Но хотел все вернуть, Лика, поверь мне! Я хотел, но… Но не смог. Все время оттягивал этот момент, а потом оказалось, что прошли уже месяцы… Годы. В конце концов, я смирился с тем, что потерял вас навсегда. Я струсил, да. Смалодушничал. Испугался. Предпочел вычеркнуть вас из своей жизни… Боялся, что если покажусь слабым, то твоя мать захочет отомстить. Боялся, что если Карина начнет с вами общаться, то я ей уже не нужен буду, она захочет быть с вами, а я останусь один… Я мог отказать твоей матери, но Карине отказать бы не смог. Если б она захотела уйти к вам, я бы ее не удержал. Ты себе представить не можешь, как это страшно. Я до сих пор помню, как к матери просилась ты… С тобой никто не мог справиться, ни я, ни няня — ты успокоилась, только когда увидела мать. Как я мог тебя не отдать? Но если б все это повторилось еще и с Кариной… Да, Лика, я отказался от вас. Я жил Кариной. Но я клянусь тебе, я никогда ни тебя, ни твою маму не забывал. Лика, я очень виноват перед вами, и ты вправе меня презирать и ненавидеть, но дай мне хоть малюсенькую надежду, что все еще можно исправить. Лика, я другой сейчас. И я хочу все исправить.
— Исправить?! Я ненавижу тебя, — замотала головой Лика, задыхаясь от обидных слез. — Что ты наделал, папа? — добавила она отчаянно тихо и вдруг прижалась к отцу, как та маленькая девочка из ее детства, что ждала, надеялась и верила в чудо, которому так и не суждено было случиться.
— Прости меня, девочка…
Горский прижимал к себе плачущую дочь и сам не верил, что она все еще находится в его объятиях. Что все еще трясется от слез на его груди, кулачками отчаянно бьет его, царапает, но не вырывается, не сбегает, как будто все же нужен ей зачем-то…
— Прости меня, — повторял он вновь и вновь, целуя ее в макушку. — Прости меня, доченька…
И Лика, устав плакать, устав ненавидеть, вдруг притихла в его объятиях — только всхлипывала изредка и терла раскрасневшийся носик.
— Я ненавижу тебя, — тихо проговорила она, немного успокоившись. — Но вчера я поняла, что не готова тебя потерять. Я не желала тебе смерти. Я хотела, чтоб ты выжил… Я не знаю, смогу ли простить когда-нибудь тебя, но я попытаюсь. Но имей в виду, если станешь мешать нам с Максом…
Горский улыбнулся и прижался губами к Ликиному лбу.
— Как вы решите, так и будет. Обещаю. И… спасибо за надежду. Я плохой отец, знаю, но я очень люблю тебя, Лика.
Глава 37
На следующий день Макса выписали. Арина провожала его с Ликой в вестибюле больницы.
— Я заберу Лику к себе, — оповестил Макс.
— Могу поспорить на что угодно, что у тебя даже есть нечего, — улыбнулась Арина. — Живите пока у нас.
— Это лишнее, я не бездомный. А у Вас погорелец.
— Ближайшую неделю погорельца не выпишут — я останусь с ним здесь. А потом заберу его к себе в отель, пока не решит вопрос с жильем.
— Ты не хочешь забрать его домой? — удивилась Лика.
— Я не хочу потом собирать себя по кусочкам, когда он упорхнет к своей Лане, — с грустью улыбнулась Арина. — Так что квартира в вашем распоряжении. И не упрямься, Максим. Я видела, в каких условиях ты живешь — пожалей Лику.
— В нормальных условиях я живу, — огрызнулся Макс. — Не поверите, но в таких условиях у нас живет почти вся страна.
— Не ершись, я и сама в таких условиях выросла, и у меня даже в мыслях нет желания тебя обидеть. Я твоя должница по гроб жизни. Могу я предложить тебе хотя бы нормальные условия после больницы? Ты не расслабляйся, тот факт, что тебя выписали, еще не означает, что ты абсолютно здоров. Я разговаривала с врачом — он сказал, что тебе еще несколько дней надо соблюдать постельный режим. Вот и соблюдай. В нормальных, — подчеркнула Арина, — условиях. Вернусь домой — обсудим, как быть дальше.
— Нечего тут обсуждать.
— Есть, Максим. Пожалуйста, не упрямься. Я знаю, что ты никогда не примешь помощь от Горского, но я-то могу тебе помочь? Ты ведь не Горского спас — ты меня с того света вытащил. И я сделаю для тебя все, что в моих силах.
— Все, что мне нужно от Вас, я уже и сам взял, — демонстративно прижимая к себе Лику, пробурчал Макс.
— Да ты не волнуйся, мамуль, — улыбнулась Лика и многозначительно посмотрела на Власова. — У него будут самые лучшие условия, обещаю. Мы поедем, ладно?
Как бы Власов ни ворчал всю дорогу, Лика все же привезла его к себе домой. Если понадобится, она за ним куда угодно пойдет и согласится жить даже в палатке, но если сейчас есть возможность привести его в просторную, теплую, чистую квартиру, то почему бы этого не сделать? У него дома все напоминает о нелегком прошлом, о восьмилетней давности трагедии — там стены давят болью, там спиться можно, а стены ее дома окутают его теплом и заботой. Любовью, нежностью и надеждой.
Прежде чем выйти из машины, Лика потянулась к своему ворчуну и, не оставляя ни единого шанса на побег, прильнула к его губам.
— У меня есть один железный аргумент, почему ты должен перестать упрямиться, — с улыбкой прошептала она, запуская пальчики в густые прядки смоляных его волос. — Ты не устоишь.
— Это какой же?
Приластился в ответ, глаза прикрыл, подставляя лицо то губам ее, то теплым пальцам, что гладят его щеку, проходятся по щетине…
— У меня очень удобная кровать, — выдохнула Лика еле слышно.
— Очень-очень?
— Очень-очень.
— Удобная еще не значит прочная, — фыркнул Макс. — Разнесем твою кровать, и я утащу тебя в свою берлогу. А если тебя в ней что-то не устраивает, так и быть, можешь в ней похозяйничать.
— Ну вот и договорились, — улыбнулась Лика.
Он хоть и ершился еще, ворчал, упрямился, но от Лики не ускользнуло, как от недвусмысленного ее намека потемнел его взгляд, как крапинки голодного безумия по ней царапнули кожу, когда прошелся взглядом по ее платью, чуть задержался на груди, опустился к слегка задравшемуся подолу в предвкушении обещанного… Как и она, он ждал этого момента — когда они останутся одни, когда сможет исправить недавнюю свою оплошность. Как и она, скучал по тому теплу, которое могли дать друг другу только они, и пережитый страх потерь лишь распалил желание — слишком много накопилось за эти дни, слишком многое хотелось высказать, но не для всего найдутся на этом свете слова — куда больше можно сказать молча. Поцелуем. Взглядом. Прикосновением.
— Ты уже в порядке? — тихо спросил Макс с самым серьезным выражением лица. — Не болит?
— Не болит, но если ты сейчас же не… — Лика закусила губу, примолкла, так и не найдя подходящего слова для того безумия, что сейчас творилось в ее мыслях. — Власов, я умру.
— Тогда веди в свой пряничный домик, пока от нелепой смерти я не начал спасать тебя прямо здесь.
И вот захлопнулась входная дверь ее квартиры. В щемящей тишине Макс резко развернулся — на расстоянии вытянутой руки от него стоит та, что так желанна. Коротенькое платье облегает ее точеную фигурку и, несмотря на видимую скромность, будит желание как можно скорее снять его. Лика, чуть замешкавшись у дверей, бросила ключи на столик и шагнула навстречу…
Теперь никто не помешает, они вдвоем на всем белом свете. Пьянит, дурманит их близость и тишина в квартире… Чуть дрожа, коснулись ее волос ладони — большие, горячие. От нетерпения они уже дрожат, но прошлый неудачный опыт останавливает Макса от спешки. Он гладит Ликины волосы, касается ее лица, в глаза заглядывает… А недавняя ее смелость вдруг улетучилась, растворилась — перед Максом стоит робкая, неопытная девушка, что еще умеет краснеть от слишком горячих рук, касающихся кожи, и слишком откровенных взглядов.
