парней, но все при оружии, тихо-мирно распределились по периметру и бдительно наблюдали за этой катавасией или вакханалией на танцполе.
С каждой минутой, ему все трудней было себя сдержать и не начать бить рожи всем сосункам, которые без сомнения пялили свои бесстыжие глаза на его женщину.
Он даже порыкивал, время от времени, из-за чего бармен обходил его стороной, только подливал крепкий кофе, когда Дима на него злой требовательный взгляд бросал.
Немыслимо просто.
Он весь кипел внутри, хотя и не мог не признать, что почувствовал желание взять эту чертовку в ближайшей подсобке и наглядно ей продемонстрировать, как такие вот «танцы» влияют на мужчин всех возрастов и национальностей. Резко войти в нее и, наконец, успокоиться, почувствовать всем телом, что только его, и никого больше.
Но заставлял себя сидеть и цедить ненавистный уже кофе, и смотреть, как мастерски эти трое танцуют, но при этом не подпускают к себе никого из навязчивых кавалеров.
У него мозги просто отказались что-то понимать и анализировать.
Дима завис.
Смотрел на Таню и не мог взгляд оторвать.
Не знал, сколько времени прошло, но, когда Маришка, чуть пошатываясь, направилась к бару, ему пришлось отвернуться в другую сторону, иначе беде быть точно. Напряжение сковало все тело, внутри замерло сердце. Заметит его, поднимет крик и все…тю-тю всем его планам на Танино «моральное разложение личности» …
– Три текилы, будьте добры! – он уловил ее тяжелое дыхание, немного севший хриплый голос, будто она не танцевала, а песни орала во всю глотку.
Когда он об этом подумал… сглазил в общем. Идиот.
Через минуты две, остальные барышни присоединились к Маришке.
– Фу-х, вспомнили молодость, но я что-то подустала. Не могу столько на каблуках отплясывать, ноги болят, – его Таня тоже дышала тяжело, но говорила с видимым сожалением. И вот ему крайне интересно: это какую такую молодость она вспомнила?
– Так ты разувайся, сразу легче станет! – Золотарева хмыкнула и загромыхала стопками, – ну что, за нас, хороших?!
– За нас прекрасных, умных, красивых, привлекательных! – Таня засмеялась, перечисляя характеристики, и он готов был подписаться под каждым ее словом. Все так!
– Домой хочу, – вдруг после паузы проговорила Маришка, – мне не двадцать, реально ноги уже гудят.
– Так в чем проблема? Допиваем и потопали домой, – снова Таня заговорила.
Он не видел и не мог услышать, из-за музыки, выпили они или нет, но так понял, что да, краем глаза увидел, как уже знакомая, до оскомины в зубах, охрана сдвинулась с места и потихоньку начала двигаться к выходу, а значит, красавицы выпили и двинулись на выход.
Он быстро расплатился за свой кофе и следом поспешил за своими дамами, правда не сердца, но все равно его дамами, и успел отправить короткую смс-ку Шаху, что все живы, здоровы и без приключений направились к дому. Хотя и был уверен, что охрана держит его в курсе ситуации.
Вот зря, зря он так подумал и написал. Сглазил же. Вот как есть, сглазил.
Эти три чокнутые не стали вызывать такси, отказались садиться в две машины сопровождения.
Они поступили гораздо лучше, – это взгляд с их стороны, и хуже, – это с его стороны.
У него возник большой вопрос. Как можно было запихнуть бутылку вина в не слишком большую дамскую сумку и умудриться ее не разбить, если вспомнить все их танцевальные этюды несколько минут назад?
Пьяные в зюзю дамы остановились посередине парка, в который маршировали добрые десять минут, в кольце охраны, против которой даже пикнуть не посмели, или просто не обращали на нее внимания. Второе более вероятно. Его, идущего чуть позади, вообще или не замечали, или просто игнорировали, хрен поймешь, что именно. Но эти красавицы остановились и стали кружком, сплотившись. Шабаш ведьм, не иначе!
Он уж было решил: сейчас кто-то из них, как фокусник из шляпы, достанет штопор из сумочки, но…
Мать его за ногу, вот чего он еще не знает о своей Тане?
Где вот только научилась так вино открывать?
Охренеть!
Аккуратно, но сильно стучала центром ладони по дну бутылки и, через, каких-то пару минут, пробка вылезла из горлышка настолько, что Таня своими проворными ручками спокойненько ее вытащила и сделала первой глоток, прямо из бутылки.
Товарищи, занавес!
Сказать, что у него глаза на лоб полезли…это ничего не сказать.
За вечер у него столько вопросов появилось, что прям, завались.
– Мм-м, слушай, вкусно! – Таня причмокнула губами, и дала бутылку Маришке, – Где ты такое взяла? Мне парочку бутылок вина себе в личное пользование нужно.
– Где взяла, там больше нет, места знать надо, – Маришка тоже пригубила, но не с таким удовольствием, как Таня, – Вкусно, конечно, но я больше текилу люблю.
– Вика, слышишь, она больше текилу любит. Может, пошлем твоих архаровцев за текилой?
– Перебьется, еще они только за текилой среди ночи не бегали, – последняя хмыкнула, но вино также пила из бутылки, правда, ей оно понравилось больше, чем Маришке.
Таня, пока ждала своей очереди сделать очередной глоток вкусного вина, зачем-то нагнулась. В темноте было не разобрать, но, когда красавицы двинулись дальше и попали под свет уличного фонаря, он заметил в левой руке Татьяны пару черных лакированных босоножек на высоченном каблуке, а сама она шлепала по асфальту босиком.
– Лепота, – протянула со вкусом, после очередного глотка.
Дамы застыли, посмотрели на ее босые ступни, перевели взгляд на расплывшуюся на мордашке блаженную улыбку, и ринулись тоже разуваться.
– На, подержи! – Вика сунула бутылку одному из охранников, – Не вздумай пить, а то туфлей огрею.
Выдала строгий наказ и в тот же миг скинула туфли, в темном пустом парке раздался слаженный стон удовольствия.
Дима даже застыл в удивлении, хотя за этот вечер мог бы уже и привыкнуть.
Хорошо, что погода позволяла шастать им босяком по асфальту, он еще не до конца остыл к ночи.
Дальше они шли молча, но недолго. Видимо, наслаждались удовольствием от прогулки и вина.
А вот потом вдруг раздался хохот, он не мог слышать, о чем они там шушукались, немного отстал от них, но когда послышалась грозная команда, у него сердце остановилось и еле сдержался, чтобы не начать ржать, как придурок:
– Песню запевай!
Их точно загребут за нарушение порядка, ей-богу, загребет какой-нибудь проезжающий патруль.
«Зеленою весной под старою сосной,
С любимою Ванюша прощается.
Кольчугой он звенит и нежно говорит:
«Не плачь, не плачь, Маруся, красавица…"»
Три женских голоса начали петь, радостно смеясь и, размахивая руками.
«Маруся, молчит и слезы льет.
От грусти, болит
