— Кубинский ром… Неплохо.
Пока она разливала алкоголь, Элиза пыталась отмахнуться от воспоминаний о том, как они с Ромой распивали ром. Когда-то давно, будто в прошлой жизни, а на деле — всего полтора года назад.
Влив в себя первую порцию одним щедрым глотком, Света наконец-то расстегнула короткую шубку и стянула ее вместе с шелковым платком, болтающимся на шее. Отшвырнула вещи, сумочку и уселась удобнее, вытянув стройные ноги, обтянутые классическими темными брюками.
— Больно, да? — прохрипела и принялась прочищать горло. — В эту тварь безупречную только так — с головой и безнадежно.
Замолчала, уставившись перед собой застывшим взглядом, давая этим возможность детально рассмотреть себя. Элиза неспешно скользила по ее профилю, отмечая гармоничность черт. Как-то пространно, не конкретизируясь на чем-то одном. И была совершенно спокойна, словно уже привыкла к алгоритму создаваемого сценария, где бывшие любовницы Разумовского беззастенчиво пренебрегают ее личным пространством, становясь спикерами. А сама девушка — невольной слушательницей.
— Я поняла, почему он на тебе женился. Вы похожи.
Более абсурдного заявления невозможно было бы придумать. Но что взять с пьяного человека? Вот и Элиза промолчала, грея в руках нетронутый бокал рома.
Света резко повернулась и пристально уставилась на девушку, напряженно всматриваясь ей в глаза:
— А я ему вообще не подходила, вот и наскучила быстро.
— Вы должны были пожениться?
— Я была уверена, что дело к этому и идет. Даже одобрение старой карги получила.
— Это впечатляет.
— Ой, брось… Достаточно даже поверхностных навыков психологии, чтобы найти подход к человеку, нащупать слабое место и манипулировать им. Знаешь, как это просто?
— Тогда почему ты не смогла его удержать?
Света скривилась и резким порывистым движением смахнула выступившие от бессильной злости слезы:
— Ты дура, что ли?! Сама не знаешь?! Потому что у него нет слабых мест, дорогуша. Рома — чертов биоробот. Псих-одиночка. Вечный двигатель. Абсолют. Таких — больше нет. Поверь мне — я очень старательно искала.
— Ты его так сильно любишь?
— Я его — ненавижу!
Элиза невозмутимо поднесла напиток к губам и сделала крошечный глоток. Ни разу не веря в этот крик. И, совершенно не получив удовольствия, с коротким стуком отставила бокал в сторону. А затем подтянула ноги к груди и обняла себя за коленки, предчувствуя долгий-долгий разговор. Загоняя обратно успевшую мелькнуть циничную мысль, что заняться все равно нечем, можно для разнообразия побыть жилеткой бывшей любовницы мужа. Одной из. Бывших любовниц. А, может, открыть консультацию, а там и остальные подтянутся?..
Еще одна порция алкоголя, нервное шмыганье носом и, полностью сползши на пол, гостья свободно растянулась и принялась говорить, уставившись в потолок:
— Всегда мечтала выйти замуж за такого мужчину: строгий, серьезный, состоятельный, решает все твои проблемы. Бонус — хорош собой, молод. И совсем уж сектор-приз — горячий секс с ним. Профессиональные охотницы обычно ставят себе цели пониже. А я замахнулась.
— Кто-кто?
— Говорю же, ты — дура, — собеседница скосила на нее до комичности потрясенный взгляд, мол, как можно не знать элементарных вещей, но потом все же смилостивилась, — это девушки, целенаправленно ищущие подходящих папиков, они располагают закрытой информацией о самых богатых мужчинах. Искусно подстраивают ситуации, в которых можно себя показать, заинтересовав конкретный объект, а потом по-разному: кому-то удается выйти замуж, кому-то — попасть в содержанки, а кто-то — и вовсе довольствуется оставленными за ночь чаевыми.
— Это такой вид элитной проституции?
— Ну…иногда. Среди них есть очень принципиальные девочки, которые не размениваются. И движутся именно к свадьбе.
— Как ты? — у Элизы не получилось убрать сарказм из голоса.
— Ты вот подъ*бываешь, а я, между прочим, четыре месяца готовилась только к первой встрече. Наблюдала за ним, изучала привычки, наклонности, копила сведения о семье, работе, увлечениях. И не сразу, знаешь ли, смогла Рому зацепить. Еще три месяца просто мозолила глаза.
Теперь пришла очередь Элизе изумленно хлопать ресницами. Сама мысль, что кто-то ведет на тебя охоту, казалась страшной. Дикой. Даже жуткой. Это не просто флирт или «брачные игры», это — похожие на преступление махинации.
— В общем, — подытоживает «охотница», приподнимаясь, чтобы смачно отхлебнуть янтарной жидкости, но уже без церемоний прямо из горла, — намаялась я с ним. Адский труд.
— Вряд ли ты отдаешь себе отчет в том, что такое «адский труд» на самом деле. Давай я помогу тебе с терминологией. Бл*дский труд — самое то.
— Ой, иди нах*й, еще ты меня не осуждала…
Блондинка, ничуть не обидевшись, снова приложилась к бутылке. Тонкая карамельная струйка вытекла из уголка рта и покатилась по шее в декольте. Света сглотнула и небрежно вытерла губы тыльной стороной ладони, размазывая нюдовую помаду.
Элиза смотрела на эту красивую молодую девушку и…ничего не чувствовала. Даже жалости. А та сейчас выглядела именно жалко. Повержено. Отталкивающе.
— Зачем ты пришла, Света?
— Не знаю, — ответила она просто, дернув одним плечом и принимая сидячее положение, чтобы удобнее было пить.
— Ты не кажешься глупой и инфантильной. Это не импульсивный порыв.
Света расхохоталась, откинув голову назад и сверкая ровным рядом зубов.
А Элиза все так же равнодушно и безэмоционально смотрела в ее невероятные голубые глаза, которые после слез и повышенного градуса в крови приобрели удивительный фиалковый оттенок.
Они пробыли в тишине довольно долго. Может, полчаса. Может — больше.
А потом гостья тихо заплакала, признаваясь:
— Я не могу его забыть. Всех сравниваю с ним. Не вижу выхода, схожу с ума, зная, что уже ничего не вернуть, и я сама виновата…
И прозвучало много других признаний. Искренних, глубоких, отчаянных. Сломленная безответной любовью женщина рассказывала ей свою историю, и Элиза молча слушала. Это было единственное, чем девушка могла помочь. Больше никаких ресурсов в ней не было. Даже сочувствия. Ни капли. Не было.
Потому что она сама сейчас была в ситуации хуже, чем собеседница.
Только ее агония была безмолвной и горела синим пламенем глубоко внутри, где адовы черти пиршествовали подаваемыми лакомствами — муками вины, одиночества и никчемности.
— Тебе пора домой, — Элиза взглянула на вспыхнувший очередным входящим вызовом экран мобильного, который лежал у бедра горевавшей, и часы на нем показывали начало двенадцатого.
Света залпом прикончила крохотные остатки рома на самом донышке и пьяно выдохнула. Высохшие дорожки потекшей туши и растрепавшиеся волосы делали ее какой-то совсем беззащитной. Элиза выведала адрес и вызвала такси со своего телефона. Пока машина подъезжала, она накинула на себя кардиган и обулась в первые попавшиеся ботинки, после чего помогла незваной гостье встать, одеться и под руку добрести до лифта. На последних этажах блондинка снова разговорилась:
— С ним никто не будет счастлив, потому он сам очень несчастный. Бесчувственный. Бессердечный… — видимо, эпитеты закончились, и она всхлипнула от досады. — Я же даже Руслана пыталась соблазнить, думала, они похожи, смогу обмануть себя…
— Наверное, это все-таки одержимость, а не любовь. Я уверена, на свое ты еще наохотишься, — изрекла прагматично Элиза, когда они оказались на улице.
Света плюхнулась на заднее сидение и позволила девушке закрыть за ней дверь. На этом фееричная встреча должна была быть окончена, но бывшая пассия Разумовского опустила стекло и нагло заявила:
— Ты всё же дура, понятно?! Совсем *банутая! Я бы выгнала тебя в тот же момент, а ты… Говорю же, вы с ним похожи… Но даже это тебе не принесло победы, ясно? Дура!
И рассмеялась скрипуче из последних сил.
Иномарка выехала за ворота, и те с натягом и небольшим грохотом закрылись.
Элиза очень надеялась, что видит эту особу последний раз.