был вас разлюбить и не скучать по тем чувствам, будто их и не было?
Фаина стёрла с щеки слезу.
— Он и разлюбил. Я — нет.
Тая порывисто обняла наставницу.
— Вы жалеете, что когда-то сделали такой выбор?
Фаина встряхнулась и постаралась улыбнуться.
— Нет. Как ни странно, не жалею. — Чуть погодя добавила: — Уже нет.
Тая разжала объятия и встала.
— Но почему вы мне это сейчас рассказываете? Вы думаете, что я тоже могу влюбиться?
Фаина тоже встала.
— Можешь. Все мы люди, даже купидоны.
Тая подошла к велосипеду и перекинула ногу через раму.
— В любом случае об этом рано говорить, сначала нужно влюбиться, — она оттолкнулась ногой, — до свидания.
Тая была на выезде из парка, когда Фаина задумчиво проговорила:
— Уже влюбилась, девочка моя, и светишься как гирлянда.
Домой Тая вернулась поздно, оставила Игната без ужина. Он заказал японскую лапшу и уже прикончил свою порцию, когда она вошла в квартиру.
Тая кивнула и сразу же забежала в ванную. Поплескавшись в душе, переоделась в пижамный костюм и замерла перед зеркалом. Провела пальцем от шеи до ключицы, оттянув воротник, коснулась стрекозы. Повторила маршрут, озвученный Игнатом, и с сожалением признала, что сердце опять пустилось вскачь.
Вернувшись в комнату, она отметила, что Игнат снова увлечён своими рисунками, и направилась в кухонную зону. Кошка выглядела непривычно тихой и печальной, будто предчувствовала скорое расставание. К Тае она не приближалась, сидела на коленях Игната, время от времени получая от него то почесывание за ушком, то поглаживание по спинке. Игнат успел принять душ еще до прихода Таи, переоделся в пижамные штаны и майку.
Закончив рисунок, он стянул с носа очки и захлопнул папку.
— Ты, между прочим, ответственна за тех, кого приручила.
Тая притянула к себе коробочку с лапшой.
— Что?
Игнат встал и, переложив кошку на кресло, подошёл к кухонному столу.
— Ты приучила к вкусной домашней пище и вдруг перестала готовить.
Тая прожевала лапшу и фыркнула без малейшего сочувствия.
— Ты же знал, что это всего на две недели, пока ремонт не закончится.
— Я не ожидал, что привыкну, — нехотя сознался Игнат.
— Зато ты Дядю Петю поломал. Она меня теперь вообще не признаёт и даже, кажется, ненавидит, — пробурчала Тая.
— Она у тебя дама с характером, — Игнат отодвинул стул и, сев на него задом наперёд, сложил на спинке руки. Какое-то время молча наблюдал за Таей. — Какая любовь родилась сегодня у Кати и разносчика пиццы?
Тая прожевала лапшу и улыбнулась.
— Ещё не родилась. Но это вопрос времени, они явно подходят друг другу.
Игнат отклонился и саркастично ухмыльнулся.
— Разве это не противоречит твоей теории, что притягиваются не противоположности?
Тая замерла, вилка выскользнула из её руки и, упав на стол, вымазала его соусом.
— Что ты сказал?
Игнат недоумённо нахмурился.
— Я сказал, разве это… — начал он и умолк, внезапно осознав, что не должен знать об этой теории.
Тая вскочила со стула, её глаза сверкали от гнева, ноздри раздувались.
— Ты читал мои записи?!
Игнат понял, что отпираться нет смысла.
— Читал.
— Как ты мог?!
Тая сделала шаг вперед, занесла руку, сжатую в кулак, чтобы, как обычно, физически выместить злость, но не смогла ударить. Рука безвольно повисла. В глазах стояли слёзы.
— Как ты мог? — вновь спросила она на тон ниже, но от этого тихого мрачного голоса Игнату стало ещё неуютней.
Ни разу в жизни ему не было так стыдно.
— Прости, — обречённо выдохнул он.
— Зачем ты это сделал? Я и так тебе много рассказала. Ты не должен был ничего знать, а это… это личное, тайное.
Тая отступила назад, уже не пытаясь скрыть обидные слёзы.
Игнат поднялся и протянул к Тае руку, но она с силой её оттолкнула.
— Не надо.
— Витаминка, — судорожно выдохнул он.
— Я не хочу с тобой говорить, — пятясь, она сделала несколько шагов и, развернувшись, выбежала из квартиры.
Когда дверь за Таей захлопнулась, Игнат стряхнул оцепенение и тоже вскочил. Хотел броситься за Таей, но вместо этого подошел к груше, несколько раз ударил по ней кулаком. Поверхность оказалась слишком мягкой, чтобы утихомирить гнев, он чуть сдвинулся в сторону и треснул по кирпичной стене. Костяшки на пальцах закровоточили, боль прострелила руку до самого плеча, но не заглушила рвущуюся наружу злую безысходность. Зачем он вообще полез в её тетрадь? Знал же, что нельзя, подозревал, как она отреагирует, но не справился с любопытством, да и не воспринимал поначалу её слова всерьёз. Какой купидон? Бред и вымысел. А теперь она не просто обижена, оскорблена и вряд ли сможет ему доверять.
Его взгляд упал на папку с рисунками. Он на мгновенье заколебался, отступил от стола, но потом решительно схватил папку и вышел вслед за Таей.
Хлопнув дверью, почти бегом пересек коридор и собирался перескочить через перила, но заметил на подоконнике лестничной площадки ссутулившуюся фигуру. Тая сидела, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Увидев лохматого Игната, повернула голову в его сторону, заметила окровавленную кисть, но ничего не сказала.
Игнат осторожно, боясь её спугнуть, подошёл и протянул папку.
Тая нехотя взяла её, но не открыла, а просунув между грудью и коленями, вернулась в ту же позу.
— Что ты с рукой сделал?
Игнат только сейчас почувствовал жжение на пальцах и удивлённо посмотрел на кисть.
— Пытался себя наказать.
— Надеюсь, тебе больно, — холодно сказала она.
Игнат провёл по волосам, пытаясь хоть немного пригладить торчащие пряди.
— Больно, но не там. Прости меня, Витаминка.
Тая слезла с подоконника и, прижимая папку к груди, приблизилась к Игнату. Взяла его окровавленную руку и, приподняв чуть выше, внимательно оглядела.
— Кто ж так бьет? Повезло, что пальцы не сломал, — она укоризненно покачала головой и направилась к дверям квартиры. — Что стоишь? Нужно ссадины промыть и чем-нибудь обработать.
Игнат
