***
Но на следующее утро Стас подъезжает к подъезду ровно в одиннадцать, как договаривались. Звонит мне на сотовый:
— Карета подана. Выходи.
Выбегаю с полными пакетами.
Он стоит зевает, но, увидев меня, улыбается тепло и радостно. Не как вчера. Распахивает передо мной дверцу. И вообще он сегодня — сама галантность.
Потом садится сам, и мы трогаемся с места.
— Я тебя подожду, — говорит Стас, высадив меня у клиники.
— Да необязательно.
— Обязательно. Тем более кто-то обещал, что потом поступит в полное мое распоряжение, — многозначительно подмигивает он.
— Стас… — неуверенно начинаю я. — А пойдем со мной? Нет, правда, идем? Раз все равно останешься ждать. Заодно с мамой тебя познакомлю. Давай?
Стас на миг теряется, но затем с улыбкой говорит:
— Почему бы и нет.
***
Не знаю, как Стас, но я иду и волнуюсь. Веду его к маме, а внутри аж дрожу. Сама не понимаю, почему. Может, боюсь, что они друг другу не понравятся или опасаюсь какой-то неловкой ситуации, не знаю. Уже почти жалею, что всё это затеяла.
Захожу первой — вдруг мама не готова к приему гостей. Но она одета и сидит в коляске. Недавно вернулась с процедур.
— Привет, — склоняюсь над ней и целую в щеку. — Как ты?
— Хо… хорошо, — от волнения мама немного заикается. — Женя… как… как…
— Как съездила на олимпиаду? — договариваю я за нее.
Мама кивает.
— Отлично! Результаты, правда, будут позже. Мам, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Она сразу вся подбирается. А я завожу в палату Смолина.
— Мам, это Стас. Мы с ним учимся в одном классе. И… в общем, мы теперь вместе.
— Здрасьте, — кивает с порога Стас. И переводит на меня сконфуженный взгляд.
Мама ему улыбается, но я вижу, что и она очень напряжена.
Сначала неловкость, конечно, зашкаливает. Им обоим явно не по себе. И мама стесняется, и Стас как не в своей тарелке. И оба не знают, что говорить, так что я болтаю за нас троих.
Однако потихоньку они тоже втягиваются в разговор. А спустя полтора часа мы уже пьем чай с конфетами и вполне себе непринужденно беседуем. Моментами даже смеемся. Разве что иногда Стас плохо понимает маму, и я между ними как переводчик.
***
— Спасибо тебе огромное, — на эмоциях говорю ему, когда едем обратно.
— За что? — удивляется Стас.
— За сегодняшний день. Мне давно не было так хорошо, как сегодня.
— Да я же ничего такого не сделал, — пожимает он плечами.
— Ты был с нами… ты очень понравился моей маме… ты… — я хочу подобрать слова, чтобы выразить все, что сейчас чувствую, но не могу, и просто заключаю: — Ты — классный, официально тебе заявляю.
На это Стас довольно улыбается. Я хочу продолжить свою пламенную речь, раз уж меня разобрало на откровения, но тут коротко тренькает телефон, оповещая о новом сообщении.
Достаю из сумки сотовый. Сообщение пришло с незнакомого номера. Бездумно открываю.
«Ну ты и дура»
Хмыкнув, удаляю его. А в следующую секунду приходит еще одно, и меня будто окатывает холодной водой.
«Спроси у Смолина, что случилось с твоей матерью. Хотя он тебе, конечно, не скажет правду. 100 % будет вешать лапшу про какой-нибудь несчастный случай. А ты, дура, верь». И вместо точки три хохочущих смайлика…
75. Женя
— Что? Дурная весть? — интересуется Стас, поглядывая на меня озабоченно.
— Да так, — отмахиваюсь я, — ерунду всякую пишут.
Кое-как выдавливаю для убедительности вялую улыбку.
— Что пишут? — еще больше тревожится он. — И, главное, кто?
Я прямо чувствую в нем моментально вспыхнувший боевой дух.
— Да не бери в голову.
— Нет уж. Еще бы тебе не написывали всякие… Я ж вижу, ты расстроилась. Покажи мне.
— Ой да боже, Стас… Ну, написали, что я — дура. А кто — неизвестно. С незнакомого номера кто-то.
— С незнакомого? Сто пудов, это Янка. Никак не уймется. Она еще что-нибудь написала?
Этот вопрос меня настораживает. А вдруг все-таки тогда что-то было, а Стас меня действительно обманул? Вдруг и правда это никакой не несчастный случай? Нет, он не мог, говорю себе. Не мог! Он не такой. Он не стал бы меня обманывать в том, что для меня самое-самое важное…
Скашиваю на него глаза. И еще раз в уме повторяю: он не мог. Только не он.
А вот Яна, а это, скорее всего, она, и правда могла придумать что угодно, лишь бы нас рассорить.
После клиники мы заезжаем ко мне. Я кормлю Стаса обедом. Ничего особенного — всего лишь борщ и бигус. Вчера приготовила, пока его весь вечер ждала. Но Стас налегает на еду, как будто целый год его нормально не кормили. Сметает всё влет и просит добавку. Еще и нахваливает так, будто ничего вкуснее в жизни не ел. Так и не скажешь по его аппетиту, что он у нас наследный принц, живет в загородном замке и ест деликатесы.
Глядя на него с улыбкой, вдруг отмечаю, что он как-то неуловимо изменился. Не то чтобы похудел, но лицо у него слегка осунулось. Хочу даже спросить в шутку, не посадили ли его дома на голодный паек, но осекаюсь. Вдруг не поймет шутку, решит, что куском попрекаю.
— Ты и правда готовишь офигенно, — доев, изрекает Стас. — Лучше всех.
Он сейчас похож на сытого довольного кота, которому для полного счастья не хватает только ласки.
Я убираю посуду в раковину. Подхожу к нему сзади и ерошу на затылке волосы, а он ловит мою руку и прижимает к губам. Медленно целует каждый палец и внутреннюю сторону ладони. Потом переходит на запястье и выше. А затем тянет меня к себе, усаживает на колени и впивается в губы долгим поцелуем.
***
От меня мы едем в центр, к скверу Кирова. Гулять.
Там уже к Новому году и елку установили, и понастроили ледяные фигуры и лабиринты, и залили горку.
Она высокая, длиннющая, в шесть полос. Народу на ней — не протолкнуться. Все галдят, хохочут. И вокруг ощущение праздника.
Стас где-то подбирает картонку для меня, а сам очень рискованно катается с горки на ногах.
Я ему говорю:
— Упадешь!
— Пфф, — пренебрежительно отмахивается он и снова, лихо оттолкнувшись, едет стоя.
Толпа девушек, которые следом за ним съезжают вместе большой кучей, догоняют его и сбивают с ног. Стас валится прямо на них. И дальше едет уже с ними. Самого его даже не видно, только ноги торчат вверх. Девушки же пронзительно визжат на все голоса.
Уже внизу Стас еле выбирается из их кучи, без шапки, весь красный. А я смеюсь до слез.
— Не ушибся? — просмеявшись и промакивая варежкой глаза, спрашиваю я.
— Нет, — мрачно отвечает он. — Правда чуть не оглох. Дуры…
Глядя на него, меня снова пробирает смех. Стас хмурится-хмурится, но затем тоже начинает смеяться. Потом мы пьем горячий чай из пластиковых стаканчиков, прямо там же, на улице.
И весь этот день я даже не вспоминаю о дурацком сообщении.
Уже вечером, когда Стас уходит, аноним вновь дает о себе знать.
Я как раз собираюсь в душ, как на телефон прилетает новое сообщение.
«Ну, что, спросила у Смолина, что случилось с твоей матерью?»
Я перезваниваю. Звонок принимают, но на том конце ни звука.
— Алё? — повторяю я несколько раз. Потом понимаю, что дело не в связи, там просто молчат. — Яна, я знаю, что это ты. Я отвечу тебе один раз, а потом просто буду тебя игнорировать. Да, я спрашивала у Стаса, что случилось с мамой, если тебе так интересно. И он мне всё рассказал. И я его простила. Так что не переживай. Подумай лучше о себе.
Она нажимает отбой, и звонок обрывается. Ничего она мне так и не сказала, но зато спустя пару минут от нее приходит очередное сообщение.
«А про пакет он тебе тоже сказал?».
Я застываю с телефоном в руке. Пакет? Какой пакет? Стас совершенно точно не упоминал ни про какой пакет.
