Дженни! Я знаю Алекса намного дольше, чем ты. У меня сработало чутье. Это что-то важное.
— Ну хорошо, — она вздыхает, — отзвонись мне, сразу.
— В самое ближайшее время, куколка! Целую.
Алекс возвращается так быстро, что я не успеваю даже, что называется, дух перевести! Зависает в проёме двери с загадочным видом:
— Угадаешь?
— Не думаю, — отвечаю осторожно. Он смеётся счастливым смехом и выглядит совершенным мальчишкой, включая свет и заваливаясь на кровать с бутылкой виски в руках!
— Женя, пьешь виски? Шампанское мне показалось неуместным, — и тут же, при мне открывает бутылку.
— Ты ходил за виски? — у меня шок.
— Ну да, — отпивает из нее с явным удовольствием, — боюсь, что смогу живописать о прошлом только с виски! Тебе ведь интересно, как я жил все эти годы? Будешь?
Неожиданно для самой себя, я беру протянутую тяжёлую бутыль за горлышко и тоже делаю глоток. Вот так, да, без рюмок и закусок. Прозрачная жидкость цвета темного янтаря мгновенно обжигает, прокладывая горячую дорожку через мое горло к желудку. Кружит голову. Эх, как бы не напиться!
Интересно. Насколько иначе сложилась бы моя жизнь, если бы я сбежала тогда от отца? Если честно, то кроме Кати, ничего особо ценного в моей теперешней жизни нет.
И Алекс, действительно, начинает «живописать». Его обстоятельный рассказ повергает в ужас. Боже, сколько невероятных, трагических совпадений произошло в тот злополучный день. Слушая его, я пытаюсь осознать, как такое вообще возможно — Артист планировал «повесить» на Алекса двойное убийство!
— Вместо себя он подсунул в дом бомжа своего возраста и комплекции. Тела были изувечены взрывом настолько, что никто уже не стал проверять более детально, — Алекс произносит это с презрением и горечью, — для американской машины правосудия мы и сами были все равно, что бомжи! В следственном изоляторе со мной, понятно, никто особо не церемонился, — он снова делает глоток, — копы были очень рады такому подозреваемому. Женечка, если бы ты только знала, как мне было плохо…
И я замираю, вся внутренне сжимаясь, глубоко шокированная. Перед глазами живо встают картины прошлого, где иногда я, по своей крайней глупости, даже заигрывала с этим человеком на глазах у Алекса, только чтобы заставить поревновать!
Молча, забираю бутылку из его рук, чтобы тоже хорошенько приложиться. Испытываю такой стыд, как будто все это было вчера! И сказать в ответ, в общем-то, нечего. Но как мы могли знать о том, что перед нами — монстр?
— Почему ты?! Я не понимаю, — говорю, прокашлявшись от новой, обжигающей порции спиртного. Алекс прав, с виски легче!
— Вот это я и спрошу у него лично, — мрачно отвечает он, — Артист ныне живет и здравствует, представляешь? Только сменил имя и гражданство. Он теперь солидный бизнесмен в Эфиопии, владелец кофейных плантаций, купленных известно за какие деньги. Я, конечно, догадываюсь, почему он решил поломать именно мою жизнь, прикончив заодно племянника. Но не лишу себя удовольствия задать ему несколько вопросов!
Потираю покрывшийся испариной лоб.
— Слушай, а мы не упьёмся тут этим виски?
— Пей смело, дам тебе специальную таблеточку для быстрого восстановления, — смеётся.
— Вы там, блин, то на инъекциях, то на таблеточках постоянно, что ли? — улыбаюсь тоже.
— Специфика работы. Но ты можешь просто перестать пить, — отвечает Алекс, попивая из бутылки и дальше. Я же, абсолютно непривычная к такому крепкому алкоголю, начинаю, наконец, соображать, что меня уже немного штормит. И да, пора останавливаться, — кстати, была мысль, ну как вариант, что ты могла сбежать с ним!
— С кем?! — я гневно смотрю на него, — с Артистом?
— Ну да.
— С чего бы это?
— Так.
Чувствую, что даже краснею от возмущения. Как можно было предположить такой бред?
— Вариант с твоим отцом мне в голову как-то не приходил, — Алекс улыбается, видимо наблюдая, как меня всю распирает от эмоций. Ну не умею я в критические моменты жизни сохранять «бесстрастное лицо»!
— Но как ты спасся?! Ты ведь не сел в тюрьму? — продолжаю спрашивать.
— Не сел, — смотрит загадочно. И мне становится как-то щекотно, что ли, под этим его взглядом. Или тут виноват алкоголь?
— Почему? — глупо интересуюсь, чтобы как-то поторопить его с развитием темы. Хотя, не суть! Искренне радуюсь тому, что в жизни Алекса тюрьмы не случилось.
— Мне помог дед, вытащил оттуда и дал путёвку в жизнь, в самом прямом смысле этого слова, — он болтает виски, глядя через него на светильник.
— Повезло тебе с дедом! Но чем я могу помочь твоему расследованию в Эфиопии? Неужели ты думал, что, — запинаюсь немного, размышляя своим захмелевшим мозгом, — мы с ним признаемся тебе там, вместе, что сбежали, и я помогала… ему? Во всем этом?
— Ну, так плохо о тебе я не думал, — Алекс максимально расслаблен и улыбчив. Очевидно, что своим признанием я сбросила камень с его души, — но я думал, что, возможно, ты просто сбежала с ним, а потом он обманул тебя.
— Зачем ему это? — пожимаю плечами.
— Назло мне, и чтобы лишить меня алиби, например. Но вообще-то, он ведь был неравнодушен к тебе, если помнишь! — недобро прищуривается.
— Не помню, — отвечаю тоже почти со злостью, — этот человек всегда был никем для меня… И какое ещё, нафиг, алиби?
— Забудь! — Алекс играет бутылкой, не обращая на меня никакого внимания, — дядя Бенджи выстроил фактаж для обвинения. И тогда это было простое совпадение — твое исчезновение, удобное для него, как понимаю я сейчас. Но копы интересовались моим алиби в ту ночь, когда произошёл взрыв. А был я с тобой! То есть подтвердить мое алиби могла бы только ты.
Переводит взгляд на меня, а до меня еще только-только доходит.
Как назло, начинается икота. Набираю полные лёгкие воздуха, чтобы прекратить это. Безуспешно.
— Знаешь, что сказал мне следак, который вел дело?! Что ты — плод моего воображения. Сказать честно, я и сам был готов поверить в это…
— О Боже, прости, — икаю и тяжело вздыхаю. Так недолго и до пьяных слез дойти! Неловко глажу его по спине, но Алекс почему-то отодвигается.
Коротко просит не гладить его. Ага, гордый значит. Ну и ладно, оставляю в покое его спину. Он же не собачка, в конце концов, чтобы так проявлять свое сочувствие.
— Ну хорошо, а если он не признается?
— Признается, — в тоне Алекса сухая уверенность. Делает ещё глоток, — я заставлю его рассказать мне все! Намочить штанишки, — усмехается. Говорит это даже, как мне кажется, с каким-то удовлетворением, — понимаешь, из-за жажды наживы он убил единственного своего кровного родственника, который был ему как
