Адриан чуть заметно улыбнулся.
– Спасибо, Джени. Теперь, когда о случившемся знает кое-кто еще помимо членов семьи, я чувствую, что снова могу дышать. А ты, кстати, все еще здесь.
– Само собой. Я никуда не собираюсь. Кажется, мы это уже обсуждали.
Он наклонился и поцеловал меня, а отстранившись, еще несколько мгновений вглядывался в мое лицо.
– В чем дело? – спросила я.
– Я хочу, чтобы ты написала статью.
Я моргнула и подняла голову.
– Всю историю?
– Да, обо всем, – кивнул Адриан. – О жизни здесь, о медицинской школе, о том, что сделал с отцом Вьетнам…
– Но, Адриан…
– Только не надо подробностей о финансовом положении семьи, – попросил он. – Ради мамы. Она не вынесет унижения. Но все остальное…
Я вздернула бровь.
– Ты уверен?
– Как никогда и ни в чем прежде. Это как признание, которое давно рвалось наружу.
Я кивнула.
– Я позабочусь о том, чтобы оградить твою маму от лишний волнений, но хочу честно рассказать, как ты обеспечивал их с сестрой. Больше всего на свете я желаю написать именно об этом. – Я улыбнулась. – Главное, под каким ракурсом подать историю.
Адриан не улыбнулся в ответ.
– Это неверный ракурс. Вьетнам – вот что важно. Война, которая в равной степени рвет на части семьи и целые страны. Для Франции все закончилось в пятьдесят четвертом, но мы до сих пор ощущаем на себе последствия.
– А в Америке ничего не закончилось. Такое чувство, будто это будет длиться вечно.
Адриан кивнул.
– Я хочу стать врачом, Джени. Хочу помогать другим. Только это имеет для меня смысл в воцарившемся хаосе.
Я пригнулась и нежно поцеловала его в губы.
– Сходи на симпозиум. Обещаешь?
– Посмотрим. – Он обхватил меня за плечи и потянул на себя, прижимая к своему телу. Я от неожиданности взвизгнула. – До него еще неделя. У нас есть немного времени, не так ли?
Я жадно прильнула к его губам.
– Ага. Вся ночь впереди.
Проснувшись на рассвете следующим утром, мы с трудом выбрались из постели. Ночью мы почти не спали, раз за разом вознося друг друга на вершины блаженства, а потом лежали, сплетясь в тесных объятиях, целовались и просто разговаривали. Поэтому тело казалось тяжелым и полным сонной неги.
В конце концов, мы оделись и отправились на местный рынок, чтобы купить продукты для отца Адриана: багет, сыр, фрукты, овощи, яйца и горячий сэндвич крок-месье с сыром и ветчиной на завтрак. Перед выходом с рынка я заметила киоск, где продавалось домашнее варенье.
– Какое он любит? – спросила я, разглядывая красивые баночки.
– Клубничное, – рассеянно ответил Адриан и бросил взгляд на цену. – Ты вовсе не обязана…
– Но я хочу, – возразила я. – И с радостью бы познакомилась с ним. Я имею в виду, по-настоящему.
Адриан долго смотрел на меня, а потом кивнул.
– Было бы здорово.
По возвращении в пансионат мы наткнулись на алжирца, которого я встретила прошлым вечером. Он курил и читал арабскую газету.
– Bonjour [59], месье Хамиди, – поздоровался Адриан. – Как дела у вас с Имане?
– А? Bien, bien [60], – отозвался мужчина и окинул меня взглядом через едкий сигаретный дым. – Та самая американка из Нью-Йорка?
– Из Калифорнии, – поправила я с вежливой улыбкой, а после, когда мы шли по узкому коридору на втором этаже, поинтересовалась у Адриана: – Почему все думают, что я из Нью-Йорка?
– Не знаю. – Он пожал плечами, остановившись перед дверью комнаты номер пять. – При взгляде на тебя я вполне могу представить Калифорнию. Какой-нибудь пляж или тропический остров под палящим солнцем.
Я рассмеялась.
– О, ты уже стал сентиментальным?
– Точно. – Адриан нежно поцеловал меня, а потом вдруг посерьезнел. – Ты готова?
– Да, – кивнула я.
– Отец не агрессивный, просто не совсем здоров…
– Все хорошо. – Я сжала руку Адриана, свободную от продуктов.
Он чуть заметно улыбнулся и постучал в дверь.
– Папа, ты не спишь?
Дверь распахнулась, и я невольно отступила назад, уставившись на месье Руссо с всклокоченными после сна волосами и в свободном пальто, накинутом поверх пижамы. Он смотрел на нас дикими глазами.
– Ты должен пойти к Эдуарду, – сразу заявил он. – Они у него, у Эдуарда!
Адриан осторожно провел отца в комнату и попытался ободряюще улыбнуться, но я видела застывшее на его лице страдальческое выражение.
Комната Виктора оказалась такой же, как у Адриана, вот только вокруг валялись газеты и пустые бутылки. Я не сомневалась, что сын старался изо всех сил, чтобы его отец не жил в грязи.
– Кто такой Эдуард, папа? Что у него? – спокойно поинтересовался Адриан, как будто уже привык к непонятным разговорам отца, после чего поставил пакет с едой на стол, заваленный газетами, незаконченными набросками и остатками вчерашнего ужина.
Виктор бросился к столу и начал лихорадочно рыться в бумагах.
– Вьетнам. Я привез его с собой. Он у Эдуарда. Я думал, он здесь… – Он поднял смятый листок, осмотрел его и откинул в сторону. – Но потом вспомнил… он у Эдуарда… Да, у Эдуарда… – Он хлопнул себя по лбу. – Остальное… не сохранилось.
Адриан достал таблетку из маленького пузырька с лекарством и подал отцу вместе со стаканом воды.
– Откуда ты знаешь Эдуарда? – терпеливо спросил Адриан.
– После… – Виктор посмотрел на меня. – Они освистали нас. Им не хотелось видеть раненых в Марселе. Представляешь? Мы ведь просто пытались вернуться домой, вот и все. Вернуться домой…
Он взял у сына таблетку, рухнул на стул и сделал глоток воды.
Адриан повернулся ко мне.
– Он имеет в виду, что вернувшиеся с войны солдаты столкнулись с акциями протеста, – пояснил он.
Я кивнула.
– В Америке такое происходит постоянно. – Я выудила из пакета горячий сэндвич и протянула Виктору вместе с салфеткой. – Вот, держите, месье Руссо.
Пожилой мужчина пристально посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на сына.
– Они у Эдуарда, – уже спокойнее повторил Виктор. Видимо, Адриан дал ему какое-то слабое успокоительное. – У Эдуарда мои частички. Лаос, Кхмер, Вьетнам. Все они. Я пытался забыть, но тени все равно остались. – Он постучал себя по лбу. – Вот здесь.
Больше ничего не сказав, Виктор переключился на еду.
– Мне пора, – сказала я Адриану. – Нужно написать твою историю.
Он втянул в себя воздух.
– Хорошо.
– Приятно было с вами познакомиться, месье Руссо, – сказала я, но поглощенный едой мужчина не ответил мне.
Адриан проводил меня до двери и взглянул на отца, сидящего возле окна.
– Знаю, ему нужен настоящий уход, но он умирал в том госпитале для ветеранов. Вот еще одна причина подписать контракт с премьер-лигой, если меня возьмут. Так я смогу пристроить его в хорошее место.
Я сжала лицо Адриана в ладонях, нежно поцеловала и поспешно вышла за дверь, пока он не увидел моих слез.
Я вернулась в свою квартиру и сразу села за пишущую машинку. Из-под моих пальцев полилась история Адриана. Я писала о футболе и обо всем остальном, что узнала за последние дни, избегая лишь упоминания о состоянии финансов семьи Руссо, хоть и ясно дала понять, что Адриан всеми силами старается обеспечить своих родных и ради этого готов даже принести в жертву свою учебу. Я потратила на работу целое воскресенье, и к утру понедельника статья была написана.
Глядя на напечатанные слова, я позвонила своей лучшей подруге в Америку.
– Алло? – сняв трубку, ответила Хелен.
– Это я.
– Джени! – воскликнула она. – Я так по тебе скучаю. Как там Париж?
И я рассказала ей обо всем, что случилось. Ну, и об Адриане.
