Бен опускает глаза, застенчиво моргая. И мое сердце наполняется тем, что, пожалуй, нельзя назвать духом Рождества, но по ощущениям очень похоже на гимн «Радуйся, мир».
– Что бы ты приготовил самому себе? – толкаю Бена локтем, чтобы был повод придвинуться к нему ближе. Мои практические занятия по подталкиванию не прошли даром и наконец-то дают результат.
– Не знаю. У меня не так много счастливых воспоминаний, которые можно было бы использовать.
– Ну так вот, я создаю для тебя счастливый момент. Сегодня. Прямо сейчас. Только не забывай, что я не волшебница.
Я заливаю воду в кружки со смесью для горячего шоколада.
Он смеется, распаковывая карамельную палочку, чтобы помешивать какао. Я беру баллончик и выкладываю сверху горку взбитых сливок.
– Если я – имбирное печенье, то ты – чашка горячего какао. Она радует в такую холодную ночь, как сегодня. Мы можем назвать это «Горячее какао Бенджи».
– Я не Бенджи.
– А кто же тогда? Скажи!
Он улыбается, слизывая сливки из уголков рта.
– Это фамильное имя. Так звали персонажа одного известного рассказа. Он сначала был злым, но потом осознал, сколько горя сам себе причинил. И поклялся идти вперед, стать добрым, делать добро и оставаться с Рождеством в сердце весь год…
– Dios mío. Бен – это сокращение от Гринча?
– Нет! От Эбенезера. Из повести Диккенса[47], кажется? И… ты ведь знала, о чем я говорил все это время, правда?
Я смеюсь, и он присоединяется ко мне.
– Иногда в тебе больше специй, чем сахара, – говорит Бен.
– Ты же повар. Ты любишь специи. Но я буду продолжать звать тебя Беном, если можно. А то полное имя звучит так, будто ты старик.
– Конечно. Кстати, это какао – лучшее в моей жизни.
– Обманщик.
– Ты уверена, что не хочешь пойти со мной в кулинарную школу?
Фыркаю, поднимаю кружку и чокаюсь с ним.
– Совершенно уверена. Но, возможно, мы найдем место, где колледж и кулинарная школа будут рядом, – улыбнувшись, подношу чашку ко рту и делаю большой глоток, чтобы успокоиться. – Разве хоть одна девушка, попробовав твое имбирное печенье, согласится променять его на что-нибудь другое?
– Это что, особый подкат от официантки?
– Да. Именно так.
А потом, когда канун Рождества превратился в Рождество, ожидание стало реальностью. Мы поцеловались, и вкус поцелуя был, как какао со взбитыми сливками. Он был полон надежды, счастья и волнения. Именно таким, каким и должен быть поцелуй с Беном – наши губы улыбались вместе.
* * *
Если вы будете искать в интернете «город Кристмас, США» (ничего страшного, у каждого свое хобби), вы не найдете мой дом. Кристмас – это даже не город. Так, поворот на автостраду.
Вы не найдете Энджела, который с улыбкой и гордостью показывает свои новые картины – единственные нерождественские объекты на стенах закусочной. Вы не найдете Лорну, которая открывает в Кристмасе книжный клуб и спрашивает у Бена, что лучше подать в качестве закусок на открытие. Вы не найдете нашу семью, которая сидит на диване и смотрит «Бонанца» в переводе на испанский (эти DVD мы с мамой подарили Рику на день рождения).
Вы не найдете Кенди. И Джерри, кстати, ее тоже не найдет.
И вы не найдете нас с Беном, сидящих на крыше, разговаривающих, смеющихся и строящих планы в нашей теплой, дружелюбной, полной надежд статистически обособленной местности.
Не важно, сможете ли вы найти мой дом.
Главное, что я сама его нашла.
Элли Картер
Вифлеемская звезда
Эта история не такая грустная, как обычные рождественские истории.
Я ведь не Малютка Тим. Ко мне не приходил ни Дух Рождества прошлых лет, ни Дух нынешнего или будущего Рождества[48]. В этом рассказе не будет ангелов или эльфов, волхвов или пастухов. Даже Санта тут не появится.
Нет. Как оказалось, меня посетила Хульда[49].
– Да. Да, – ее высокий, чистый голос донесся до меня сквозь толпу людей, стоявших слишком тесно и одетых в слишком тяжелую зимнюю одежду. Наше дыхание оседало на окнах, почти скрывая очертания «Боинга 747», стоявшего снаружи. Я переминалась с ноги на ногу, думая о том, найдется ли на Земле еще более суматошное место, чем чикагский аэропорт О’Хара за пять дней до Рождества.
Люди ждали своих рейсов. Подхватив детей, бежали на пересадку. Толпились у стоек регистрации. И надо всем этим через скрипучие динамики раздавались рождественские песни. А я почему-то не могла отвести взгляда от блондинки, облокотившейся на стойку возле выхода H18.
– Нью-Йорк, – сказала девушка. – Я лечу туда. Один билет, пожалуйста. Как можно скорее.
Ее английский был идеален, и все же в голосе чувствовался акцент, но я не могла понять какой. Слишком уж четко она выговаривала согласные. Словно боялась, что ее могут не понять.
Девушка протянула сотруднице аэропорта билет, выдавив чуть запоздалую улыбку.
– Пожалуйста.
Мельком взглянув на бумажку, сотрудница натянуто улыбнулась в ответ.
– Ох, извините, но этот билет – не в Нью-Йорк.
Блондинка закатила глаза.
– Да. Потому я и стою в этой очереди и разговариваю с вами. Вы можете поменять его на билет в Нью-Йорк, нет? Ничего страшного. Я подожду.
Покачав головой, сотрудница стала что-то набирать на клавиатуре. Девушка ждала, как и обещала.
– Нет. Простите, – через мгновение сказала сотрудница. – Ваш билет обмену и возврату не подлежит. Вы понимаете?
– Я исландка. А не идиотка.
– Разумеется. Да. Просто… – сотрудница отвела взгляд, пытаясь подыскать нужные слова. – Боюсь, что этот билет нельзя использовать на этом рейсе. И даже если бы такая возможность была, все места уже заняты.
– Но мне нужно в Нью-Йорк! Я думала, что могу полететь туда, куда позволит этот билет, а потом сесть на автобус или поезд до Нью-Йорка, но это слишком далеко. В Исландии расстояния… не такие большие. И теперь я полечу туда, где не хочу быть, чтобы увидеть того, кого я не хочу видеть, и…
– Извините, – покачала головой сотрудница аэропорта. – Вы можете купить другой билет в Нью-Йорк. У нас есть другой рейс, который улетает завтра в шесть утра. Если вы хотите попасть в Нью-Йорк, вам нужно купить билет на этот рейс.
– Но у меня уже есть билет! – перебила ее девушка, снова протягивая тот же билет.
