– Бабуля, как чудесно дома!
Альберто Спинелли поспешил к внучке, а Анна уткнулась в его широкую грудь, чувствуя себя защищенной от всех превратностей жизни. Он был на целый фут выше жены. И хотя его волосы давно поредели и побелели, темные глаза весело поблескивали из-за толстых очков.
Дедушка почти внес Анну в гостиную, и старики засуетились вокруг нее.
Они говорили быстро, на смеси итальянского и английского. Главное – накормить девочку.
Тереза считала, что ее внучка вечно голодает. Накормив Анну овощным супом со свежим хлебом и тушеной говядиной, она немного успокоилась: теперь ее деточка не умрет от недоедания.
– А теперь, – Ал откинулся на спинку стула и запыхтел толстой сигарой, – расскажи, почему ты здесь.
– Неужели нужна причина, чтобы приехать домой?
Пытаясь окончательно расслабиться, Анна растянулась в одном из двух огромных кресел с подголовником. Эти кресла переобивались бессчетное число раз. Сейчас обивка была очень веселой, полосатой, но сиденье все равно продавилось под Анной, как масло.
– Ты звонила три дня назад и не сказала, что приедешь домой.
– Это получилось совершенно неожиданно. У меня было полно работы, я устала, а тут как раз появилась возможность немного отдохнуть. Мне захотелось побыть дома, поесть бабулиной стряпни…
Это было правдой, но не всей правдой. Анна считала неразумным рассказывать дедушке и бабушке, что она влюбилась по уши, без оглядки, а закончилось все это разбитым сердцем. Зачем их лишний раз огорчать?
– Ты слишком много работаешь, – заявила Тереза. – Ал, разве я не говорила тебе, что девочка работает слишком много?
– Она любит много работать. Она любит использовать свои мозги. И это отличные мозги! У меня тоже отличные мозги, поэтому могу сказать, что она приехала не только лакомиться твоими блинчиками с мясом.
– У нас блинчики на ужин?
Анна весело улыбнулась, хоть прекрасно знала, что не сможет надолго отвлечь стариков. Они были рядом с ней в самые плохие времена – сколько бы боли она им ни причиняла. Им и самой себе. Они видели ее насквозь.
– Я начала готовить соус, как только ты позвонила с дороги. Ал, не мучай девочку!
– Я ее не мучаю. Я спрашиваю. Тереза закатила глаза.
– Если бы в твоей большой голове действительно были такие хорошие мозги, ты понял бы, что она сбежала домой от молодого человека. Он итальянец? – строго спросила Тереза, пронизывая Анну взглядом ярких птичьих глаз.
Анна не смогла сдержать смех. Господи, как же хорошо дома!
– Понятия не имею, но он обожает мой красный соус.
– Значит, у него хороший вкус. Почему ты не привезла его домой познакомиться с нами?
– Потому что у нас возникли проблемы, и мне надо их разрешить.
– Разрешить? – Тереза всплеснула руками. – Как ты можешь их разрешить, когда ты здесь, а он там? Он красивый?
– Потрясающий!
– Он работает? – поинтересовался Ал.
– Начинает собственный бизнес… с братьями.
– Это хорошо. Значит, он понимает важность семьи, – Тереза одобрительно кивнула. – В следующий раз привезешь его, мы посмотрим своими глазами.
– Хорошо, – сказала Анна. Согласиться было легче, чем объяснять. – Я пойду распакую вещи.
– У девочки болит сердце, – прошептала Тереза, когда Анна вышла из комнаты. Ал погладил ее руку.
– Она справится. У нее сильное сердце.
Анна не спеша развешивала одежду, раскладывала белье в ящики своего старого комода. Эта комната хранила столько воспоминаний! Обои немного выцвели. Анна помнила, как дедушка сам оклеивал стены, когда она переехала сюда, чтобы в комнате было повеселее.
А она ненавидела прелестные розы на стенах, потому что они выглядели такими свежими и живыми, а она чувствовала себя мертвой…
И розы все еще цвели здесь – чуть состарились, но цвели. И дедушка с бабушкой тоже состарились…
Анна села на кровать, вслушиваясь в знакомый скрип пружин. Все здесь было знакомо, уютно, безопасно. И Анна призналась себе, что мечтает именно об этом. О доме, детях, заведенном порядке… со всеми сюрпризами, которые всегда преподносит семейная жизнь. Она понимала, что некоторым такие желания показались бы слишком банальными. Когда-то она сама себе это говорила.
Но теперь она поумнела. Дом, брак, семья… В этом нет ничего банального. Эти три составляющие формируют уникальное и бесценное целое.
И она хочет всего этого. Ей это необходимо.
Может быть, до сих пор она просто играла? Не была до конца честной – ни с Кэмом, ни с самой собой? Она не говорила ему о своих мечтах, но в глубине души разве не начала надеяться, что он разделил бы их? Очевидно, нужно было оказаться дома, чтобы понять: она только притворялась, что ее устраивает секс без всяких обязательств. Ее сердце безрассудно жаждало большего.
Так, может быть, она заслужила, чтобы это сердце разбили?
«Черта с два! Ничего подобного я не заслужила!» – подумала Анна, вскакивая. Она просто старалась удовлетвориться тем, что было, она сознательно приняла ограничения их отношений. И все же Кэм не доверял ей…
«Будь я проклята, если стану винить за это себя!» – решила Анна, подходя к потрескавшемуся зеркалу над комодом, и начала освежать макияж.
Когда-нибудь у нее все это будет. Сильный мужчина, который будет любить и уважать ее, доверять ей. Он будет видеть в ней союзника, а не врага! Если она захочет, у нее будет и дом в деревне около воды, и собственные дети, и глупая собака… У нее будет все!
Просто это будет не с Кэмероном Куином… Что ж, ей следует благодарить Кэма хотя бы за то, что он раскрыл ей глаза не только на ущербность их так называемой любовной связи, но и на ее собственные желания.
Но лучше задохнуться насмерть, чем благодарить его!
Кэм обнаружил, что неделя может длиться вечно. Особенно если откусил больше, чем в состоянии проглотить.
Иногда ему безумно хотелось затеять с кем-нибудь драку, но в следующее мгновение он понимал, что помочь ему может только честный разговор с Анной.
Хорошо еще, что начало работы над яхтой занимало почти все его время и требовало сосредоточенности. Он не мог позволить себе думать о ней, обшивая корпус. И все равно думал!
Он пережил несколько отвратительных минут, представляя ее на каком-нибудь Карибском пляже – в том маленьком бикини – с мускулистым загорелым типом, который втирает крем от загара в ее кожу и покупает ей май-тай[4].
Потом он убеждал себя, что Анна сбежала куда-нибудь зализывать свои воображаемые раны и, вероятно, лежит в комнате какого-нибудь отеля, опустив шторы и рыдая в подушку.
Но и эта картина не поднимала его настроения.
