На лицо Аллегры легла тень.
– Не хочу об этом разговаривать.
– Слишком тяжело? Со временем станет легче, – сочувственно произнесла я. – Когда Габи рассталась с Аароном, не представляла себе
– Нет, – перебила меня Аллегра. – Я вообще не могу об этом говорить. Сначала надо побеседовать с юристом.
– Юристом? – Моя рука взметнулась к губам. Неужели все настолько страшно? – О, Аллегра! Мне очень жаль!
Сестра кивнула.
– Знаю. Он уже выехал, скоро будет.
Скоро будет? Я нахмурилась.
– Может, сначала тебе лучше успокоиться, прийти в себя?
Аллегра провела у губ сжатыми указательным и большим пальцами, будто закрывая рот на замок-молнию.
Мама нетерпеливо вздохнула, а отец поднял руку, чтобы она молчала.
– Моя дочь! – провозгласил он с отталкивающе довольной улыбочкой – Первым делом думает о твердой юридической почве под ногами. Такую не оставишь с носом! Ну, теперь ты рада, что благодаря мне вы подписали добрачный договор в Англии, не в Стокгольме? М-м?
Аллегра пренебрежительно кивнула.
– Заключить контракт по уму – это ведь тоже своего рода искусство, – возгласил отец.
– Но, дорогая, почему бы тебе не поселиться в Хэме? – спросила мама.
Ее руки машинально зашарили в поисках сигарет, но она, судя по всему, в который раз «завязывала» с курением – в комнате не было ее неизменного спутника, золотого портсигара. Вместо него мама вытащила из-под дивана большую сумку с вышитым котенком спереди, извлекла из нее бесформенный моток пряжи и, к моему великому изумлению, застучала спицами, плотнее сжав губы, между которыми при обычном раскладе белела бы сигарета.
Отец театральным жестом стряхнул пепел с сигары в камин.
– Интересно, что тебя быстрее доконает, Мартин, – сказала мама, прикрывая глаза. – Табак или жизнь со мной?
– Жизнь с тобой, радость моя, во всяком случае надеюсь, – не моргнув глазом ответил отец. – Я член правления по меньшей мере двух импортеров табака – не хотелось бы бросать тень на собственный бизнес. – Он снова повернулся к старшей дочери. – Ты не ответила на мамин вопрос, Аллегра: почему бы тебе не поселиться в Хэме? У тебя там отличный дом. В чем дело? Ларс поменял замки?
– Ничего он не поменял, – огрызнулась Аллегра, гневно вскидывая руки в черных длинных
рукавах. В перепалке было два главных действующих лица – она и отец. – Это мой дом!
– Так почему ты не отправилась туда, а явилась в своей ярости к нам? – вопросил папаша. – Мы с мамой насытились твоим безумием, когда ты была подростком. Больше не потерпим телефонных звонков посреди ночи и дохлых кошек в саду.
Дохлых кошек? Мне о них никто не рассказывал, даже тогда.
– Мы, конечно, рады видеть тебя, дорогая, – прибавила мама, громко стуча спицами. – И ничего не имеем против…
Отец повернулся на каблуках.
– Ты в своем уме, Белинда? Разумеется, мы против! Ведь я, помимо того что являюсь членом парламента и страшно занят, теперь еще состою в двух олимпийских подкомитетах!
– Серьезно? – в некоторой растерянности спросила я. – Не знала.
– Да, мне предложили стать членом специальных комитетов по подготовке к Олимпиаде Лондон-2012. У меня теперь нет ни минутки свободной: встречи, переговоры и прочее.
Отец вздохнул, будто полжизни не проездил по командировкам, увиливая от ответственной работы.
– В самом деле? – спросила я пораженно, несмотря ни на что. Мой отец – участник приготовлений к Олимпийским играм! Вот это да! – Поздравляю!
Папаша небрежно махнул рукой, однако его физиономия просияла от гордости.
– В наши дни возможности проявить себя, сами идут в руки. Естественно, избранным. Ну, понимаете.
К сожалению, мы понимали.
– Что это за комитет? – с живым интересом полюбопытствовала я.
– Решает массу вопросов. Я не имею права распространяться о таких вещах, – сказал отец. – До поры до времени надо держать язык за зубами. Скажу одно: мне доверяют очень важные дела. Крайне важные. – Тут он, по-видимому, вспомнил о происходящем теперь – резко повернулся к Аллегре и окинул ее гневным взглядом. Та устроилась на диване с видом воинственно настроенного прорицателя перед хрустальным шаром. – Я больше не потерплю, чтобы в моем доме, когда у меня пропасть дел, устраивали любительские спектакли. Если захочу посмотреть «Призрак оперы», отправлюсь в Уэст-Энд. В общем, так: сегодня можешь остаться, но не планируй поселиться здесь и воображать, будто ты в гостинице. На выходных мы с мамой принимаем гостей.
На мамином лице отразился ужас, ее пальцы задвигались быстрее. Большую часть времени она организовывала званые ужины и вечеринки с коктейлями для отцовских избирателей и важных знакомых и писала объяснительные и извинительные записки.
– Я не могу поехать в Хэм! Дом огражден полицейской лентой «вход воспрещен»! – проорала Аллегра.
– Что? – ошеломленно спросила я, но меня никто не услышал.
– Тем более стоит поехать туда! – нетерпеливо заявил отец. – Чем скорее, тем лучше!
Я уставилась на сестру, охваченная паническим страхом. Маму известие, казалось, потрясло меньше, чем напоминание о выходных, а папа и Аллегра как будто наслаждались трагедией.
– В моем расчудесном доме полным-полно копов из трех стран, мне нельзя туда соваться, разве не ясно? – не без удовольствия прокричала Аллегра. – Моя нога бы не ступила на ваш чертов порог, если был бы хоть какой-нибудь выход! Не понимаете? Я ушла от мужа, но не тронулась умом!
Мама судорожно вздохнула, будто ей не хватало воздуха, и стала что-то искать в сумке для рукоделия. Я было подумала, сейчас она примется вязать более серьезную вещь, заготовленную для крайне тяжелых случаев, но мама извлекла пузырек, открутила крышку, высыпала на руку пригоршню таблеток и проглотила их.
– Валерьянка, – объяснила она, прочтя испуг на моем лице.
– Валерьянка, викодин, валиум, – протяжно произнес отец, попыхивая сигарой. – Алфавит наркомана не богат буквами.
– Виагры в нем, конечно, не найдешь, – съязвила Аллегра.
– Довольно! – проревел отец. – Я иду в кабинет. Сяду за работу. Не желаю обмануть доверие двадцати трех тысяч человек, что отдали за меня свои голоса.
С этими словами он затушил в камине окурок сигары и с важным видом удалился.
Аллегра, на миг встав, снова тяжело опустилась на диван и окинула раскрытую дверь злобным взглядом.
– Я думала, с возрастом придурки, типа него умнеют.
– Как бы не так, – отозвалась мама. Едва отец исчез, на нее нашло умиротворение. Вязала она, однако, в том же темпе. – С годами они лишь делаются несноснее. Как вонючие сыры.
