— Черт. Столько раз была у него и ничего, а ты и… с первой попытки…Ты ему понравилась, — сделала вывод Дашка.
— Пошему это? — удивилась я, надевая пальто.
— Читай… тут понятно написано, — нервно сунула мне назад бумажку Даша и отвела глаза.
— Пшиклажывать к больному мешту Лютик не меньше тжех жаз в день. Пежед этим пшополоскать шомашкой, — прочитала вполне обычный текст врачебных рекомендаций. — И шо?
Я хлопала глазами, переводя взгляд с рецепта на подругу, не понимая, где она тут узрела симпатию врача.
— Аня, его зовут Любомир, а Лютик — это его прозвище. Видишь, написано с большой буквы. Растительный лютик ядовитый. Нельзя его прикладывать.
— Причем тут его прозвище? — я даже про боль забыла, так занервничала.
— Ань, не тупи. Прибор свой он так называет, — пояснила Машка, осуждающе глядя на смущенно кусающую губы Дарью. — Фетиш у него.
— Какой еще фетиш? — все еще не понимала я.
— Рот, — фыркнула Машка, — в этом случае твой.
— Что-о-о? — возмутилась я. — Я не давала повода. Я порядочная девушка! Не извращенка какая-то!
Выдернув шарф и сумку из рук подруги, смерила Дашку уничижительным взглядом.
Еще один прекрасный принц превратился в коня, жующего венок из ядовитых лютиков, махнув «шатенистым» хвостом, растворился в небытие.
Обе подруги дружно возвели очи под лоб, как по команде.
— Что ж ты читаешь в своих книжках? — простонала Дашка.
— Не той литературой балуешься, мать! — назидательно проговорила Мария. — Дожила до седин и маразма, а не в курсе про… странные вкусы у мужчин.
— Врете вы все! Может это препарат так называется, — сделала предположение, заматывая на шее шарф. — И вообще он мне стразы предложил на резец поставить.
— Ну, да. Ты же не в курсе, что мужики любят украшения и красивое белье на женщинах, — нехорошо улыбнулась Машка.
— На любимые машины елочки-вонючки вешают, — подхватила Дашка, хрюкнув от смеха.
— Сами вы… елочки, — огрызнулась я и потопала по коридору на выход. — Очень смешно! Подруги называются.
Издеваются только, а меня изнасиловали… ну, почти.
Поправив шарф, хлопнула в сердцах дверью клиники и гордой походкой потопала к остановке, игнорируя Машкину машину, поскальзываясь на обледенелом асфальте.
И только на остановке, когда трое из десяти ждущих достали телефоны и постарались незаметно навести на меня, заметила, что не сняла бахилы. Смерив всех стоящих и не предупредивших о конфузе злым взглядом, стянула голубые пакеты и гордо потопала пешком.
Глава 8
Рано темнеющее декабрьское небо плакало дождиком, густо забрызгавшим окно на кухне. Капельки старательно отражали свет ранних уличных фонарей, сияя таинственными светлячками. Мозг отметил красоту момента, но уставшее сердце посоветовало засунуть эту красоту себе в самую далекую извилину.
По металлическому отливу прохаживался важный голубь. Я проводила глазами одинокую птицу.
— Гуля, мне плохо… — плачущим голосом пожаловалась сизому.
Тот будто услышал, остановился и глянул на меня золотым ободком глаза. Через секунду резко сорвался и улетел, оставив на белеющем полотне отлива свежую горку экскрементов.
— Яснее ясного… мужик, блин! Уж послал, так послал, — невесело сказала сама себе, прихлебнув крепкого кофе без сахара.
Логичное завершение неудачного дня. В супермаркете хватило ума попросить «филиное куре» и «укрушку и петроп» на салат. На выходе оступилась и сломала каблук любимых сапогов. Единственных, а потому любимых. А в свете безработного положения, я еще долго не смогу себе позволить модные вещи известной фирмы.
Три дня до Нового года, а настроение под стать погоде. Повод хандрить был более чем весомый — одновременный крах надежд карьерных и личных. И не лечится никакими «народными» средствами. Превращение очередного прекрасного принца в непарнокопытного получилось болезненным. В ход были пущены сочувствующие подруги в количестве трех душ, сумевшие отыскать не замечаемые мной недостатки и в бывшей работе, где меня подсидели, и в бывшем мужчине Виталии, для которого я оказалась слишком дорога, и он нашел подешевле. С их слов выходило, работала я в элитном «свинарнике», где откармливают, а потом пускают «на убой», вешая на таких как я всех собак. И мне еще повезло, что я вовремя унесла ноги.
Машка прямо заявила, что «плешивый хряк» Виталий из достоинств имел только красивую фамилию Вяземский, которую опозорил, упустив меня умницу-красавицу, выбрав свинью себе под стать для будущего «опороса». Вот так радикально и не стесняясь в выражениях. Подруги же… настоящие и проверенные.
Классические методы в помощь извечному «наплевать и забыть» сработали, но как-то не так. Несколько бутылок крепкого алкоголя, выпитого за раз, доказали, что бывает кое-что похуже страданий, например, похмелье. Караоке… один раз, за который будет стыдно даже в последние минуты жизни, а значит, все прошло в лучшем виде. Тогда почему стыдно? Шоппинг и покупка «того самого» платья… свадебного, напомнившего несостоявшееся предложение руки и сердца. Бывший и безотказный Лёнчик-красавчик или «моя попытка номер три», опробованный в качестве клин клином. Неудачно. Черный шоколад в количестве «тошнит от одного только вида»… Остался последний способ: «приложите к больному месту билет в жаркую страну».
Я разглядывала фонари, мелькающие фары, торопящихся мимо машин пешеходов, и выбирала страну. Поймала себя на мысли, что ищу недостатки каждой, лишь бы не ехать. Плюнула на это дело, допила остатки кофе и вернулась в комнату.
Притормозив на пороге, поморщилась от громко работающего телевизора и оглядела собравшихся. Моя семья. От взгляда на них тепло разлилось, немного приглушив тоску по несбывшемуся.
На диване расположилась ба, или Капитолина Прокопьевна, или «Капитоша, где пульт», которая мне на самом деле прабабушка. Сейчас она слушает новости и вяжет очередную варежку деду, который вечно их теряет. В кресле утонула, уйдя в мир интернета, сводная сестра Катька, перигидрольная блондинка, с недавних пор в разводе, решившая посвятить себя творчеству и взявшая моду поучать меня. Старше-то на два года, а гонору вроде жизнь прожила. В другом кресле дедушка Николай Архипович, или Архипыч, или «здоровым умирать обидно, пропьем к чертям мы молодость свою», или просто деда. В это время он всегда читает газету, поправляет очки, морщится, бормочет про себя недовольно. С недавних пор стала замечать, что они с ба живут по определенному распорядку и установленным ритуалам, стараясь их не нарушать. Наверно эта упорядоченность и есть признак старости.
У его ног растянулся всеобщий любимец, пока не нужно вставать в шесть утра и идти выгуливать, пес Пупсик неопределенной породы. Пупс по своему обыкновению грызет. Такая проблема есть у щенков, но став старше они не так активны. Но Пупсик, похоже, так и не повзрослел, продолжая грызть все, что на зуб попадется. А попадались ему в основном регулярно сменявшие друг друга пульты от телевизора, исключительно в моменты, когда играет любимая дедова «Барселона». Бабуля все не могла ему забыть соседку Клавдию, с которой он изменил в шестьдесят шестом ее дочке.
И дорогие туфли Кати. А вот нечего называть меня «мечтой престарелого ловеласа-извращенца», совать нос в мой телефон, а потом отчитывать за «деревенский стриптиз», исполненный на собственную «днюху» в баре.
Но вообще-то мы очень дружные и любящие. Общая трагедия сплотила. Наши родители и моя бабушка погибли, когда мы с Катькой еще в школу ходили. Любители активного отдыха на одном из заграничных лыжных курортов попали под лавину. Так мы остались вчетвером в опустевшей пятикомнатной квартире, где вполне мирно уживалось четыре поколения. А все потому, что женщины кухню не делили. Готовила на всех прабабушка. Бывшая блокадница, она обожала всех кормить. И до подросткового возраста и я, и Катька ходили в «жиртрестах» у одноклассников. Потом спортивные секции и нагрузки выровняли вес. По мнению бабули, выглядели мы «взяться не за что», а антагониста деда, ее зятя, — «красавицы, всем мужикам погибель».
