Можно сорвать голос, утверждая, что он хочет разобраться со странными обстоятельствами, при которых погиб его друг. Но дело было не только в Монастырском. Скорее, не в нем одном. Изумрудные глаза юной искусительницы острыми гранями врезались в плоть, навеки оставляя отпечаток внутри. Стас ее хочет. Дьявольски, по-звериному… Кажется, его ремиссия подошла к завершению. Еще чуть-чуть и, как законченный наркоман, Волков сорвется в третий раз…
Глава 3
― Сурен, а ты был прав! — спустя некоторое время доложил Карен, предоставляя ему полный отчет по делу Монастырского. — Я вообще ничего не понимаю.
― Нечего здесь понимать. Рейдерский захват, — заключил Волков, быстро просмотрев бумаги.
― А вот копия уголовного дела Монастырского, — продолжил Карен. — Наш человек в полиции утверждает, что с виду все чисто, не подкопаешься. Но он попробует разузнать все в подробностях.
― Станислав Георгиевич, я ознакомился с делом, — сказал вызванный в офис к ночи лучший адвокат столицы Александр Аверин. — У Монастырской ничего нет. Она сама поставила подписи. Она даже подписала отказ от средств своего трастового фонда в пользу какой-то благотворительной организации, которой и в помине не существует.
― Она идиотка?! — воскликнул Карен.
― Я вас умоляю, — отмахнулся Аверин. — У восемнадцатилетней девушки погибла семья. Ей просто вовремя подсунули нужные документы в нужное время. Предположу, что девочка даже не понимала, что именно подписывает.
― Твою мать! — с силой стукнул кулаком по столу. — Я мог ему помочь! — Стас зажмурился, стиснул зубы, еле сдерживаясь, чтобы не начать крушить все кругом. Это он виноват. Если бы Волков остался в стране, хрен бы Монастырскому устроили такой переворот! И кто знает, может быть, друг был бы сейчас жив! Или хотя бы его дочь не лишилась целого состояния. — Саша, как все исправить?
― Никак, — добивал его Аверин. — Все оформлено согласно букве закона. Даже если мы спишем ее действия на временную невменяемость, это сложно доказать в суде. Процесс займет годы, и я не уверен, что мы выиграем. Точнее, уверен, что проиграем.
― Кто сейчас владелец завода?
― Вот это самое интересное, Станислав Георгиевич, — хмыкнул Аверин. — А никто! Подставная фирма, через подставную фирму, а дальше как по накатанной.
― Ясно, короче, — острил Карен, — Хрен поймешь, хрен разберешь, хрен концы в воде найдешь!
― За полгода обанкротить целое предприятие! — рявкнул Волков. — Я хочу знать имя каждого, кто нажился на этом деле.
― Сурен, мы попробуем выяснить, но ты же понимаешь, что дело темное. Может лучше не надо? — в очередной раз пытался предостеречь его друг.
― Но Монастырский, конечно, красавчик! — внезапно засмеялся Аверин, все еще копаясь в документах. — Есть лазейка, Станислав Георгиевич. Но очень хлипкая.
― Говори.
― В общем, есть одно заковыристое условие передачи акций по наследству, — сообщил Аверин. — Если Анна Монастырская выйдет замуж, то она наследует двадцать пять процентов акций, а ее мужу достаются тридцать. Анна Александровна сама отказалась от своей доли. Но никто не отменял тридцать процентов ее будущего супруга. И вот с этим уже можно работать. Если конечно, в ближайшее время она выйдет замуж.
― Она выйдет замуж, — отрезал Волков. — Готовь бумаги, Аверин. Завтра жду готовый брачный контракт у меня на столе. Мне нужны эти тридцать процентов.
― Ты что задумал, Сурен? — спросил обалдевший от такой новости Карен, когда адвокат вышел из кабинета. — Сурен, что значит “оформляй брачный контракт”? Какой, мать твою, контракт? Ты мне сейчас не делай инфаркт!
― У меня нет другого выхода, — Стас тяжело вздохнул. — По-другому я не смогу заполучить завод и загладить свою вину.
― Какую вину?! Ты что ли устроил рейдерский захват и облапошил эту дуреху?! В чем ты виноват?! Сурен, у тебя крыша течет по этой девочке! — вспылил Карен. — Тебе нельзя к ней приближаться ближайшие лет сорок, пока тебя не отпустит! А лучше все пятьдесят! Ты что делаешь?!
― Вопрос решен, — отрезал Стас, откидываясь на кресло. — Я женюсь!
У Карена отвисла челюсть. В прямом смысле этого слова. С открытым ртом он молчал, наверное, минут пять, что было крайне непривычно, ибо это ходячее “русско-армянское радио” обычно ни на секунду не прекращало свое длинное, а зачастую монотонное вещание.
― Карен, хоть проматерись! — процедил угрюмый Волков. — А то мне уже не по себе…
― Я маме расскажу! — наконец, отмер застывший друг, угрожая самой жуткой страшилкой их детства.
― Очень смешно! — усмехнулся Волков. Хотя, объяснения с Армине ему не избежать. И, если честно, лучше бы он действительно давал показания всем ментам этой области, или растолковал свои финансовые операции очередной проверке из налоговой полиции, или даже отбивался от рейдерского захвата собственной империи. По крайней мере, в этих случаях нервов он потратил бы значительно меньше, чем когда будет стоять по струнке как нашкодивший сопливый пионер и давать отчет одной пожилой женщине, заменившей ему мать.
― Тебе. Нельзя. Жениться. Сурен, эта девочка тебя погубит! — в ужасе закричал Карен. — Прошлый раз целых два года прошло, прежде чем у тебя мозги на место встали. А сейчас?! — друг подскочил со стула и заметался по комнате, размахивая руками. — Ничего скрыть не получится, если она станет женой! Ты о чем думаешь? Ты совсем с ума сошел?! — он внезапно остановился и вкрадчиво спросил: — А ты точно уверен, что твой диагноз в этот раз не подтвердился?! Судя по твоим действиям, мне что-то не очень верится!
― Остряк, блин, — устало сказал Волков. Карен прав. Нельзя. Категорически. Но единственный способ вернуть завод — сделать Анну своей женой. — В этот раз все будет по-другому.
― По-другому?! — засмеялся скептически настроенный Карен. — Вы еще даже не чпокались, а ты готов целую войну в области развернуть и как щедрый гребаный принц на белом коне прискакать к ней и вернуть девочке ее ювелирный завод! Но я должен поверить, что все будет по-другому! — язвил раскрасневшийся от переживаний друг.
― Это будет фиктивный брак. Никаких эмоций.
Сказал Волков, но сам в это не верил. Потому как его корежило и скручивало с такой силой, что становилось