сарафане.
Парень решительно кивнул, огляделся вокруг и деловито произнес:
— Так, Кариш, собираем заготовки.
— Ладно, мы пойдем, — сказала за всех Игнатьева и потянула Гогу за рукав, не дав ему доложить последний эклер в бумажный пакет. — Хорошо провести мастер-класс.
Оба помахали Зайкину. Он ответил тем же.
— Было вкусно, — улыбнулась Сиран, показывая кексы, которые набрала с собой.
Варданян пожал другу руку, Карине кивнул и взглянул на Настену с вопросом. Та пока не трогалась с места, смотрела его девушке в спину с тоской.
— До понедельника, — сказала Настена Варданяну без улыбки.
Он вздохнул и с опущенной головой побежал за Сиран. Карина искала глаза подруги, но та уже глядела на Зайкина и теперь улыбалась искренне.
— Классный фестиваль, ты молодец.
Ласковая рука похлопала парня по плечу. Он приподнял подбородок.
— Спасибо, Настен. Возьмешь с собой что-нибудь?
— Я на диете, — удрученно заметила девушка и отвернула лицо от витрины, чтобы не соблазняться. — И так сегодня налопалась.
Щеки порозовели.
— Ты всего лишь один пряник съела, — в шутку обиделся Зайкин.
— У тебя. А пока мы гуляли, я еще кучу всякого наелась. Сутки теперь буду переваривать, — злилась на себя Настена, мотая головой.
Карина с Зайкиным переглянулись и заулыбались. Пару кило за месяц диеты и фитнеса Настена точно сбросила, и это сразу отразилось на лице — миловидная припухлость спала.
— Ладно, мне тоже пора, хорошего вечера.
Она обняла каждого по очереди и быстро потерялась в гуще толпы в зале.
–
Карина и Зайкин сразу после ее ухода засуетились. Сгребали заготовки в мешки, собрали инструменты, водрузили коржи на тележку, закрыли лавку и понеслись к большой избе, где проходили все групповые мероприятия.
За широкой стеной прятался круглый стол и полноценная кухня со всем необходимым. Другие мастера успели за день ее заляпать. Зайкину из техники ничего не было нужно. Мастер-класс он назначил исключительно для детей без сложных манипуляций. Коржи приготовил заранее. Ученикам предстояло их только декорировать. В обязанности Карины входило следить за дисциплиной, пополнять расходники при необходимости и помогать тем, кто просит помощи, если сам мастер будет занят.
Зайкин весь месяц учил ее нюансам украшательства тортов и даже провел пару индивидуальных занятий после учебы прямо в университете, чтобы она знала, что и как делать. Ей даже понравилось. Понравилось проводить с ним время. И еще больше любоваться им в процессе работы. У него даже лицо преображалось, становилось серьезным, пропадали гримасы, черты выпрямлялись. Синие глаза искрились удовольствием. Только брови хмурились иногда и губы сжимались в четкую линию от сосредоточенности.
Дети смотрели на него увлеченно, заражаясь настроением. Парень в поварском халате и колпаке объяснял, как можно превратить простой крем в шедевр кондитерского искусства. Зайкин так спешил поделиться знаниями, что сбивал сам себя, запинался, перескакивал с одной мысли на другую, но показывал наглядно, потому все быстро становилось понятным.
Наблюдая за ним во время мастер-класса, Карина уяснила, что не является его главной страстью. И эта мысль даже грела, хоть и кололась.
— Отмучился, — выдохнул Зайкин, когда дети побежали хвастаться сладкими поделками родителям.
— Так не страдают, — усмехнулась она, расслабив позу, до этого стояла в напряжении, готовая всем подсобить и подсказать. — Так наслаждаются.
— Я бы тебе показал, как наслаждаются, — парень подмигнул, закусив полгубы, и сразу опустил взгляд, — но мы договорились.
Девушка тоже опустила свой и снова скрестила руки на груди. В памяти возник загаражный поцелуй, ласковые губы, тонкие пальцы на лице, потом синие глаза между ног, напористые касания языка, нежный экстаз, невыносимо сильный и чувственный. Снова нарастало возбуждение, но его быстро вытеснили ясные глаза сестры, розовая усмешка и горделивая походка. Фразы, которая та небрежно кидала про своего Кирилла: «Он прикидывается таким лапочкой, а потом берет и трахает, как в последний раз. Мне дико нравится, когда он такой, как будто злой. Столько страсти».
Карина зажмурилась. Часто приходилось слушать сестренку, та много о нем говорила, с подробностями и пикантностями, которые пробирались под кожу и ползали жучками по нервам. Тоска и ревность кувыркались в душе, а на лице надо было изображать внимание, улыбку и даже радость.
— Осталось пару часов, возвращаемся в избушку, — сказал Зайкин и хотел было направиться к инструментам, но его остановили благодарные дети и родители.
Пока он болтал с ними, девушка спокойно собрала все принадлежности в пакеты и сумки, убрала все лишнее, протерла стол и показала головой, что будет ждать его в лавке. Он пришел минут через десять. Покупатели успели раскупить эклеры. Осталось только немного печенья и кексов.
С порога Зайкин стал рассказывать истории, как всегда нелепые, неправдоподобные и оттого смешные, показывал всех действующих лиц, описывал местность, кривлялся и жестикулировал, а она хохотала. Быстро к ним подключились и Валя с Зазой. Тоже устали за день, хотели расслабиться. Потом слушали истории Зазы, не всегда смешные, но всегда поучительные. Вечер пролетел быстро.
В мегафон объявили о завершении фестиваля и поблагодарили всех за участие. В лавках снова закопошились. Загремело оборудование, закряхтела мебель. Сворачивались еще час.
Карина по привычке искала на парковке бело-оранжевый хэтчбек, но Зайкин сегодня приехал на мощном пикапе синего цвета, хотя для всего скарба хватило бы обычного заднего сиденья. Он открыл багажник.
— Кар, — позвал негромкий голос сзади.
Она его даже не узнала, только когда увидела хвойные глаза и квадратное лицо. Зайкин напрягся, выпрямился и оперся рукой на закрытую крышку багажника.
Девушка скисла, надеялась, что никогда больше не увидит Трунова.
— Чего тебе? — раздражение выплеснулось само, сдерживаться и не хотелось.
Парень, почувствовав ее негатив, стушевался и облизал тонкие губы.
— Попрощаться пришел, — ответил тоскливо.
Карина поймала вопрос в синих глазах, вздохнула и направилась к бывшему. Зайкин вытянул подбородок, напряг скулы и оперся на багажник, скрестив и руки, и ноги. Краем глаза следил за ней. Она это чувствовала. Трунов тоже не спускал глаз, на дне которых плавала печаль и нежность. Слабая улыбка придавала всему выражению еще больше грусти.
— Мы ведь попрощались уже, я надеялась, навсегда, — выговорила Карина с холодом, как будто лед жевала, зубы почти скрипели.
Зайкин остался метрах в тридцати. Полушепот бы не услышал, но она специально говорила в полный голос.
— Я в армию ухожу, — сказал Трунов таким тоном, будто не собирался оттуда возвращаться.
Девушка приподняла бровь, про себя думая: «А папочка-то разозлился». Чувствовала только ехидство и злорадство. Оказалось, его отчисления ей было мало. Армия стала шикарным дополнением к наказанию за несдержанность.
— И че ты приперся ко мне? Думаешь, ждать буду? — хмыкнула она, впиваясь в искаженное унынием лицо, наслаждалась видом, впитывала
