Я точно знаю, что Нелли замечала мои горящие глаза и говорила обо мне с отцом. Но допустить меня в эфир без опыта, конечно, никто не мог. А я так хотела! Поэтому, когда услышала, что на радиостанции появилась вакансия переводчика с португальского, я тотчас вызвалась помочь. Я почему-то решила, что, зная испанский, справлюсь и с этим языком. А потом с красными от стыда щеками признавалась Вениамину Матвеевичу, что ни слова не понимаю в деловых письмах, но очень сильно хочу работать у них.
Отец Нелли был очень добр. Он сжалился надо мной и предложил попробовать писать и редактировать новости: тогда все было немного иначе, и у новостников были помощники, это после сокращения все обязанности скинули на ведущих. Параллельно такому занятию я получила возможность испытать себя в роли корреспондента в записи: я училась работать с оборудованием, брала разные интервью и делала всякие интересные репортажи, которые, кстати сказать, быстро набирали популярность среди слушателей и нравились руководству.
Но в прямой эфир я все равно пробивалась очень долго. Сначала я помогала Нелли за звукорежиссерским пультом — она то и дело передавала мне микрофон и вовлекала в разговор, чтобы я набиралась опыта. Но позже она уехала покорять Москву, и моя карьера резко затормозилась. Возиться со мной было некому, и я страдала, поглядывая на ведущих за стеклом.
Пока меня в срочно-авральном порядке не вызвали на замену в ночной эфир. Наверное, нельзя было так бурно радоваться тому, что кто-то попал в больницу, но я летала на седьмом небе от счастья.
К эфирам я готовилась каждый божий день, как в последний раз. Я спала по четыре часа в сутки и старалась изо всех сил. Возможно, меня слушали одни дальнобойщики, но мне было ровным счетом наплевать — я тянулась к микрофону, остальное было не важно.
Спустя время мое рвение наконец оценили. Так я стала ведущей новостей утреннего эфира и несколько долгих месяцев вставала в пять утра. Не знаю, как мой организм выжил в этих адских условиях, но я привыкла и даже сумела успевать по вечерам на подработку в языковой школе.
Когда ушел один из ди-джеев, мне предложили совмещать передачи, и еще полгода я пахала на износ: под своим именем и своим голосом вела развлекательный эфир с семи до десяти, а под псевдонимом и меняя тембр, выходила с новостями в этом же шоу. В итоге новостника на замену нашли, а вот шоу все же оставили мне. Зас-лу-жи-ла!
С тех пор я каждый будний — и не только — день прихожу на работу, чтобы, несмотря на собственное настроение, три часа весело шутить в эфире, рассказывать об интересных событиях, разыгрывать пару-тройку призов и, набросав план для следующего выпуска, уезжать дальше по делам. И пусть у меня нет широкой известности, я не зарабатываю миллионы (даже сотни тысяч, а жаль), но мне чертовски нравится мое шоу. Я не хочу терять его из-за свалившейся на мою голову Жанны Борисовны и ее безграничной ненависти — вот почему я здесь. И конечно же не из-за Егора Сталь.
Который, кстати сказать, вышагивает мне навстречу через весь зал и притягивает к себе лишнее внимание и взгляды. Еще бы! Из-за роста и размаха плеч его можно и с другого континента заметить. А потом захлебнуться слюной, глядя на то, как налитые мышцы обтягивает плотная ткань белой рубашки с двумя — как всегда — расстегнутыми пуговицами на груди.
Глава 8
Аврора
Мне, наверное, лучше прикрыть рот, чтобы не выдать эмоции, но тот просто не слушается. Лишь помотав головой, я прихожу в себя, быстро встаю ровно — втягиваю живот, расправляю плечи и выставляю вперед подбородок. Уже когда Егор подходит совсем близко, я демонстративно вскидываю бровь, заметив у него в руках только портплед и небольшой стильный рюкзак под кожу. А у меня с собой даже сменное белье — не спрашивайте для чего.
— И зачем я здесь? — подхватив его манеру говорить без вежливого обмена приветствиями, интересуюсь я.
— Составишь мне компанию на одном увлекательном мероприятии, — говорит он расплывчато и толкает к стойке бизнес-класса в обход очереди простых смертных с билетами в эконом.
Мне бы, может, и стало некомфортно под их прожигающими взглядами, если бы я наконец не осознала, что Егор совершенно точно не шутил и мы в аэропорту не просто так. Речь идет о реальном полете.
Я отрицала эту мысль, пока собиралась к нему, отрицала и по дороге сюда, а потом меня отвлекали философские размышления о прошлом. Я была до последнего уверена, что мы никуда не полетим — ну что за глупость? Думала, у него просто есть повод встретиться со мной именно здесь, а сумку на всякий случай взяла.
Глядя на Егора сейчас и чувствуя подступающую истерику, я из последних сил надеюсь, что, может, с ним мне будет проще пережить этот ужас. Потому что один-единственный раз, когда я летала по работе в Санкт-Петербург, у меня случилась паническая атака, из-за которой нас с Женей — звукооператором — чуть не высадили из самолета. Наверное, не нужно говорить, что обратно я возвращалась почти двое суток на поезде.
Не люблю сама себе ставить диагнозы, но, скорее всего, я жуткий аэрофоб. И это подтверждает ком в горле, который, разрастаясь, перекрывает дыхание, когда Егор просит у меня паспорт.
Черт!
Прячу глаза — они уже на мокром месте, роюсь в сумке с минуту и дрожащими руками передаю ему документы. Мне нечем дышать. Я оттягиваю ворот блузки и только сейчас слышу его спор с представителем авиакомпании и девушкой за стойкой.
— Но мест нет, у нас и так перепродажа, — лепечет та, потупив невинные глазки. — Экипаж полетел самой ранней Москвой, там еще были варианты, а здесь…
Неужели мои молитвы услышаны? Все, я готова ехать домой!
— Ну тогда я пойду, — бормочу под нос.
Я не собираюсь ждать, мне уже пора, а с эфиром что-нибудь придумаю. Если понадобится, напишу заявление Жанне Борисовне, как она и мечтает, у нас ведь не единственная станция в городе, в конце-то концов?
Уже разворачиваюсь на пятках, когда Егор хватает и удерживает меня за запястье. Чертов лев, вцепившийся в загривок… кого они там едят? Антилоп? Неважно, я не могу пошевелиться.
— Не мне вас учить, как оформляются билеты, когда очень нужно отправить кого-то. Сам генеральный пожелал, чтобы я летел, значит, вы найдете места нам обоим, — говорит он с нажимом, и я уже вижу, как прогибаются перед ним люди.
Он всегда получал то, чего хотел.
Проходит минута, которую я отсчитываю по секундам. Я успокаиваю нервы тем, что ничего попросту не выйдет — мне не сумеют найти билет. Ну не в багажник же они меня посадят?
— В бизнес-классе есть неподтвержденная регистрация, — тихо шепчет девушка, после чего представитель уходит куда-то с нашими паспортами и телефоном, зажатым между плечом и ухом.
— Меня можно уже отпустить, — не своим от испуга голосом пищу я.
Егор смотрит на меня, затем на мою руку и наконец высвобождает ее.
После я еще долго отрицаю происходящее — когда мы проходим досмотр и останавливаемся у гейта к вылету, когда Егор предлагает кофе и бросает меня на несколько минут одну, а за стеклом взлетают и садятся самолеты.
Я отрицаю все, пока мы не начинаем спускаться по рукаву прямо в пасть к этому монстру с крыльями.
Егор идет впереди, а я смотрю ему в спину, чтобы не видеть, как под ногами ходуном ходит пол. Нет, я точно схожу с ума. Коленки дрожат. Я жмусь к стеночке и пытаюсь поспевать за ним, но потом вижу проход в самолет и… боже, нет.
— Егор, я, кажется, забыла в аэропорту…
— Что? — рявкает он. — Паспорта у меня. Что-то важное?
— Д-да… телефон, кажется.
Он, не останавливаясь, продолжает продвигаться вместе с толпой и достает свой мобильный, а в следующий миг уже у меня из кармана начинает петь на разрыв солист «Imagine Dragons». Черт!
— Видимо, телефон нашелся.
Если бы Егор еще покрутил у виска или закатил глаза, было бы более эффектно.
Он отворачивается, а я, не сдержавшись, кривляю умника и тут же замечаю его ухмылку в отражении окошка на двери телетрапа — он все видел, черт возьми.
