Но, образуя в моей голове звенящую пустоту, Гром сделал шаг ближе к бугаю, что меня сюда притащил. Тот болезненно дернулся, заранее чуя опасность. Но пуститься со всех ног, наверное, не позволила гордость, хоть он и попятился.
А потом споткнулся о какой-то хлам на полу и рухнул, опираясь руками и во все глаза таращась на Грома.
Когда он подошел к бугаю, в каждом жесте читалось презрение.
– Гром, ну ты чо? – Бугай взирал на того полными страха глазами. И, что самое странное - никто из мужчин в этом ангаре, даже не дернулся, чтобы помочь подельнику. Все трое так и стояли молча.
Гром же медленно, словно лениво, сложил руки в карманы темных брюк, и сделал шаг. Подошва его дорогой сверкающей обуви наступила на руку бугая, придавив ту к грязному полу.
– Ты левую бабу с ребенком притащил в то место, где передаешь мне откат. – Леденящим душу тоном «пояснил» ему Гром.
Кисть бугая под его ботинком жалобно хрустнула. Ее обладать взвыл. Но никто так и не пошевелился, чтобы помочь.
Я зажмурилась, пряча лицо перепуганного до смерти Петьки у себя на груди.
– Ясно, ясно, я понял! – Причитал бугай. – Я все понял, Гром. Понял. Извини. Извини!
Внутри у меня зажегся слабый огонечек надежды. Может быть, Гром меня не узнал? Может быть, я еще выйду сухой из воды? Может быть, меня просто отпустят?
И столько этих «может быть» витало у меня в голове, что мысли стали шумными, словно рой пчел.
Эти мысли и услышал Гром, обернувшись ко мне. Смерил взглядом.
– Корыто у ворот твое?
– Д-да, – я неуверенно затрясла головой. – Да, мое.
– На выход.
Четкий короткий приказ.
А мне два раза повторять точно не надо! Припустив со всех ног, я направилась к выходу. Села в тачку, заводя двигатель.
Руки ходуном ходили. Больше всего на свете мне хотелось как можно скорее уехать из этого места и забыть его, как страшный сон.
Краем глаза я видела, что Гром тоже покинул амбар и уселся в свой дорогой внедорожник, но машина не спешила двигаться с места. Решил проконтролировать, пока я уеду?
О-о! Я бы с радостью не заставила тебя больше ждать ни единой секунды, уважаемый Гром! Но чертов фольксваген больше не подавал признаков жизни!
На мои попытки завести двигатель, тихо урчал и глох через миг.
– Черт, черт, черт! – Ругалась я сквозь плотно сжатые зубы, и колотила по рулю.
– Мам, мам, – Петька уже хлюпал носом. Откат на тот страх, что нам довелось испытать, пришел с опозданием.
– Ничего, ничего, родной. Сейчас. Сейчас я заведу нашу машинку и мы отсюда уедем.
– Но она не хоцет еха-а-ать, – подвывал перепуганный сын.
– Захочет!
Спустя пару минут моих безуспешных попыток, Гром опять покинул авто. И, клянусь, я не знаю, что было бы лучше – чтобы он бросил нас тут и уехал, или чтобы предложил подвести?
Я медленно опустила стекло, когда он поравнялся с машиной.
– Бери ребенка и садись в мою машину.
Я судорожно сглотнула, прикрывая глаза.
– Не надо. Спасибо вам большое, но мы сейчас просто такси вызовем, хорошо?
Он как-то насмешливо склонил голову на бок. Лениво пробежался взглядом по слогану на мой тачке. Но вместо того, чтоб прокомментировать, просто спросил:
– Уверена, что тебя отпустят отсюда, когда я уеду?
Нет. В этом я совсем не уверена. Наверное, ответ был написан у меня на лице, потому что Гром пояснил:
– Я не буду больше ждать.
11
11
– Спасибо… вам… – тихим шепотом произнесла. Не хотелось нарушать тишину салона авто. Внутри просторной машины было прохладно, и приятно пахло чем-то свежим.
Я сидела на заднем сиденье. Петька на руках. А по левую сторону от нас Гром. Его отец.
И я боялась дышать в ожидании, пока этот мужчина скажет что-то такое, от чего у меня сердце в пятки уйдет. Например: «И как долго ты собиралась скрывать от меня ребенка?!»
Но вместо этого Гром разглядывал меня с ленивым интересом. Я ощущала его взгляд обжигающим прикосновением к коже. Вот он скользнул по линии скул, вот прикоснулся к губам, вот опустился к вороту свитера.
Сильнее прижала сынишку к себе, до последнего стараясь спрятать его детское личико от цепких глаз Грома. Мне казалось, что стоит на Петьку взглянуть – все тут же станет понятно. Сын ерзал у меня на коленях, пачкая джинсы ботиночками, но в тот момент мне было на это совершенно плевать.
– Слушай, фея чистоты, – устало откинув голову на сиденье, произнес Гром, – объяснять куда ты могла влипнуть, если бы я не приехал, не надо?
– Не надо, – сдавленно ответила я.
– Значит, не глупая?
Я промолчала, напряженно смотря в спинку сиденья передо мной. За тонированными стеклами проносился асфальт и кроны деревьев.
Гром потянулся, и стенка между нами и водителем бесшумно поднялась, словно отрезая нас от всего внешнего мира.
– Ма-а?... – прошептал мне Петька на ушко. Погладила сына по голове.
– Тише, родной. Скоро будем дома.
Облизав пересохшие от волнения губы, я шепотом выдавила, все так же не повернув головы:
– Послушайте, еще раз спасибо вам. За помощь. И я клянусь, я ничего никому не скажу. Ни про вас, ни про… этих. Так что вы высадите нас, как только доедем до города, хорошо?
Попытка не пытка.
– А что ты будешь делать с машиной? – С интересом спросил меня Гром. Но его интерес был будто насмешливым.
– Что-нибудь придумаю, – глухо ответила я.
Показательно вздохнув, он вновь подал голос.
– Зовут как?
– Есения… – Мой голос охрип от волнения. Будто имя было способно напомнить Грому о той нашей первой и единственной ночи. Но, нет. Тогда он мое имя не спрашивал. И своего не назвал.
– Есения, – перекатывал он мое имя на своем языке, будто на вкус его пробовал. По моей коже потянулись мурашки, но уже не от страха. От воспоминаний сильных рук на моем хрупком теле. От вкуса губ, который, кажется, до сих пор оседал на моих.
Я судорожно, нелепо вздохнула, и покраснела до кончиков белокурых волос.
– Красивое имя.
– Спасибо, – с горем пополам выдавила я из себя, – Ваше тоже, Гурам.
Затылком ощутила, как Гром напрягся.
– Ты знаешь мое имя?
Я прикусила язык, но через миг оправдалась:
– Те… люди. Они называли вас по имени, когда увидели, кто вышел из машины.
Гром расслабился, но мне показалось, что буря не миновала. Расслабленность была показательной, чтоб усыпить мою бдительность. Достал телефон, что-то в нем напечатав. Дальше ехали молча. Пока внедорожник не свернул в незнакомую сторону.
– А куда мы едем?
Спустя долгую паузу Гром совершенно спокойно ответил:
– Ко мне, Есения.
Я похолодела до кончиков пальцев. И совсем уж жалобно пискнула:
– Зачем?
Только в этот миг я решилась посмотреть Грому в лицо, подсознательно отмечая, что он ни на йоту не изменился за эти три года. Все тот же бешеный взгляд темных глаз. Темных, как самая черная непроглядная ночь. Как глубь океана. Как самая глубокая бездна. И однажды я в этой бездне разбилась, с трудом собрав себя по кускам после той нашей ночи.
Такие же темные волосы в стильной укладке. Воротничок белоснежной рубашки оттеняет смуглую кожу. Костюм, конечно, с иголочки. На запястье часы. И стоят, они должно быть, как три квартиры, о которых я мечтаю, но на которые никогда в жизни не накоплю. Это еще раз доказывает, что между нами целая пропасть из разных миров.
Пока мы глядели друг другу в глаза, машина свернула в коттеджный поселок. Шлагбаум бесшумно поднялся, пропуская авто на дорогую ухоженную территорию.
– Ну ты же Фея, – с опасной улыбкой пояснил Гром наконец, – «Я здесь, чтобы доставить вам удовольствие», – процитировал он мой глупый слоган. Как только верну машину - сразу же его поменяю! – Звучит, как провокация, Фея.
12
