другим.
— А вот и Ветров, — скалится мужик, своей массивной фигурой перекрывая выход. — Быстро соображаешь, молодец!
Прячу Марьяну за спину, а сам не стесняясь “бегаю” фонариком по обрюзгшей роже Булатова. Старый хрыч, а туда же! Впрочем, жаждущий мести отец Тохи делает то же самое — светит в глаза, с неподдельным интересом изучает меня в ответ, а потом, заслышав рваное дыхание Марьяны, принимается по новой ржать.
— Сава, этот запах… — упираясь носом в мое плечо и беспрестанно покашливая, произносит Нана, а я невольно принюхиваюсь: все та же гарь, плесневелая сырость и что-то еще… знакомое с детства и чрезвычайно опасное… бытовой газ!
— Вкусно пахнет, правда? — с больной ухмылкой на морщинистой роже, Булатов жадно втягивает носом вонючий воздух, а затем выуживает из кармана зажигалку и снова смеется. — Чуете? Так пахнет месть.
— Одумайтесь, пока не поздно! — цежу сквозь зубы, едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на мужика с кулаками. И вроде понимаю, что свалить с ног Булатовскую тушку не составит никакого труда, но по довольному взгляду мужика понимаю: он не шутит и с радостью отправится на тот свет вместе с нами.
Между тем воздух в помещении с каждой секундой все сильнее пропитывается неприятным запахом газа, а значит, выбираться отсюда нужно как можно скорее.
— Вы же понимаете, что Антона вам это все равно не вернет? — фонариком целюсь в глаза Булатова.
— Не вернет, — щурится тот от яркого света, а я тем временем снимаю с себя куртку и, с грехом пополам вывернув ее одной рукой подкладкой наружу, отдаю Марьяне, чтобы та прикрыла нос. — Зато я свое слово сдержу!
— Какое еще слово? — во рту пересыхает, а глаза все сильнее начинают слезиться.
— Наказать вас всех! — под испуганный возглас Наны, мужик чиркает зажигалкой, но та не срабатывает.
— За что? — прикидываюсь дураком и тут же нарочито громко кашляю, чтобы отвлечь Булатова.
— А то ты не знаешь? — и снова этот смех отвратный. Он хуже газа отравляет сознание.
Впрочем, пока урод ржет, успеваю засунуть мобильный в руки Марьяне и прошептать на ушко:
— Будь моим светом, ладно?
Нана кивает, с трудом улавливая ход моих мыслей, но не спорит. Перехватывает фонарик в свои руки и продолжает целиться в лицо Булатова.
— Даже не догадываюсь, — отвечаю хрипло обезумевшему подонку и откашливаясь сгибаюсь пополам.
— А ты подумай, Ветров, подумай! — продолжает уворачиваться от яркого света. — Грехи свои вспомни! Покайся, пока не поздно!
— Да по ходу поздно уже, — делаю вид, что задыхаюсь, а сам крохотными шажочками приближаюсь к цели.
— Никогда не поздно признать свою вину! — поучительным тоном цедит Булатов и насмешливо добавляет: — А ты слабак, парень! Не ожидал!
— Сава, — дрожащим голоском пищит за спиной перепуганная Нана, но удушливый кашель вынуждает ее тут же замолчать.
— Что, Марьяна, теперь-то ты хоть понимаешь, как ошиблась с выбором? А ведь все могло быть иначе! — срывается на крик Булатов, продолжая размахивать долбанной зажигалкой. Неужели не понимает, что всего одна искра может стать роковой.
— Сука! — не унимается он. — Не отверни ты тогда своего поганого носа от моего сына, сейчас бы все были бы живы! И Антошка, и папочка твой, и Осин, и даже ты, Свиридова! Слышишь?
Глубоко вдохнув, Булатов и сам начинает кашлять. А я ловлю момент и одним ударом выбиваю зажигалку из его рук, а потом срываюсь: видимо, квасить морды Булатовым — мне на роду написано! Правда, в отличие от своего сына, старик не сдается — бьет в ответ со всей дури.
— Не стой, Нана! — сплевываю кровь из разбитой губы и, пока мужик поднимается на ноги после очередного удара, силой тащу Свиридову к выходу. — Прямо иди. Метров через десять будет лестница. Там, наверху, Федя.
— Я никуда не пойду, — верещит, ладонями цепляясь за мои плечи. — Без тебя не пойду!
— Иди-иди, — рычит за спиной Булатов и ошалело хохочет. — Правда, идти вам, голубчики, некуда! Дверь закрыта, а пароль от кодового замка знаю только я! Вы оба останетесь здесь, со мной и с Антоном навеки, слышите?
— Иди, я сказал! — насильно выпихиваю Нану в коридор. — Я прошу тебя! Федька придумает что-нибудь!
Но дуреха по-прежнему вертит головой и упирается. Так и подмывает схватить ее и, перекинув через плечо, утащить непокорную капризулю к выходу, да только поднявшийся на ноги Булатов вынуждает задержаться.
В кромешной тьме, лишь изредка улавливая в свете фонаря его массивную фигуру взглядом, я пропускаю один удар за другим. Вот только проклятая отрава в воздухе, действует на всех, и Булатов не исключение. Стоит ему закашляться, как я сторицей возвращаю мужику удары. Без жалости. Без оглядки на его протяжные стоны. Знаю: если пожалею его — умру сам. А потому отчаянно выбиваю из Булатова всю дурь! За каждый синяк на теле моей Наны, за каждую ее слезинку и за крохотный шанс выбраться из этого подземелья живыми.
А когда понимаю, что урод едва дышит, хватаю Марьяну за руку и тащу за собой по темному коридору. Мы оба задыхаемся и едва держимся на ногах. Голова разрывается от острой боли, темнота перед глазами расплывается мутными пятнами. Нас зашатывает из стороны в сторону и то и дело скручивает от изнурительного кашля, но мы продолжаем пробираться по узкому коридору к лестнице, а потом через силу — вверх по ступеням. Не размыкая рук. Не позволяя друг другу сдаться.
Но самое поганое нас ждет на финише. Булатов не обманул — дверь заперта. За ней слышатся приглушенные крики Федьки и кого-то еще, наверно Осина. С той стороны дверь пытаются выбить, взломать этот чертов замок, но все впустую.
— Мне страшно, — бормочет Марьяна, прижимаясь к моей груди, пока наобум набираю числовые комбинации на кодовом замке. Знаю, что бесполезно, но просто так опустить руки и сдаться — не имею права. Не сейчас, когда нашел свою Нану. Не тогда, когда до свободы остается всего лишь шаг.
— Ветер! — доносится с той стороны отчаянный вой Грачева. — Попробуй ввести дату рождения Антона. Сейчас. Погоди.
— Сава, слышишь меня? — с трудом различаю голос Осина. — Набирай: один-восемь-один-один…
— Мимо! — отчаянно бью по двери кулаком, ощущая, как с каждой минутой все
