чем лекарство. Полезнее, чем самый крепкий сон.
— Привет! — я разворачиваюсь в объятиях Ветра и тут же без остатка утопаю в глубине любимых глаз. Самых необыкновенных, незаменимых, неповторимых. — Что ты здесь делаешь?
— Охраняю твой сон, спящая красавица — уголки губ Савелия растягиваются в улыбке.
— И долго?
— Ага! Поспать ты не промах, — довольно смеётся, бережно заправляя прядь моих спутанных волос за ухо.
— Я думала, что уже не проснусь, — делюсь страхами и знаю: Сава понимает меня, как никто другой.
— Я тоже, — безмятежная улыбка на его лице сменяется почти ощутимым напряжением.
Мы молчим, и мыслями невольно уносимся в прошлое. Тёмное. Безнадёжное. На грани жизни и смерти. В нос бьёт удушливый запах воспоминаний, а глаза напротив наливаются горечью и слепым отчаянием.
— Мне впервые было так страшно, — признаётся Сава, а я только сейчас замечаю на его лице следы борьбы с Булатовым — желтоватые разводы синяков и уже затянувшиеся ссадины. — Мир треснул в один момент, понимаешь? Без тебя стал навеки чёрным и бессмысленным. Я думал, что ты сдалась. Проклинал себя за чёртово бессилие и молил небеса, чтобы и меня забрали к тебе.
Каждое слово — лезвием по нервам. Мне даже слушать Саву больно — страшно представить, что испытал он в тот момент.
— А потом?
— А потом ты бессвязно пробубнила, чтобы Федька заткнулся, — со слезами в уголках глаз смеётся Сава. — Это псих колотил обрывком трубы по двери, чтобы мы не думали засыпать.
Я тоже улыбаюсь. Ничего не помню, но представляю напыщенное лицо Грачёва и смеюсь.
— Похоже, он взял за правило мешать нам спать!
— Я ему возьму! — усмехается Ветров и оставляет невесомый поцелуй на кончике моего носа.
— А дверь? — как бы тошно мне ни было возвращаться в ту ночь, я хочу знать.
— А за это Осину спасибо!
— Осину? Отцу Влада? — брови сходятся на переносице.
— Не помнишь, как он орал под дверью всевозможные комбинации цифр?
— Нет, — непонимающе хмурюсь. — Я же так до него и не доехала тогда… А как он… откуда?
— Свёкор твой продал дом, да и бизнес тоже— финансовые проблемы. А в тот день, когда ты ему звонила, он как раз прощался с прежней жизнью, отчаянно заливая горе алкоголем.
Не знаю, что сказать. Качаю головой, силясь уложить информацию по полочкам, но пока тщетно.
— Осин нам очень помог, — поясняет Сава. — Мы пока с Федькой ехали сюда, он собрал всю возможную информацию об Антоне и его полоумном папаше. Этот гад, Булатов, поставил кодом на дверь дату гибели сына.
— Я не знала, что у Антона были проблемы, да и о его смерти тоже, – это всё так страшно.
— Да, — соглашается Ветров. — И всё же, это не повод для мести. Такой жестокой и бездумной, — выдыхает он и робко проводит пальцами по моей щеке, отчего невольно морщусь, хотя, казалось бы, должна раствориться в блаженстве.
— Я думал это сажа или грязь…
Вспоминаю, как Булатов размахивал своими кулаками, и прикрываю глаза. Даже сейчас до слёз больно.
— Он жив? — спрашиваю осторожно, отчего-то страшась услышать ответ. В моём сердце не осталось ни грамма жалости к Булатову, но и смерти я ему не желаю.
— Жив, — недовольно раздувает ноздри Ветров. — Газ в баллоне вовремя закончился. Притащи этот урод ёмкость пообъёмнее — и всё! — не думаю, что кто-нибудь из нас смог бы выжить. А так…Короче, как оклемается, ответит за все вместе с Артемом!
— Про него-то я чуть не забыла.
— Они с отцом Тохи — братья…
— И правда, похожи! Его нашли?
— Пока нет, но поисками занимаются люди Чертова — не уйдёт, гад! Не переживай, ему, как и Булатову, светит немалый срок.
— Я не против.
— А я-то как “за”!
Нам вновь удаётся скрасить тяжесть воспоминаний искренними улыбками. Все позади, и это не может не радовать.
— Знаешь, что мне не дает покоя, — решаю сменить тему.
— Дай угадаю! — оживляется Сава.
— Ну, попробуй!
— Думаешь о матери?
— Да! — придвигаясь ближе, меняю мягкую подушку на самое надежное в мире плечо Ветра. — Ты, я и мама в одном доме, — недоуменно хихикаю. — Горючая смесь.
— И не говори, — кончиком носа Сава зарывается в мои волосы на макушке. — Но все просто, Ирина — твой единственный близкий родственник. Ей потому и разрешили тебя забрать домой. Документы — штука упрямая, знаешь ли.
Ветров с минуту молчит, а потом добавляет: — Мы все ошибались, но, думаю, каждый из нас заслужил свой шанс, чтобы все исправить.
— Думаешь, получится?
— За твою горе-мать не ручаюсь, конечно, — прыскает Сава. — А у нас с тобой — без вариантов. Ты же понимаешь, что никакому Осину я тебя теперь не отдам.
— И не надо. Наш с Владом брак…
— Фикция чистой воды!
— Скорее союз двух друзей, — заступаюсь за пять лет своей прошлой жизни. — Клуб разбитых сердец.
— Прости меня.
— Только если пообещаешь, больше никогда меня не бросать.
— А ты не целоваться с Осиным!
— А ты всегда говорить со мной прежде, чем принимать решения!
— Тебя, Нана, это тоже касается!
— Я согласна! Но ты первый!
— Хочешь узнать мою историю?
— Очень!
— Тогда слушай!
Устроившись поудобнее, Сава сжимает мою ладонь в своей и приступает к рассказу. Долгому. Сквозь года. Начало которому положили букашки в спичечном коробке. Мы вместе смеемся, вспоминая детство. На пару молчим, когда местами становится нестерпимо горько. Казалось бы, у нас на двоих одно прошлое, но как по-разному мы все это время смотрели на него, годами прикрываясь взаимными обидами и недосказанными фразами. Я узнаю про тот роковой разговор с отцом на кухне и скитания Ветрова, про мой злосчастный поцелуй с Владом и как папа однажды спас Саву, когда парень был на самом краю; затаив дыхание, слушаю про жизнь Морриса в Штатах и его родство с Чертовым, но больше всего — про лишающую покоя дикую ревность к Владу. Мне ничего не остается, как развеять мифы в голове Савы и поделиться с ним своей правдой. Не такой веселой, как он представлял, но единственно верной
