похоже на серийного убийцу, — весело говорит Никколо.
— Это привлечет его внимание.
— Да, но не так, как ты хочешь. Меццасальма не станет с тобой разговаривать. Он просто пошлет всех своих людей за тобой и либо поймает тебя и будет пытать, либо пристрелит, как бешеную собаку. Нет… нам нужна приманка. — Никколо указывает на моего отца. — И это он.
— Я хочу, чтобы синьор Леттьери был в безопасности, — парирует Адриано, его голос слегка дрожит.
— Как и все мы, но он в опасности, где бы ни находился. Мы можем сражаться во Флоренции, или здесь, на ступенях нашего дома, но не заблуждайтесь, сражение будет, так или иначе. Любые представления о том, что здесь он в безопасности, пока Меццасальма ищет его, — иллюзия.
— Со всем уважением, — говорит Адриано, все больше и больше напрягаясь, — но нам нужно найти другой способ.
— Я это сделаю, — говорю я.
Все глаза за столом вдруг смотрят на меня.
— Нет, — яростно возражает отец.
И в то же время Адриано говорит.
— НЕТ.
Но я игнорирую их обоих и сосредотачиваюсь на Никколо.
— Если они увидят моего отца, то убьют его. Они не будут терять времени, а просто пристрелят его. Но меня они будут рассматривать как разменную монету. Они не будут пытаться меня убить. Они захотят сохранить мне жизнь, чтобы заставить моего отца сдаться.
Никколо поднимает брови и склоняет голову набок.
— Это хорошая мысль.
— К тому же, если это тот человек, которого я видела в модельном агентстве…
— Какой человек? — спрашивает Никколо.
За всей этой суматохой я забыла, что не рассказала им о человеке с жестокими глазами.
— Она видела какого-то парня, который приходил к Батисте Агрелла за несколько часов до событий в гостинице, — поясняет Адриано.
После того, как я отвечаю на все вопросы Никколо, он сговорит.
— Значит, ты, возможно, единственная, кто когда-либо видел Меццасальма.
— Да.
— Это еще лучшая причина для того, чтобы ты стала приманкой.
— Нет, — решительно возражает Адриано. — Мы даже не знаем, видела ли она именно его!
Никколо уже собирается ответить, когда начинает говорить мой отец.
— Я сделаю это, только не впутывайте в это мою дочь.
— Нет, папа, — тихо говорю я. — Ты знаешь, что я права.
В его глазах стоят слезы, когда он качает головой.
— Паперотта…
— Прости, но ты слишком глубоко увяз. И больше не можешь делать выбор за меня. Не после того, как ты принял столько плохих решений за всю мою жизнь.
Я вижу обиду на его лице, и это убивает меня.
Но я не собираюсь ставить его в ситуацию, в которой он может умереть.
По крайней мере, у меня есть шанс, как бы сильно папа этого не желал.
К сожалению, единственным способом заставить его замолчать, было напомнить ему о том, как он подвел меня в прошлом.
Как бы больно ни было видеть его реакцию.
Но это срабатывает.
Он просто сидит с выражением стыда на лице и больше ничего не говорит.
Но Адриано не закончил.
— Нет, — говорит он. — Я не собираюсь снова подвергать тебя опасности…
— Во Флоренции я каждую секунду была в опасности, но ты меня уберег. И ты снова будешь рядом со мной, защищая меня.
— Но…
Я сжимаю его руку под столом.
— Вместе, несмотря ни на что… так? — шепчу я.
Адриано выглядит совершенно ошарашенным.
И больше он ничего не говорит.
— Вас будет не двое, — произносит Никколо. — Вся наша организация будет поддерживать вас. Нам нужно будет укрепить дом, чтобы защитить его от нападения, но это будет недостаточно. Мы пошлем с тобой всех свободных людей.
— Ты не должен приказывать им, — говорит Адриано. — Это должно быть добровольное решение…
— Тогда позволь мне быть первым, — предлагает Массимо. — Я поеду с вами.
Как только Массимо это говорит, клянусь, Адриано выглядит так, будто он поперхнулся.
— Я тоже, — с улыбкой говорит Ларс.
— И я, — добавляет Валентино.
— Я с вами, — продолжает Роберто.
— Нет, — огрызается Никколо, — мы не пошлем бухгалтера вместе с солдатами!
— Эй… — протестует Роберто, его чувства задеты.
— Я поеду, — говорит Дарио.
— НЕТ, НЕ ПОЕДЕШЬ! — кричит Никколо, ударяя по столу. — Ты не ставишь короля на переднюю линию шахматной доски! Ты можешь иметь оружие и охранять Леттьери, но ты НЕ поедешь во Флоренцию!
— Ладно, — вздыхает Дарио.
Никколо смотрит на Дарио так: —о чем, черт возьми, ты думаешь?!
Затем он снова поворачивается к Адриано.
— Дело вот в чем: как только ты выманишь Меццасальма, ты не должен позволить ему узнать, что отец Бьянки у нас, и не должен позволить ему понять, что мы уже знаем о Риме, Венеции и прочем. Иначе все будет кончено.
— Но ты уже сделал кучу звонков их консильери, — протестует Адриано. — Если Меццасальма поддерживает с ними контакт, разве не будет очевидно, что мы знаем?
— Нет, потому что я замел следы. Я обзвонил всех консильери во всей Италии. Очевидно, что генуэзцы с нами, потому что Алессандра — их внучка, а вот остальные — на волоске. Кто-то нейтрален, кто-то не поверил, кто-то сказал, что верит… но только Рим, Венеция, Сицилия, Неаполь и Милан не захотели со мной разговаривать. Так что не сообщайте Меццасальма, что МЫ знаем, почему они не хотят со мной разговаривать.
— Хорошо.
— У меня есть одно условие, чтобы стать частью плана, — говорю я.
Никколо поднимает бровь.
— Какое?
— Что бы ни случилось… вы должны обеспечить безопасность моих родителей. До конца их жизни, если понадобится.
Никколо одаривает меня крошечной улыбкой, которую я расцениваю как уважение.
— Дон Розолини?
— Считай, что сделано, — говорит Дарио. — Я клянусь в этом своей семьей и жизнью моих будущих детей.
— Тогда я согласна, — говорю
