— Когда-то мне очень нравилось смотреть, как ты работаешь на площадке, — сказал он. — Помнишь, после Марии-Антуанетты ты получила роль в новом фильме, и я, когда мог выкроить свободный день, отправлялся к тебе в Англию и старался обязательно побывать на съемках? Как, кстати, он назывался?.. Там еще снимались Стив Арчер и сэр Гарланд Чедвик…
— «Прозрение». Кошмарный был фильм… — Кэрол произнесла название фильма и вдруг замерла, пораженная тем, что сумела вспомнить и саму ленту, и название. — Чудеса! И откуда что берется?.. — изумленно проговорила она.
— Все, что ты когда-то знала, находится где-то здесь. — Мэтью постучал пальцем по виску. — Ты обязательно все вспомнишь, нужно только как следует поискать.
— Иногда я боюсь того, что я могу там найти, — ответила Кэрол. — Мне порой кажется, что жить без воспоминаний гораздо проще. Я не помню своих потерь, не помню страданий, не помню людей, которые были мне неприятны. Впрочем, и хорошее я тоже забыла, а одно не стоит другого. Нет, не стоит, — с нажимом добавила она, но тут же покачала головой: — Мне бы хотелось помнить больше. Например, о детях, и особенно — о Хлое. В свое время я слишком много сил отдавала карьере, а ею пренебрегала. Пусть невольно, но я ранила ее своим невниманием. И вообще, когда Энтони и Хлоя были детьми, я много занималась собой, своими делами… А теперь мне приходится расплачиваться за свой эгоизм. Энтони, правда, меня простил; во всяком случае, он говорит, что ему не в чем меня упрекнуть, но Хлоя по-прежнему на меня сердится. Теперь я жалею, что в свое время не поняла главное — детям нужна мать, а не кинозвезда!
— Но ведь ты проводила с ними все свое свободное время! — воскликнул Мэтью. — И это случалось довольно часто. Даже слишком часто, как мне тогда казалось. Ты постоянно брала их с собой, даже если мы ехали куда-то вдвоем. Энтони-то был постарше, к тому же ему нужно было учиться, но с Хлоей ты не расставалась буквально ни на минуту. Ты возила ее на съемки и даже не хотела отдавать в школу. Еще тогда ты испытывала самый настоящий комплекс вины, а Хлоя, надо сказать, успешно этим пользовалась. Уж не знаю почему, но она была весьма эгоистична. Угодить ей было невозможно: сколько бы ты ей ни давала, ей все было мало, все было не то.
— Это правда? — Кэрол было любопытно взглянуть на проблему его глазами, поскольку собственному мнению она пока не слишком доверяла. Мэтью, впрочем, тоже мог судить о ситуации не совсем объективно просто потому, что был мужчиной. Кроме того, он был воспитан во французских традициях и на многие вещи смотрел иначе, чем она.
— Мне так казалось, — ответил он. — Я, Например, никогда не проводил со своими детьми столько времени. И Арлетт тоже, а ведь она была занята куда меньше, чем ты. Ты всюду таскала Хлою за собой, заботилась о ней, беспокоилась. И об Энтони тоже, хотя он в этом уже не нуждался. Могу тебе сказать откровенно: общаться с ним мне было гораздо проще, во-первых, потому что он был старше, а во-вторых, потому что он был мальчиком. Мы подружились с ним почти сразу и только под конец… В общем, он меня возненавидел, потому что все видел и многое понимал. И ты тоже меня возненавидела, — с горечью добавил Мэтью, отводя взгляд.
— Я тебя возненавидела? — удивленно переспросила Кэрол. Насколько ей помнилось, тогда она испытывала боль, разочарование, а вовсе не ненависть. Правда, она знала, что разочарование часто рождает обиду и гнев, и все же «ненависть» — это, пожалуй, было слишком сильно сказано. Сейчас, во всяком случае, Кэрол ничего такого и представить себе не могла. Да и Энтони вряд ли ненавидел Мэтью. В нем говорили обида за мать и разочарование ребенка, которого обманули и предали, но не ненависть. А хуже всего, только сейчас поняла она, пришлось, наверное, самому Мэтью, потому что в конечном итоге обманутым оказался он сам.
— Ну, не знаю… — ответил Мэтью, немного подумав. — Как бы там ни было, тебе, пожалуй, следовало меня возненавидеть. Я хочу сказать — я это заслужил… Ты на меня надеялась, а я тебя подвел. Я давал тебе обещания, которые не сумел выполнить. Больше того, я не имел права ничего тебе обещать, потому что все это были только мечты… Я искренне хотел их осуществить, но так и не смог. Моя мечта обернулась кошмаром, и в первую очередь для тебя. Да и для меня тоже.
И снова Мэтью старался говорить с ней предельно откровенно и честно. Все это ему хотелось сказать Кэрол уже давно, и сейчас он испытывал огромное облегчение, хотя каждое слово давалось ему нелегко.
— Когда вы уезжали, Энтони даже не захотел со мной попрощаться, и я не могу его за это винить. Парню было очень нелегко: сначала вас предал его родной отец, потом я. И для тебя, и для твоих детей это был жестокий удар, но и мне тоже пришлось нелегко. Впервые в жизни я понял, что я не такой уж хороший человек, каким всегда себя считал. Я оказался заложником обстоятельств и не сумел ничего сделать. Или не захотел…
Кэрол не могла знать, насколько верно его слова отражают то, что произошло в реальности, но ей казалось, что в целом он нарисовал довольно точную картину. Слушая Мэтью, она даже почувствовала к нему что-то вроде сострадания.
— Нам обоим было очень тяжело, — сказала она.
— И нам, и Арлетт, — подтвердил Мэтью. — Пока не появилась ты, я не думал о том, любит ли она меня. Быть может, и сама она поняла это, только когда у нее появилась соперница. Я не знаю, была ли это любовь в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, но… Арлетт считала, что у меня есть перед нею обязательства, и была не так уж не права. Я-то всегда казался себе человеком порядочным, но в той ситуации мое поведение трудно было назвать достойным. Я обманул и тебя, и ее — да и себя самого, если на то пошло. Я любил тебя, но остался с Арлетт. Кроме того, мне до сих пор кажется, что многое могло сложиться иначе, если бы меня в очередной раз не включили в состав кабинета. Но остаться на посту министра и все время опасаться, как бы правда о наших отношениях не выплыла наружу, — это было просто немыслимо! Я мог не бояться скандала, окажись на твоем месте другая, не столь известная женщина. Во Франции на подобные вещи смотрят сквозь пальцы: многие члены правительства и высокопоставленные политики имели любовниц, и в большинстве случаев это сходило им с рук, но тебя хорошо знали не только в Америке. Если бы о нашей связи стало известно, и на твоей, и на моей карьере можно было бы ставить крест, и Арлетт умело на этом сыграла.
— О да, она отлично воспользовалась ситуацией! — проговорила Кэрол неожиданно жестким тоном. — Твоя жена грозилась позвонить на студию и все рассказать о наших отношениях или сообщить о нас в прессе. А тебе она сказала, что покончит с собой.
