молюсь, чтобы пацан еще не съехал. Он был тверд в решении пойти на службу к Мяснику. Вполне вероятно, уже пригрелся под его крылом.
В этот раз стучусь. Дважды. За дверью могильная тишина. Не откроет он, даже если здесь. Делаю третью попытку, назвавшись:
— Это Асманов. За долгом.
Секунду тянется тишина, потом дверной замок щелкает. Я протискиваюсь в проем, озираясь по сторонам.
Фаза уже выглядит лучше. Синяки под глазами почти сошли, ссадины затянулись.
— Ты почему до сих пор тут? — спрашиваю, закрыв за собой дверь.
— Мясник проверяет.
— Решился все-таки?
— Я же сказал, бегать не буду.
Мой вид его заметно напрягает. Мало переодеться, надо бы еще зловещий взгляд смягчить и голос менее рычащим сделать. Но не получается! Внутри все в узлы скручивается от мысли, что над моей девочкой сейчас издевается какой-то подонок!
— Убьешь все-таки? — спокойно спрашивает Фаза. — Я срочные новости видел. В курсе, что у тебя свадьба сорвана. Почерк Шамана. Он летом так же особняк моего бывшего босса обстрелял. Но… черт подери, нет ему резона сейчас так подставляться. Не настолько я дорог.
Я и сам чувствую, что дело нечисто, но уж больно ниточки к Шаману тянутся.
— Не убью, если поможешь. Ты его лучше всех знаешь. Предполагаешь, где он мою жену держать может?
— Догадываюсь, — отвечает пацан и выдвигает ящик старой тумбочки. Достает потертую карту города и раскладывает на кровати. Лампочка под потолком светит тускло, поэтому я включаю еще и фонарик на телефоне. Фаза берет карандаш и начинает обводить кругами места в разных промзонах. — У него тут несколько баз. Объедем все часа за три-четыре.
— Объедем? — уточняю, а то вдруг ослышался: в ушах-то звенит от ярости.
Фаза снова ныряет в ящик и выуживает оттуда ствол:
— Скажем так, у меня в отношении Шамана двойной заказ.
— Считай, тройной, — роняю я, хватаю карту и шагаю к двери. — Поторопись, у моей жены нет времени.
Долго его ждать не приходится. Догоняет меня уже на первом этаже, по пути запахивая куртку. Едва выходим на улицу, как я соображаю, что не предупредил его о брате, а тот уже сам выскакивает из машины и тычет в Фазу пушкой.
— Какого хрена он здесь делает?! — ревет дурниной.
Я выставляю одну руку перед собой, другой затаскиваю Фазу за свою спину.
— Убери ствол, придурок! — отвечаю резко.
— Я придурок? — охреневает брат. — Это ты не смог ему башку открутить, и теперь твоя жена у Шамана!
— И Шаману скоро очень не поздоровится, если он к этому причастен! — рычу, с трудом сдерживаясь, чтобы не въехать брату в челюсть. — Опусти ствол, или ты не сядешь в мою машину. Так или иначе Фаза поедет со мной, и я не дам тебе грохнуть его!
Тяжело дыша, брат все же убирает оружие. Стискивает зубы так, что желваки по лицу пробегают. Никак не может въехать, что этот пацан пострадал из-за своего бывшего босса больше всех нас. Если за нами гонятся только власти, то на Фазу открыта охота со всех сторон.
Только после того как он занимает переднее сиденье, я позволяю Фазе сесть назад. Сам возвращаюсь за руль, отдаю карту пацану и спрашиваю:
— Тебя как звать-то?
— Саня, — отвечает он. — Булатов.
— Ну давай, Саня Булатов, говори, куда сначала едем? Но имей в виду, — я блокирую все двери в машине, — мы должны найти мою жену до того, как со мной свяжутся. В твоих интересах соображать вдвойне яснее. Если я получу «подарок» от того урода, то позволю Чеху вышибить тебе мозги.
Брат недобро скалится. Еще бы! Такая возможность выслужиться сразу перед всеми криминальными авторитетами: убить первое лицо при предателе Владиславе Люкове! Полагался бы за такое орден, мой братец натирал бы его ежечасно.
Фаза оглядывает карту и уверенно говорит:
— Давай на Южный. С него начнем.
— Почему с него? — спрашиваю, хоть уже и завожу тачку.
— Шаман оттуда дурь летом вывозил перед капремонтом базы. Вряд ли успел снова заполнить цеха. А если там окажется пусто, то по объездной будет проще объехать другие объекты, через город не придется пробиваться.
— Ты бы пригляделся к пацану, — подсказываю брату. — Неплохая замена мне. Смотри, Мясник уведет, локти кусать будешь.
— Тебя никто не заменит, — отвечает он, отворачиваясь к окну.
— Так вот мою жену тоже никто не заменит. Я за нее душу дьяволу продам. Поэтому не смей даже коситься в сторону пацана.
Выезжаю со двора, думая только об одном: «Держись, девочка! Я уже еду».
Ася
Жарко. Кожу жжет. Внутри все горит, в горле едко першит, глаза зудят. С трудом фокусирую зрение, медленно приходя в себя. Руки ломит под тяжестью собственного веса. Я едва могу упираться носками туфель в бетонный пол.
Запрокидываю голову и вижу, как мои запястья перетянуты грубой веревкой. Я подвешена на крюк, а по предплечьям стекают тонкие струйки крови. Видимо, давно болтаюсь, раз бечевка содрала кожу и въелась в мясо. Но боли как таковой почти не чувствую. Гораздо больнее в груди, где сердце гулко бьется о ребра.
Я боюсь не за себя.
За Камиля.
Жив ли он? Если жив, то где?
А как мама? Варька? Лучик? Дети? Дядя Наиль? Гости? Проклятый Роман Чеховской, в конце концов? Пострадали ли они?
— Очнулась?! — сквозь непрекращающийся звон в ушах слышу знакомый женский голос.
Моя голова безвольно падает вперед. Не могу поднять ее. Сил совсем нет.
Ведро ледяной воды вполне бодрит, особенно выплеснутое без предупреждения и прямо в лицо. Я заглатываю воду, захлебываюсь и начинаю откашливаться, мотая головой. Теперь становится холодно до дрожи.
— Повторить? — интересуется надушенная ядовитыми духами гадина, цокая каблуками и выпрямляясь с гордо поднятым подбородком передо мной.
— Ты отлично вписываешься в фон этого старого склада, — огрызаюсь я охрипшим голосом. Кажется, простыла, что неудивительно, болтаясь посреди ледяного бетонного сооружения глубокой осенью, да еще и в мокром тонком свадебном платье.
— Тебе не кажется, что ты сейчас не в том положении, чтобы препираться? — усмехается она, изгибая свои ярко-красные губы. Подкуривает тонкую сигарету, выпускает струю сизого дыма мне в лицо и отходит к столу неподалеку, на котором ее ждет любимый алкоголь.
Я оглядываю вооруженных громил, охраняющих склад, и насчитываю порядка семи голов. Еще неизвестно, сколько на улице торчит. Ох и сильно же я насолила этой стерве! Такие церемонии из-за меня одной. Сама себе завидую.
«Враги есть только у тех, кого боятся…»
Да, любовь моя, ты прав, Адель боится меня. Только страх мог толкнуть ее на такой мерзкий поступок.