Семь месяцев - Хулина Фальк

Я никогда не считал, что для меня потерять Милли хуже, чем для Эмори. Тем не менее, я думаю, что в семейном плане это ударило по мне сильнее. Эмори знает её дольше, но предполагалось, что я буду растить с ней ребенка, а потом все свалилось на меня.

Эмори, возможно, боится умереть во время родов, но ей не нужно беспокоиться о том, что она может растить ребенка в одиночку. Мне не только придётся растить еще одного ребенка в одиночку, я потеряю ещё одну любимую женщину. Она никогда не говорила мне, что боится смерти, но я всё равно беспокоюсь каждый божий день. И я буду беспокоиться до тех пор, пока этот ребенок не родится, а Эмори всё ещё будет живой.

— Это не будет иметь значения. Не беспокойтесь об этом.

Но я беспокоюсь об этом. Что произойдет, когда через десять лет Брук придет домой из школы в слезах, потому что ее одноклассники узнали, что её брат является двоюродным? Это будет звучать так неправильно. Люди видят только причину, чтобы запугать кого-то, не думая, что это причинит другому человеку больше вреда, чем что-либо другое.

Я могу жить с тем, что люди обзывают меня за то, что я влюбился в сестру-близнеца моей покойной девушки. Я могу смириться с отвращением родителей Эмори. Но если моя ошибка причинит боль моей дочери, я не смогу с этим жить. Может быть, они никогда этого не узнают, потому что откуда им знать? Если Брук или её брат не расскажут своим друзьям, никто никогда и не узнает.

— Тогда увидимся через две недели, хорошо? — говорит доктор Мэнсон, вставая со своего стула. Она протягивает мне листок с указанием следующих четырех назначений Эмори.

— Я думаю, да.

Доктор Мэнсон прощается и выходит из палаты, закрыв дверь, чтобы дать Эмори немного уединения, пока она вытирает гель. Я беру несколько бумажных полотенец и помогаю ей дотянуться до тех мест, которые она с трудом разглядывает.

— Ты действительно боишься, что он не понравится Брук, да? — спрашивает Эмори мягким голосом. Она позволяет мне стереть гель. Это странно, но невероятно интимно.

— Нет, я боюсь, что она подумает, что я сделал это нарочно, чтобы… Я не знаю, например, чтобы избавиться от нее.

— Майлз, — Эмори кладет руку мне на щеку, заставляя меня посмотреть на нее. — Брук любит тебя. Она никогда бы не подумала, что ты пытаешься от неё избавиться.

Я беру её запястье в свою руку и прижимаю его к своему сердцу. Мое сердце, должно быть, колотится со скоростью сто миль в час. Она чувствует это, потому что мягко улыбается. С сочувствием. Она думает, что это из-за того, что я боюсь, что моя дочь может возненавидеть меня. Но мое сердцебиение участилось из-за Эмори. Потому что я люблю её так чертовски сильно, что это причиняет боль. При одном взгляде на неё мне хочется встать на вершину горы и кричать об этом на весь мир.

Она ещё не любит меня, но и не обязана любить. Я не виню её за это. Честно говоря, даже не могу поверить, что люблю ее. Но я уверен: не имеет значения, сколько времени это займет, семь часов или семьдесят лет, я буду ждать её, потому что любить кого-то — значит идти на жертвы. Это значит хотеть для них самого лучшего. Нужно много ждать, надеяться, молиться, чтобы сделать их счастливыми. Честно говоря, семьдесят лет, наполненных надеждой, что Эмори однажды полюбит меня, лучше, чем семьдесят лет, потраченных впустую на того, кого я не хочу. Так что, да, я подожду. Даже если на это уйдет вся моя жизнь.

— Какую кошку ты хочешь? — спрашиваю я, и моё сердце замирает, когда я вижу, как загораются глаза Эмори: уголки её рта приподнимаются в широкой улыбке, и она издает возбужденный вопль.

— Мы заведем кошку?!

— Только если ты скажешь мне, какую породу ты хочешь, — отвечаю я. — Только не одна из этих голых, они меня пугают.

Эмори обвивает руками мою шею, повторяя бесчисленное количество раз слово «спасибо». Если бы я знал, что кошка будет так много значить для неё, я бы купил её несколько месяцев назад.

— Я хочу серого шотландского вислоухого кота по кличке Пуррито.

— Пуррито?

— Да!

Она задыхается.

— Или сиамского кота по кличке Суп!

— Эм… Суп? Серьёзно?

Эмори высвобождается из объятий, кивая чересчур восторженно.

— Может быть, нам стоит завести двух кошек!

— Может быть, мне стоит пересмотреть своё решение о том, чтобы влюбиться в тебя. Ты кра… — через несколько секунд Эмори прижимается губами к моим, прерывая меня на полуслове.

— Ты не можешь вернуть свои слова обратно. Это закон, — бормочет она, все еще прижимаясь своими губами к моим. Она даже не целует меня.

— Да?

Да.

— Ну, тогда, если ты так говоришь… Думаю, я не могу взять свои слова обратно.

«Я знаю лишь одно — ты нужна мне рядом» — needy by Ariana Grande

Майлз

— Майлз, — я не уверен, как часто она выкрикивает моё имя, но сейчас мои глаза открыты.

Я смотрю на свою жену сквозь темноту, и мне нужна секунда, чтобы сориентироваться, но я быстро просыпаюсь, испытывая странный страх, что с ней что-то случилось. Её зеленые глаза смотрят в мои, как солнце, только менее яркое в это время суток.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, мои руки блуждают по ее телу, чтобы увидеть, все ли у нее на месте.

Эмори слегка хихикает.

— Да, Майлз. Я в порядке. Физически.

Притягивая ее ближе к себе, я спрашиваю:

— Что случилось? Ты голодна? Хочешь в туалет? — ей не нравится ходить ночью в туалет одной. Эмори боится темноты. Это я понял за последние пару месяцев. — У тебя ведь не преждевременные роды?

— Майлз, нет. Я в порядке.

Я расслабляюсь. Хорошо. Не голодна, это плохо, но ничего страшного. Никаких преждевременных родов. Это… хорошо. С ней всё в порядке.

— Я не могу уснуть, — это тоже не ново. Нашему сыну нравится не давать ей спать по ночам.

Блять. Наш сын. Чёрт, это всё еще звучит так сюрреалистично. У меня будет сын. Это… чёрт возьми.

— Не хочешь немного прогуляться? Может быть, он снова заснет?

Она мне не отвечает. Вместо этого Эмори убирает мою руку со своего бедра и кладет её прямо на свой живот, ожидая. Она прижимает