А сейчас она должна выполнить свой долг.
Меньше чем через пятнадцать минут Роз поняла, что никогда бы не нашла общего языка со своей прабабушкой.
Погода стоит прекрасная. Дела задерживают Реджинальда в Новом Орлеане. Я так и не нашла шелк того оттенка синего, какой искала. Местные лавочники просто не au courant[23] . Полагаю, пора организовать поездку в Париж. До отъезда необходимо нанять девочкам новую гувернантку. Нынешняя уж слишком независимая особа. Когда я думаю, сколько денег уходит на ее жалованье и содержание, мое недовольство ее услугами безмерно возрастает. Недавно я подарила ей очень милое повседневное платье, которое мне не подошло, так она просто приняла его, и все. Никакой благодарности. Однако, когда я прошу о какой-либо услуге, она откликается весьма неохотно. Разумеется, не имея других обязанностей, кроме как присмотреть за девочками и дать им пару уроков, она вполне может выполнить простые поручения.
У меня сложилось впечатление, что она забывается и слишком задирает нос. Прислуга должна вести себя скромнее.
Роз потянулась, перелистнула несколько страниц. Записи мало чем отличались. Недовольств о прислугой, отчеты о покупках, планы устраиваемых приемов, впечатления о посещенных. И очень мало о детях.
Отложив первый дневник, Розалинд взяла другой, полистала, прочитала об увольнении горничной за хихиканье в коридоре, остановилась на описании пышного бала. Затем, зацепившись за пару слов, стала читать внимательнее.
У меня снова был выкидыш. Почему потеря ребенка так же болезненна, как роды? Я измучена. Как я смогу пережить новую попытку подарить Реджинальду наследника, которого он так отчаянно желает? Он опять захочет лечь со мной, как только я оправлюсь от выкидыша, и, подозреваю, мне придется нести этот тяжкий крест, пока я снова не забеременею.
Я не нахожу никакого удовольствия ни в супружеских обязанностях, ни в девочках — ежедневном напоминании о том, что я еще должна совершить.
По крайней мере, как только я снова забеременею, Реджинальд на месяцы ожидания оставит меня в покое. Мой долг — родить сыновей. Я не уклоняюсь от своего долга, однако, похоже, не в моих силах привести в этот мир что-то, кроме без умолку тараторящих девчонок.
Я хочу лишь заснуть и забыть о том, что опять потерпела неудачу, опять не смогла подарить мужу и этому дому столь необходимого им обоим наследника.
«Снова дети как долг и только долг», — подумала Роз. Как печально. Что же чувствовали те маленькие девочки, если к ним относились как к неполноценным только потому, что они не мальчики? Было ли в этом доме во времена правления Беатрис хоть немного радости или здесь царили лишь долг и показное благополучие?
Роз так расстроилась, что чуть не переключилась на одну из бабушкиных тетрадей, но заставила себя просмотреть еще один дневник Беатрис.
Меня буквально тошнит от этой назойливой Мэри Луиз Беркер! Можно подумать, что если она выродила четырех сыновей и с новой беременностью растолстела, как корова, то больше всех понимает в зачатии и воспитании! Ну, это вряд ли. Сыновья Мэри носятся по ее гостиной, как дикие индейцы со своими грязными собаками — тремя! — и хватаются за мебель потными сальными ручонками. А она лишь смеется и говорит,что мальчики есть мальчики.
У нее еще хватило наглости предложить мне обратиться к ее доктору и какой-то там колдунье. Уверяет, что на этот раз у нее будет желанная девочка, так как она ходила к этой ужасной колдунье, купила амулет и повесила его над своей кроватью.
Мало того, что Мэри хлопочет самым неприличным образом и часто на людях над своими хулиганами, так она еще смеет говорить со мной о таких вещах и все под предлогом дружбы и заботы.
Я только и думала, как бы поскорее откланяться.
Роз решила, что Мэри Луиз ей очень понравилась бы. Интересно, не ее ли потомок Бобби Ли Беркер, с которым они учились в старших классах?
Тут она увидела этои чуть не задохнулась.
Я заперлась в своей комнате. Я ни с кем не желаю разговаривать. Унижение, которое мне пришлось пережить, невыносимо. Все эти годы я была преданной женой и исключительной хозяйкой. Я безукоризненно управляла прислугой и неустанно трудилась над созданием достойного образа нашей семьи в глазах светского общества и деловых партнеров Реджинальда.
Я, как и должно жене, не обращала внимания на его интимные связи, довольствуясь осмотрительностью Реджинальда.
А теперь это!
Сегодня вечером, приехав домой, он пригласил меня в библиотеку поговорить наедине. Реджинальд сказал, что одна из его любовниц забеременела от него. Неподобающая тема разговора мужа с женой, и, когда я ему на это указала, он отмахнулся от моих слов как не стоящих внимания.
Как будто я ничто.
Он сказал, что я должна создать видимость беременности. Он сказал, что, если то существо родит сына, его принесут в наш дом, дадут имя Харперов и воспитают здесь. Как его сына. Как моего сына.
Если там родится девочка, ничего страшного. У меня случится очередной «выкидыш», и дело с концом.
Я отказалась. Конечно же, я отказалась. Как возможно взять в свой дом сына шлюхи!
Тогда Реджинальд предложил мне выбор. Или я принимаю его решение, или он со мной разводится. Он получит сына любым способом, но предпочитает, чтобы я осталась его супругой, ибо ни один из нас не желает скандала, неизбежного при разводе. За согласие он пообещал мне щедрое вознаграждение. Если я откажусь, то обречена на развод, позор и буду изгнана из дома, который лелеяла столько лет, лишусь жизни, которую создала.
Итак, выбора у меня нет.
Я молюсь о том, чтобы та шлюха родила девочку. Я молюсь о том, чтобы она умерла. Чтобы все они горели в аду.
У Роз тряслись руки. Как ни хотелось ей читать дальше, пришлось встать, попытаться успокоиться. Она прошла к дверям веранды. Воздух! Ей необходим воздух. И она вышла на веранду с дневником в руках, жадно вдыхая свежий утренний воздух.
Каким же страшным человеком надо быть, чтобы вынудить жену признать как своего его незаконного сына! Даже если оннелюбил ее, то должен был уважать супругу.
И можно ли назвать любовью его чувство к сыну, если он навязал его женщине, которая никогда, никогда не сможет заботиться о нем, как мать? Которая всегда будет испытывать к этому ребенку отвращение? Даже презирать его?