это человек, но, когда я пытаюсь рвануться вперед и не могу, сквозь затянувшийся туман до меня медленно доходит, что я привязана. К стулу.
Постепенно мир вокруг начинает возвращаться в фокус. Я нахожусь, кажется, на складе, вокруг меня обмотана веревка, я сижу на жестком металлическом стуле. Во рту ужасный привкус, язык словно прилип к небу, а голова раскалывается. Несмотря на это, я кручусь из стороны в сторону, ища Изабеллу. Но вижу лишь огромного темноволосого мужчину в черной рубашке, который сидит на другом металлическом стуле, на коленях у него лежит пистолет, а его взгляд буравит меня. Мне не нравится, как он на меня смотрит.
Мне вообще все это не нравится. Меня накачали наркотиками. Меня снова охватывает паника, и не только из-за ситуации, в которой я нахожусь, но и потому, что я не знаю, как наркотик может повлиять на ребенка. В голове проносятся видения пропитанных кровью простыней несколько недель назад, только на этот раз у меня нет возможности добраться до больницы, нет возможности добраться до Левина…
Левин. Острая боль ударяет мне в грудь, когда я понимаю, что это сделает с ним. С нами, если мне повезет выбраться из этой ловушки и вернуться к нему, что кажется ужасающе маловероятным. Это его худший страх: его жена и ребенок снова в опасности, в ситуации, когда он не может помочь.
Сколько времени пройдет, прежде чем он узнает? Он в Нью-Йорке. Охранники должны были вернуться, обнаружить, что нас там нет, и поднять тревогу. Я понятия не имею, сколько времени прошло, он мог уже получить звонок и вернуться в Бостон. Но я понятия не имею, какие планы у Диего. Я могу оказаться в самолете еще до того, как Левин доберется до меня, а Изабелла…
— Где моя сестра? — Я требую, слова выходят более невнятными, чем мне хотелось бы, из-за последствий наркотика. — Где Изабелла.
— Не твое собачье дело, — говорит мне мужчина, снова окидывая меня взглядом. — Не волнуйся, я уверен, что ты увидишь ее снова, прежде чем босс закончит с тем, что он запланировал.
При этих словах меня пробирает холод до самых костей.
— Что ты имеешь в виду?
— Скоро узнаешь. — Он ухмыляется, потянувшись вниз, чтобы поправить себя, когда смотрит на меня. — Знаешь, — добавляет он разговорчиво, как будто я не привязана к стулу посреди комнаты с направленным на меня пистолетом, — мне кажется, ты красивее из вас двоих. Другая выглядит так, будто готова откусить всем член, а ты… — он облизнул губы. — Ты выглядишь так, будто сосешь очень хорошо. Твои губки восхитительны.
— Я бы на твоем месте не ставила на это, — огрызаюсь я. — Что ты сделал с моей сестрой?
— Я? Ничего. Диего сказал, что мы не можем трогать вас двоих, к сожалению. Что-то там с покупателями и все такое, хотя я не вижу в этом ничего особенного, поскольку вы обе не девственницы. Но приказ босса есть приказ. — Он снова усмехается. — Он сказал, что ты главный приоритет. Он будет чертовски доволен, что нам удалось схватить вас обеих.
— Значит, Изабелла у вас. — Мне становится плохо от этой мысли. Я видела, как ее схватили до того, как я потеряла сознание, но у меня была небольшая надежда, что она сможет вырваться на свободу, что каким-то образом ей удастся избежать этой участи. Была вероятность, что мужчина лжет, чтобы раззадорить меня, такая возможность есть всегда, но я не думаю, что дело в этом. Думаю, он говорит правду.
— Диего будет чертовски рад, — повторяет он, как будто я не говорила. — Он будет чертовски рад заполучить в свои руки обеих сестер, которые выставили его дураком. Он только об этом и говорит, как сильно он вас обеих ненавидит. Как вы сделали из него дурака. Это не то, что я бы сказал перед мужчинами, которые на меня работают… но, может быть, именно поэтому у меня нет мужчин, которые на меня работают. — Он смеется, глубокий, раскатистый смех изнутри, как будто он сказал что-то особенно смешное.
Я не смеюсь, и тупо смотрю на этого идиота, и это, похоже, выводит его из себя. Он встает и направляется ко мне, держа пистолет в одной руке. Каким-то образом, может быть потому, что я знаю, что у Диего есть на меня планы, а значит, этот человек не сможет причинить мне вреда, мне удается не вздрогнуть, когда он останавливается прямо передо мной и берет мой подбородок между мясистыми пальцами.
— Очень жаль, что он не позволяет нам ничего с вами сделать, девочки, — рычит мужчина. — Я бы показал вам, что бывает, если не смеяться над мужскими шутками. — Он поднимает пистолет, прижимая дуло к моим губам, и на этот раз я не могу не вздрогнуть, потому что ужас, охвативший меня, настолько абсолютен. Диего, возможно, приказал им не причинять мне вреда, но это не спасет меня от идиота с трясущимися пальцами. Это также не поможет мне, если я пошевелюсь и напугаю его. — Я бы заставил тебя обхватить своими прелестными губками этот пистолет и посмотреть, как хорошо ты его сосешь, — шипит он. — А потом, если твое лицо останется целым и невредимым, ты могла бы повторить это на моем члене. — Его рука скользит вниз, развратно потирая себя. — В любом случае я бы кончил в твой милый ротик.
Кажется, меня сейчас вырвет. Единственное, что удерживает меня от этого, знание того, что может случиться, если я это сделаю, и тот факт, что я понятия не имею, надолго ли я здесь застряла, и как долго я просижу здесь в собственной блевотине.
— Хьюго, какого черта ты делаешь? — Другой голос доносится из дверного проема, и на этот раз я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать, и я готовлюсь к выстрелу, к забвению, которое наступит после него, особенно когда чувствую, что Хьюго тоже дергается, пистолет судорожно прижимается к моему рту.
Господи, помоги мне. Я не так хочу умереть.
— Убери это от ее гребаного лица. — Человек, который идет к нам, худее Хьюго, но в его лице чувствуется властность, которой нет у Хьюго, интеллект, которого нет у того, кто стоит передо мной. — Самолет Диего только что приземлился. Он захочет их увидеть. Давай, блядь, и не пытайся выебываться, а то я скажу ему, что поймал тебя с пистолетом у лица той, кто ему больше всех нужен.
Худой мужчина кружит вокруг меня, пока говорит, разрезая веревки, привязывающие меня к стулу.
— И ты использовал веревки, а не
