– Мам?
Ли налила в стакан сок и взглянула на Дженис, все еще держа в руках картонный пакет, из которого на стол падали оранжевые капли. Дженис опиралась на буфетную стойку, перебирая голыми ступнями о резиновый коврик, лежавший на полу.
Что у тебя с Крисом?
Этот не прозвучавший вопрос сквозил в сердитом взгляде Дженис, в ее надменной позе, в поджатых губах. Ли инстинктивно угадала, о чем думает дочь, но решила, что, если уж ей так хочется, пусть спросит. Ли вовсе не собиралась первой заводить этот разговор, она боялась обидеть Дженис. Да и, кроме всего прочего, их отношения с Кристофером были еще слишком хрупкими, неопределенными, чтобы выносить их на семейный совет.
– Да, дорогая, слушаю тебя.
Вопрос так и не был задан, а Ли тем временем налила второй стакан сока. Когда она протянула его Дженис, зазвонил телефон.
Трубку схватила Дженис.
– Алло? – После паузы Дженис через плечо протянула трубку матери. – Это тебя.
Ли поставила стакан с соком, подошла к телефону и сказала в трубку:
– С Новым годом.
– Тебя тоже с Новым годом, – прозвучал на другом конце провода голос Кристофера, счастливый и веселый.
– Привет, Кристофер. Ты жив после вчерашнего? Я тебе не вывихнула руки?
– Все целы.
– Спасибо, мне все очень понравилось, но после танцев на высоких каблуках ужасно болят икры.
– Может, они болят после чего-то другого?
Она рассмеялась, и он сказал:
– Я люблю тебя.
Ради Дженис ей пришлось изобразить некоторое разочарование:
– Неужели? Бог ты мой, вот уж никогда бы не поверила.
– Можно мне заскочить к вам сегодня? Я привезу «ло мейн».
– А ты думаешь, китайские ресторанчики будут открыты?
– Если нет, ограничимся тостами и посмотрим футбол по телевизору.
– Отлично. Дай-ка я посчитаю, сколько у нас тут ртов.
Она отняла от уха трубку и сказала, обращаясь к Дженис:
– Кристофер хочет привезти что-нибудь из китайской кухни. На тебя рассчитывать?
Так и не повернувшись лицом к матери, Дженис бросила короткое «конечно» и вышла из кухни, оставив свой сок нетронутым.
Все время, пока Кристофер оставался в их доме, Дженис следила за ними, как кошка, но, если даже что-то между ними и было, они не единым жестом себя не выдали. Кристофер почти весь день просидел на диване, откинувшись на подушки, скрестив ноги, и смотрел с Джои и Денни бейсбольные матчи, азартно болея вместе с мальчиками. Ли, в сером спортивном костюме и махровых носках, читала книгу, сидя в кресле. В пять часов она встала, намереваясь пойти разогреть машину, чтобы отвезти Денни домой. Кристофер поднялся с дивана и предложил:
– Я отвезу его, если хотите.
– Нет, вы все тут так уютно устроились. Я съезжу сама. Вернусь минут через десять.
Дженис подумала: «Если эти двое и в самом деле путаются, то я готова съесть собственную шляпу!» Вели они себя так, что обоим нелишне было бы впрыснуть тестостерона.
Вернувшись домой, Ли разогрела в печке китайские подношения Криса, принесла поднос с едой в гостиную, села в кресло и, лениво ковыряясь в своей тарелке, углубилась в книгу.
В восемь часов Кристофер поднялся и сказал:
– Что ж, думаю, мне пора.
Ли с трудом оторвалась от книги.
– Одну мин… – Она подняла палец вверх и дочитала страницу.
– Не беспокойтесь. Я найду выход.
– О, нет! Нет! – Ли встала с кресла и отложила раскрытую книгу. – Просто я так давно не читала. И так увлеклась.
– Ну и продолжайте. Совсем не обязательно меня провожать.
Она зевнула и сладко потянулась.
– Какая лень сегодня!
– Да, это уж точно. – В прихожей он снял с вешалки куртку и надел ее. – Спасибо, что позволили мне поболтаться тут у вас.
Без тени смущения он поцеловал ее в щеку на глазах у детей, высунувшихся из гостиной.
– Эй, Джои, Дженис… пока!
Когда за ним закрылась дверь, Дженис с некоторым облегчением подумала: «Мы с Джои ошиблись: Кристофер для нее – не более чем друг Грега».
Было два часа пополудни – обеденный перерыв в цветочном магазине, – когда на следующий день Ли постучала в квартиру Кристофера. Он распахнул дверь, и они бросились друг к другу в объятия. Они целовались так, будто завтра уже не наступит. Он прижал ее к двери, потом, словно передумав, отвел чуть в сторону, сорвал с нее пальто и бросил его на пол. Поцелуй был тем страстным, чувственным, жадным поцелуем, который не предполагает двусмысленности в отношениях и не внемлет голосу разума. Дав себе волю, он обхватил руками ее груди, навалился на нее всей тяжестью своего тела, прижал к закрытой двери. Раздался глухой стук от удара, эхом отозвавшийся в коридоре.
Когда поцелуй закончился, она, безжалостно схватив его за волосы, воскликнула:
– Не смей больше этого делать! Я еще никогда не чувствовала себя более несчастной! Вместо того чтобы повалить тебя на диван и распластаться сверху, мне пришлось усесться в другом углу, уткнувшись в какую-то идиотскую книгу!
Он рассмеялся:
– Ты утверждаешь, что хотела меня?
Она еще сильнее вцепилась ему в волосы и исступленно закричала:
– Хотела? Да, хотела! – и, зарычав, принялась таскать его за волосы, словно пытаясь оторвать голову.
– А как твои икры? – с плутоватой улыбкой полюбопытствовал он.
– Поцелуй, тогда скажу.
Он поцеловал ее, на этот раз нежно, и она, обмякнув, начала гладить его по волосам, бережно поддерживая затылок.
Когда он наконец заглянул ей в глаза, она тихо произнесла:
– Моим икрам нужна терапия.
– А, – ответил он, – я как раз об этом думал.
Он подхватил ее на руки и, как невесту, понес в гостиную, где уже не было рождественской елки и мебель была расставлена по местам. Он уложил ее на диван, склонился над ней, и она сомкнула ноги вокруг его бедер. Касаясь языком ее губ, проникая в ее манящий рот, он одновременно расстегивал пуговицы ее бледно-лилового пиджака. Под ним оказался еще и свитер. Рука его уже скользнула под мягкую шерстяную ткань, когда Ли вдруг отстранилась, прервав поцелуй.
– Кристофер, у меня плохие новости.
Он замер и с тревогой посмотрел на нее.
– Сегодня ночью у меня началась менструация.
Он изумленно уставился на нее, словно новость застала его врасплох Затем откинулся на спинку дивана, запрокинул голову, закрыл глаза и, безжизненно опустив руки, застонал:
– Оооо… Не-е-т…
– Извини. – Скорчив гримасу, она пожала плечами.
– И сколько это продлится?
– Четыре-пять дней.
