Ну или мне нужен толчок для того, чтобы вступить в отношения с девушкой. Этим толчком становится одна фотография в Лизином инстаграме, на которой она отмечена. Ее обнимает парень, а она смеется. Кадр не постановочный, а сделанный в моменте. Я перехожу в аккаунт человека, разместившего фото, и вижу у него еще несколько таких фотографий с Лизой. Парня зовут Лукас, и он ее однокурсник.
И хоть Лиза сама не выкладывает к себе фотографии с этим Лукасом, вполне очевидно, что у них близкие отношения. Не долго думая, я лайкаю все их совместные снимки.
На Новый год я еду в Россию. Лиза тоже приезжает, но мы не встречаемся с ней. И это до ужаса странно — находиться с ней в одном городе, но не увидеться. В какой-то момент меня даже начинает ломать, и я едва не срываюсь к ней. Просто чудом удерживаю себя в последний момент. Когда возвращаюсь в Лондон, снова погружаюсь с головой в работу.
Со временем я замечаю, что в наше кафе регулярно ходит одна и та же девушка. У нас уже много постоянных посетителей, но она отличается от них тем, что приходит в определенные дни и в определенное время. А именно по понедельникам, средам и субботам ровно с 14:00 до 17:00. Девушка всегда садится за один и тот же столик, если он свободен, достает книги, больше похожие на учебники, и вдумчиво их читает, выделяя что-то важное маркерами.
Она британка, это сразу видно. У нее рыжие волосы, зеленые глаза, а лицо слегка покрыто веснушками. Носит кеды и джинсы, на плече всегда рюкзак.
Я знакомлюсь с ней. Не специально, как-то само собой выходит. Однажды на работу не выходят сразу три официанта: двое заболели, а третий неожиданно решил уволиться. Наплыв клиентов большой, и мне самому приходится взять в руки поднос. И это как раз суббота, когда приходит она. Садится за свой любимый столик у окна и достает из рюкзака книги. Не дожидаясь когда она подзовет официанта, я приношу ей то, что она всегда заказывает: средний капуччино и клаб сэндвич.
— Но… — растерянно поднимает на меня зеленые глаза. — Я же еще не делала заказ.
— Наше заведение научилось предугадывать желания клиентов, — слегка улыбаюсь ей.
Она удивленно на меня смотрит, а я улыбаюсь еще шире.
— Простите, — продолжаю. — Но вы разве хотели заказать что-то другое?
— Нет, я хотела заказать ровно то, что вы принесли, но все-таки, как вы узнали? — она переводит взгляд на мой бейджик. — Майкл.
Я пожимаю плечами.
— Вы всегда заказываете одно и то же. Я давно заметил.
— Боже, — закатывает глаза. — Как же я предсказуема!
Я ставлю перед ней заказ.
— А знаете, что? — смотрит на меня с дерзостью. — Я не хочу капуччино и клаб сэндвич. Принесите мне, пожалуйста, чизкейк и апероль.
— Апероль у нас только алкогольный, — осторожно замечаю.
— И это прекрасно!
Смеясь, я ставлю капуччино и клаб сэндвич обратно на поднос, а через пять минут возвращаюсь к посетительнице с чизкейком и коктейлем. Девушка опрокидывает в себя четыре апероля подряд, будто пытается кому-то что-то доказать, из-за чего слишком напивается и с трудом поднимается на ноги.
Пьяные посетители у нас не редкость, но по этой девушке видно, что она редко берет в рот алкоголь, и я как будто чувствую ответственность за то, что она пьяна. Быстро забегаю в свой кабинет, беру рюкзак, снимаю бейджик, говорю старшему по залу, что ухожу, и спешу на улицу за этой посетительницей.
— Давай я провожу тебя? — догоняю ее на углу. — Где ты живешь?
Боже, она еле на ногах стоит.
— Да тут, в паре кварталов, — машет рукой вперед.
— Пойдем, — беру ее под руку и веду.
Она не сопротивляется, но видно, что ей некомфортно. От моего прикосновения она сначала дернулась, а потом будто разом протрезвела.
— Как тебя зовут? — спрашиваю, чтобы как-то прервать неловкую тишину.
— Эмили, — отвечает, помедлив.
Я чувствую, насколько она напряжена. Как будто боится меня. Поэтому решаю больше не лезть к ней с разговорами и молча довожу ее до дома. Она действительно живет в паре кварталов.
Она не приходит в понедельник, как должна была, и не приходит в среду. Нет ее и в субботу. Меня это почему-то задевает. Как будто я чем-то провинился перед ней, хотя это не так.
Но через две недели она приходит. Я разговариваю с барменом, и она прямиком направляется ко мне.
— Привет, Эмили, — удивленно на нее смотрю. Бармен в этот момент отходит.
— Слушай, — неуверенно начинает. — Извини за тот раз. На самом деле я не пью.
— Все в порядке.
Она мнется в стеснении, и я замечаю, как слегка краснеют ее щеки.
— Может, выпьем кофе как-нибудь? — вдруг спрашивает.
Я вижу, как тяжело ей это дается. Она будто делает над собой усилие, чтобы пригласить меня на этот кофе.
— Знаешь, в нашем заведении далеко не самые вкусные клаб сэндвичи, увы. Тут неподалеку есть одно местечко. Ты будешь в восторге от их клаб сэндвичей.
Она смеется, а я снимаю с себя бейджик, быстро бегу в кабинет за рюкзаком и выхожу к ней.
Эмили родом из Шотландии, ей 23 года, и она приехала в Лондон изучать историю искусств в магистратуре. С ней легко общаться на отвлеченные темы, у нее есть чувство юмора, и она очень милая. Что еще нужно?
Поэтому я целую ее в этот же вечер. Когда я касаюсь ее губ своими, нас обоих будто бьет током. Не знаю, от чего дергается Эмили, но я дергаюсь от того, что вдруг вспоминаю губы Лизы. Вдыхаю запах Эмили и вспоминаю Лизин.
Но я все равно продолжаю целовать Эмили. Пожалуй, даже еще настойчивее. Наверное, чтобы выбросить Лизу из головы.
Мы начинаем встречаться. Это вряд ли можно назвать отношениями в классическом понимании. Я не хожу на встречи с ее друзьями, не еду с Эмили в Шотландию к ее семье на длинные праздники и не прихожу к ней, когда ее навещают тетя с дядей. Также я не предлагаю ей познакомиться с моей семьей, когда родители, Ира и Леша снова приезжают ко мне в гости.
Мы живем по отдельности, но два-три раза в неделю проводим время вместе. Или она у меня остается, или я у нее. У Эмили примерно такая же небольшая съемная квартирка, как и у меня.
Мы не особо много говорим о личном. Я не знаю, как она жила до Лондона и сам не рассказываю, как жил в России. Мы обсуждаем ее учебу, мою работу, какие-то текущие важные новости Англии и мира, смотрим по вечерам фильмы и не строим никаких планов на совместное будущее.
Спустя больше полугода таких отношений, Эмили не выдерживает.
— У меня к тебе несколько вопросов, Майк, — мы сидим на моей кухне и едим пасту болоньезе, которую Эмили приготовила.
— Каких? — нанизываю спагетти на вилку.
— Расскажи о своей семье?
Я на секунду замираю.
— В смысле? Что именно?
— Что угодно. Просто мне интересно узнать о твоей семье.
Я оставляю вилку на тарелке, тянусь к салфетке, вытираю губы. Делаю все медленно, почему-то оттягивая момент рассказа.
— Я усыновленный ребенок, — говорю громко и четко.
Лицо Эмили вытягивается в удивлении. Несколько секунд она хлопает глазами, а я понимаю, что впервые с того момента, как узнал правду, вот так просто взял и сказал ее вслух постороннему человеку, как будто быть усыновленным — это что-то само собой разумеющееся.
— Усыновленный? — переспрашивает.
— Да. Меня усыновили, когда мне было три года.
— А почему? — осторожно уточняет.
— Моя настоящая мама погибла, отца у меня не было, и подруга моей родной матери усыновила меня. У меня родители, одна младшая сестра и один младший брат. Папа адвокат, а у мамы строительный бизнес. Сестра учится в университете на факультете политологии, а брат еще в школе.
— И ты всегда знал, что тебя усыновили?
— Нет, я узнал об этом несколько лет назад.
— То есть, ты думал, что они твои настоящие родители? — продолжает допрос.
— Да.
— И у тебя даже подозрений не возникало?
— Нет. Меня любили и растили, как родного ребенка.
По ее лицу видно, что она все еще удивлена.
— Ладно, — продолжает. — Следующий вопрос. Почему ты решил переехать из Москвы в Лондон?
