— О, как! — хмыкнула Милана. — То есть ты согласен с таким раскладом, да? И фигня, что я ему в дочки гожусь, — она резко снова повернулась к Стаху. — А как же ваши россказни про чистоту вашей распрекрасной дворянской крови? Я же вам ее испорчу со своими цыганскими прабабками. Вы тут все чего-то накурились, пока меня ждали?
— Милана, имей уважение! — рявкнул Александр Юрьевич, но Стах дернулся на его голос и, словно оправдываясь, выдал:
— Я тебя люблю, при чем тут твои прабабки? Услышь меня, пожалуйста. Я дам тебе все, чего бы ты только ни захотела, все лучшее, что есть на свете. Хочешь делать карьеру — делай. Замужество откроет для тебя множество дверей, и я сделаю все, чтобы ты достигла желаемого в выбранной профессии. Я буду беречь тебя, баловать и защищать. А возраст у меня нормальный. Или ты полагаешь, на чувства люди способны только в юности?
— Но я не хочу за вас замуж, — вскочила с места Милана. — Я — не хочу!
— Захочешь! — прогрохотал отец, не обращая внимания на совершенно затравленный взгляд матери. — А не захочешь — тебе же хуже, привыкать придется, потому что вариантов у тебя нет. Или будет так, как я сказал, или никак не будет. Ты же ни черта не смыслишь в том, о чем говоришь! Даже не представляешь, о каких бабках речь, о каких делах и о каких перспективах!
— Ты собрался меня силком тащить? — рассмеялась дочь.
— Ага, на аркане.
— Саша! — все-таки пискнула Наталья Викторовна.
— Не получится! — одновременно с ней с вызовом выкрикнула Милана. — Ничего у вас не получится!
Александр Юрьевич пошел пятнами. Точно как в тот день, когда увидел проклятый журнал, так сильно изменивший их жизнь. Разница лишь в том, что тогда он все ещё оставался любимым папочкой, а сейчас казался Милане совсем незнакомым человеком.
Она сама не поняла, как он оказался рядом с ней и навис всей массой сверху. Только смотрел теперь в ее лицо упрямым, злым взглядом и отрывисто говорил:
— Ещё как получится. Думаешь, характер включила и все? И двух взрослых мужиков по сторонам развела? Мы все решили. Слышишь? Мы. Все. Решили. В следующий раз думать будешь головой, а не хвостом крутить. Стах прекрасная партия для тебя, потому про бандюгана своего и думать забудь. Дурь это все. Сама не можешь её из головы выбить, я помогу.
Милана зло прищурилась и некоторое время смотрела на разбушевавшегося отца, потом бросила такой же злой взгляд на мать. Та, в отличие от супруга, сидела, уставившись в пол, и безуспешно пыталась слиться с диваном. И ведь она наверняка вчера знала, чем грозит сегодняшний «ужин», когда уговаривала дочь приехать. Соскучились они, как же! А после Милана перевела взгляд на Стаха, замершего в ожидании и уверенного в своей победе одновременно. Все из-за него! Все происходящее — только из-за него. Привык всеми управлять, всех ломать под себя. А ведь она и правда комашка против него. Но сдаваться Милана не собиралась. Она выдохнула воздух, застревавший от рваного дыхания в горле, будто она бежала марафон, и с насмешкой проговорила:
— Вот мне просто интересно, вы — мазохист? Я вам говорю, что не хочу вас, — вы проглатываете. Знаете прекрасно, что я все лето трахалась с вашим племянником, — и все равно втираете про любовь. У меня ребенок будет от Назара — это вам тоже безразлично?
— Какой, нахрен, ребенок? — опешил папаша.
— Обыкновенный, — пожала плечами Милана.
И это стало последней каплей в не очень глубокой чаше терпения Брагинца. Секунда для осознания. И в глазах его все отразилось на мгновение раньше, чем он сделал. Замахнулся рукой и влепил дочери увесистую пощечину, обжигая ударом нежную кожу.
— Саша! — заорала Наталья, закрыв лицо руками и разрыдавшись.
— Брагинец, прекрати! — следом прогрохотал Шамрай, подхватившись из-за стола и рванув к ним, только Александр Юрьевич словно и не замечал, глядя в упор на дочь и выплевывая ядовитое: «Шалава».
Милана прижала руку к щеке и оторопело воззрилась на отца. Он никогда раньше ее пальцем не трогал. Или это она умела вовремя остановиться? И в то же время она понимала, что ей совершенно безразлично, что отец сделает дальше. Так, словно каждый из них ставил окончательную точку.
- Дрянь, какая же ты неблагодарная дрянь! — хрипел, между тем, тот и готов был наброситься на нее снова. — Непутевая идиотка!
— Саша, хватит! — встал между ними Стах. — Уймись, ты только испортишь все! Я знаю, черт тебя подери! Что она беременна — я знаю, — он повернул голову и сдавленно, заставляя себя успокоиться, заговорил, уже обращаясь к ней: — Я в больнице вчера был, потому да, Милана, мне безразлично, что он не мой, мне плевать. Я тебя люблю! Я тебя и с ребенком возьму. А вот Назару он не нужен, в этом можешь быть уверена. Это лишние проблемы, он от них всю жизнь бежит.
— А мне не нужны вы, — уверенно проговорила она. — Я не люблю вас, я не хочу быть вашей женой. И я ею не буду.
— Тогда гони ключи от квартиры и вали куда хочешь, дрянь! — проорал отец, снова подавшись вперед, но Стах оттеснил его от Миланы, не подпуская. — Ничего ни про тебя, ни про твоего ублюдка знать не хочу!
— Саша, это же наша дочь, наш внук! — заверещала Наталья Викторовна, и Брагинец качнулся в сторону жены.
— Нету у нас дочери! Узнаю, что ты ей помогаешь, — прибью обеих. Вот в чем тут сидит, пусть в том и уходит. Если ей мозгов хватит, сделает аборт.
— Ключи в сумке в коридоре, — не задумавшись ни на мгновение, усмехнулась Милана. Что угодно, только не оказаться врученной Стаху. — Это все?
— Нет, не все! — закричала внезапно прорезавшимся голосом мама. — Не все! Сейчас Миланочка подумает и поймет, что ей лучше всего будет выйти замуж за Станислава. Милана! Слышишь?! Ты же пропадешь иначе!
Милана обвела всех взглядом и снова улыбнулась.
— Вам-то теперь какая разница, — весело сказала она и направилась к выходу, обернувшись на пороге. — Приятного аппетита!
Даже рукой махнула на прощанье и выскочила за дверь.
Комната погрузилась в тишину, прерываемую всхлипами Натальи Викторовны, которая все-таки не осмелилась помчаться за дочерью. Стояла, как если б ей гири к ногам привязали, и сиротливо обнимала саму себя, скрестив руки и потирая плечи, будто бы ей холодно.
Оторопевшим взглядом оторвавшись от дверного проема, за которым исчезла Милана, Стах посмотрел на друга. Тот, вопреки угрозе, исходившей от него еще мгновением ранее, сейчас выглядел жалким и старым. А возможно, жалким и старым выглядел и сам Шамрай. Потому что его подкосило. Вся эта дикая сцена — подкосила его. На что он, бл*дь, рассчитывал? Куда спешил? Зачем?
Впрочем, об этом не думал. Думал о том, что нагородил Саша. Впился в него, будто бы добивая, и проговорил:
— Ну ты и дебил.
— Это ты мразь, Шамрай, — устало огрызнулся Сашка. — Ты не оставил мне выбора.
Последнее слово повисло между ними уже окончательно. Оно же и определило последующее движение Стаха. В прихожую, на лестничную площадку, к лифту. За Миланой. За Миланой, которую он так и не догнал, потому что он слишком медлил, а она — слишком спешила.
Спешила уйти из этого дома так же, как два дня назад бежала из дома Назара. Впрочем, если даже родители — предали. Продали. Наверное, если бы Милана чувствовала себя менее гадко, ей было бы любопытно, какую цену ей назначили.
И даже, наверное, могла бы посмеяться.
Но спешно топая по тротуару под холодным осенним дождем, она понимала, что единственный человек, оставшийся у нее, — это Олекса. К нему она и торопилась, выуживая из кармана случайно завалявшуюся там наличку, запрыгивая в трамвай, набирая замерзшими, дрожащими пальцами его номер и без сил привалившись к стене у его двери.
Он выскочил на лестничную площадку и покрутил головой, а наткнувшись на Милану в тусклом подъездном свете, глухо выдохнул от ее промокшего и несчастного вида и, ухватив за руку, увлек в квартиру, где спросил только одно:
