увидеть его в таком подавленном состоянии, – серьёзно проговаривает, а после с улыбкой добавляет: – А это теперь зависит только от тебя. Да и в больнице он всё по той же причине. Врач мог его отпустить отлёживаться домой, или я бы давно уже перевезла его в частную клинику, но он против. Хочет быть тут, рядом с другом, и с тобой. Мы ждём, пока Саша достаточно окрепнет, и перевезём его в нашу клинику. Я сейчас очень откровенна с тобой, потому что узнала, что ты крестница Тани, она отзывается о тебе только в положительном ключе. А раз так, значит, и мы с тобой должны поладить. Надеюсь, даже станем подружками. Ну, или мамой с дочкой. У меня же только два мальчика, а всегда хотелось бантиков и рюшечек.
Сижу и хлопаю глазами в ответ на бесхитростный и прямолинейный монолог матери Давида: такого я не ожидала. Когда он мне сказал «готовиться», я думала, его мать как-то иначе будет себя вести, а она…
– Кстати, не переживай по поводу разных национальностей. Конечно, я желала грузинку в невестки, как и его папа – армянку. Но всё же против тебя мы не будем. В своё время мы с папой Давида прошли через множество преград, чтобы быть вместе, одна из которых – это разные национальности и культуры, обычаи и традиции. Мы выстояли. Но не желаем проходить больше этот ад никому другому. В общем, я уверена, мы поладим. Если что, я буду подсказывать, как общаться со взрослым поколением, чтобы не было неудобных ситуаций и…
– Э-э, постойте. Вы несколько торопите события. Между мной и вашим сыном ничего нет.
– Нет?
Отрицательно качаю головой.
– Значит, будет. Не может не быть! Он тебя так подписал у себя в телефоне…
– Мама! – вдруг прозвучало на весь холл.
Мы обе вздрогнули на этот ор и обернулись. В проходе стоял Давид и смотрел на нас очень грозно, вернее, на свою маму.
– Ну всё, спалилась, – всё так же не отрывая от него взгляда, обречённо сказала Нана Гурамовна. – Диана, спасай, – задорно посмотрев мне в глаза, проворковала эта женщина. – Не сдавай меня, окей?
Отпускает мои руки, встаёт и резво идёт навстречу своему сыну.
– Зачем ты встал, милый? Тебе надо отдыхать.
Давид смотрит на неё, а после переводит взгляд за её спину – на меня, а я продолжаю сидеть на диванчике и не понимаю, что это вообще только что было?
– Захотелось походить. О чём говорили? Мам, я же просил.
– О чём? Э… ну, я же вышла поговорить с врачом, а тут Диана. Вот… спрашивала у неё…
– Мама, – грозно начинает Дэв.
– Что мама? Мама ничего у неё такого не спрашивала, просто поговорили, как вы день провели, да, Диана? – оборачивается ко мне и подмигивает.
Неуверенно киваю.
– Вот видишь.
– Мам, что ты сказала ей, что она так заторможено реагирует? На Диану это не похоже.
И тут уж пришла пора и мне вмешаться. Резко встаю с дивана и подхожу к ним.
– А что ты за допрос устроил своей маме? У нас всё нормально, к чему это всё?
Давид то подозрительно смотрит на меня, то переводит взгляд на неё.
– Ладно, – медленно проговаривает Дэв, – если всё хорошо, тогда ладно.
Его мама смотрит на меня, удовлетворённо кивает и говорит:
– Ну, если разобрались, я пойду к Тане. Вечером, она говорила, что будем пробовать поднимать Сашку с постели. Так что, дети, я пошла.
И с довольной улыбкой удаляется.
Мы стоим с Дэвом и провожаем её взглядами.
– Она тебе не устроила допрос, «кто, откуда, как»?
Ах, так вот с чем он просил её не приставать ко мне! И зачем это спрашивать у меня, когда ей уже всё рассказала тётя Таня. Умно, Нана Гурамовна!
– Нет, мы мило поболтали. Она у тебя очень интересная.
– Да, и любопытная.
– Как и все мамы. Кстати! В прошлый раз я тебя спросила, ты не ответил.
– О чём?
– Как ты записал меня в своём телефоне?
Давид внимательно смотрит в мои глаза сверху вниз, нервно трогает свой нос, а после усмехается и запрокидывает голову назад.
Да что же там такого, в этом имени?!
– Тебе перевод?
– Ну, – прихожу в смятение. К чему это уточнение? – Перевод, или что означает.
– Перевод… «любимая нерва».
Любимая?! Так вот почему его мама всё поняла.
– А «нерва» к чему? – спрашиваю недовольным тоном, стараясь скрыть за ним восторг, который так и хотел вырваться наружу из-за того, что Дэв «любимой» обозначил мой контакт.
– Ну… – повисла неловка пауза, а я подозреваю – это связано с характером наших отношений, – нервы мне треплешь, вот и обозвал, – посмеиваясь, всё же отвечает мне.
– Ммм, понятно. Ладно, – не знаю, как отойти от него и не выдать своих эмоций, – пойду, посмотрю, может, моя помощь нужна с Сашей.
Делаю от него пару шагов, как мне вдогонку долетаю его слова, и я замираю на месте.
– Так папа называл маму, когда они встречались. До того, как поженились.
По телу проходит волна неконтролируемых мурашек, меня бросает в жар от волнения, смятения и… смущения? На что, чёрт побери, он намекает?
Не оборачиваясь, ухожу прочь от него. Главное, не дать ему понять, насколько взволновали меня его слова.
Минут через десять, прогулявшись и немного успокоившись, возвращаюсь в палату.
Нана Гурамовна практически постоянно кружится рядом с сыном. Она больше не предпринимает попыток поговорить со мной наедине, но я очень часто ловлю её любопытный, но в то же время добрый взгляд на себе.
В этот же вечер к Давиду приезжает большое количество родственников с обеих сторон, в палате становится довольно шумно и тесно. Но как сказать им об этом, не знаю.
Вдруг приходит сообщение на телефон:
«Может, нам выйти, мы тебя не смущаем?»
Давид успевает следить за моим настроением, даже когда активно общается с роднёй?
«Если это вам не сложно», – быстро набираю ему в ответ.
Буквально через минуту Давид вышел из палаты, а за ним и все его гости. В холле они присели на диванчики, а я засобиралась домой. Нана Гурамовна осталась в палате. Пока её сын отвлечён, она открыла ноут и начала перезваниваться и переписываться по работе.
Пока не ушла и не забыла, я решила написать ему «Спасибо», надеюсь, он и без объяснений поймёт за что.
И сразу получила ответ:
«Для тебя и Сани – всё что угодно!» А следом прилетает: «На шкафчике справка для тебя, от Дана.
