Сладкий грех. Разрушение - Лина Мур

Прохладный ночной воздух окутывает меня туманной дымкой, которая стелется по земле из-за резкого перепада температуры. В Дублине это нормально. Днём может быть тепло, а ночью уже осенняя погода, хотя на дворе ещё разгар лета. Туман вязкий и влажный. Он остаётся на моей коже, волосах и лице. Он даже забирается глубже. И я понимаю, что это не туман, а Слэйн. Каждое его слово, каждое его действие, каждое его появление рождает внутри меня туман, из-за которого я ничего не вижу. Я не могу ничего разглядеть, чтобы осознать, куда идти дальше. Да, именно так. Слэйн для меня непроглядный туман, и мне приходится двигаться, чтобы не погибнуть. Нельзя стоять на месте. Не важно куда идти, когда ничего не видишь, тропа сама тебя куда-нибудь приведёт.

— Прогуляемся? — предлагает Слэйн.

Я не особо-то и запомнила, как мы вышли из церкви и оказались на улице. Я просто двигалась в любом направлении, слишком погружённая в свои мысли из-за признаний Слэйна.

— Да, — шепчу, рассеянно оглядывая пустую улицу.

Слэйн идёт по тротуару, а я за ним. Мы молча гуляем, если можно назвать это всё прогулкой под луной, тогда, наверное, это так. Мы доходим до небольшого парка, расположенного рядом с церковью, и продолжаем медленно идти.

— Ты такой спокойный, — нарушаю я тишину.

— Это всё из-за лекарств. Я сам разработал для себя лекарство от безумия, — говорит он.

Прыскаю от смеха, но Слэйн серьёзен.

— Это правда?

— Да. Правда. Я на лекарствах с шестнадцати лет. По одной ампуле раз в три дня. Это помогает мне не позволять моему злодею завладеть мной полностью.

Останавливаюсь и в шоке смотрю на него.

— Это наркотик? — сдавленно спрашиваю его. Я вспоминаю о том, что кричал Каван, когда его бил Слэйн. Я сама вколола ему тот препарат, что был в подготовленном шприце. И теперь мне не по себе.

— Нет, я бы так не сказал. В его состав не входят запрещённые препараты, и я не ухожу в астрал. Я просто становлюсь спокойным, безэмоциональным и равнодушным ко всему. В последнее время я вкалываю себе по две ампулы в день.

— Тебе они нужны?

— Ты сама видела меня, Энрика, в госпитале. Никому не понравится общаться с животным. Тем более, животное не может гулять по улицам. Дикое животное невозможно приручить. Оно нападает, когда к нему приближаются. Так и я.

— То есть ты колешься больше десяти лет?

— Да. Это даёт мне преимущество перед людьми. Внутри я остаюсь животным, но оно реагирует только на открытую агрессию.

Оглядываю Слэйна и вижу, что он, действительно, слишком спокоен. Я словно с роботом разговариваю.

— Скажи, а ты принимал эти лекарства, когда мы были вместе? — интересуюсь я.

— Да. Каждый день.

— Выходит, что они перестали тебе помогать, и теперь нужна большая доза?

— Нет, я их не принимал.

— Почему? — удивляюсь я.

— Из-за тебя, Энрика. Я заметил, что, когда ты находишься рядом со мной, мне не нужны лекарства. Я не завишу от них, как раньше. Это было ещё одной причиной моего выбора для того, чтобы провести с тобой время. Я помню время, когда жил без них, и мне было паршиво. Потом наступило время равнодушия, и мне понравилось. Затем появилась ты, и лекарство перестало работать. Моё животное прорывалось и требовало свободы. Оно тянулось к тебе.

— Но не ты, — заключаю я.

— Нет, не я. Человеческое обличье отвергает тебя до сих пор. Оно ненавидит тебя и презирает. Оно не нуждается в тебе.

Опускаю голову и испытываю боль. Никому не хочется узнавать такие подробности. Всё намного сложнее, чем мне казалось, и мне нужно больше информации. Зачем? Не знаю. Она просто нужна мне. Как так может быть? То есть Слэйн опять разделяет свою личность на злодея и животное. Хотя, в принципе, это одно и то же, ведь животное безумно. Я видела его. Оно страшно в гневе, и его невозможно контролировать.

— Почему ты решил рассказать мне это? — хмурясь, спрашиваю и вновь смотрю на него.

— Не знаю, — отвечает Слэйн, пожимая плечами, и возобновляет прогулку. — Наверное, для того, чтобы ты была готова к тому, что я собираюсь сделать.

— Убить меня? — уточняю я.

— Да.

Я не верю ему. Слэйн пусть и пугает меня, стараясь убедить в том, что он плохой, но что-то не позволяет мне бежать от него и поверить его словам.

Касаюсь его руки. Он никак не реагирует на моё прикосновение, а только смотрит на меня мёртвым взглядом, и это причиняет боль.

— Тебе не больно? — шёпотом спрашиваю.

— Ничего не чувствую, — равнодушно отзывается он. Вот оно что. Вот, его накачали чем-то и заставили приехать сюда, чтобы убедить меня в том, что он плохой. Но это не так. Им управляют, а он сдался. Слэйн позволил делать с собой всё что угодно, только бы я не пострадала. Видимо, моё неудавшееся погребение отразилось на нём больше, чем на мне. Он пойман в ловушку. Его вновь шантажируют, и он просто позволяет им руководить собой.

Прижимаю его ладонь к своей щеке и целую её. Я даже тепла не чувствую от его тела. Слэйн, как изваяние, стоит напротив меня и ждёт следующего приказа. Мне больно и страшно видеть его таким.

— Я знаю, что ты сильный. Да, сейчас ты не можешь противиться условиям, которые тебе выставили. Ты внутри умираешь, потому что тебя снова лишают свободы. Но запомни, Слэйн, ты всегда свободен. Люди не имеют права заключать тебя в кандалы и относиться к тебе, как к животному. Ты живой. Ты человек. И я надеюсь, что ты услышишь меня. Не важно, как это будет больно, но позови меня, чтобы отвоевать свою свободу. Сейчас мне невыносимо смотреть на тебя, потому что это не ты. Мой Слэйн, которого я безумно люблю, другой. В нём бушуют эмоции и чувства. Он не всегда поступает правильно, но это и делает его незабываемым. Он дерётся, как безумный. Он закрывает собой. В его руках я нашла покой. И мне очень жаль, что его руки перестали меня греть. — Отпускаю его руку и понимаю, что Слэйн не слышит меня. Его взгляд не меняется. Это бесполезно. Я — причина, по которой это делают с ним. Наблюдать за тем, как убивают любимого, больно, и это злит. Это безумно злит меня.

— Ты знаешь, где меня найти, если почувствуешь необходимость во мне, — с горечью в голосе прощаюсь я и собираюсь уйти.

Я ничего не могу сейчас сделать. Слэйн признался в том, что его накачивают наркотиками, якобы по его желанию. Он сказал, что его воспринимают, как дикое животное, и якобы он сам тоже в это верит. Всё это — чушь собачья. Ему приказали встретиться со мной. Это пародия на Слэйна, а не он сам.

— Ты говорила, что деньги — решение всех проблем в этом мире. Ну что, деньги помогли мне? Они сделали меня лучше? Подарили мне свободу?

Замираю от наполненных болью слов Слэйна и медленно поворачиваюсь.

— Я завидую тебе, Энрика. Завидую тому, что ты живёшь без денег, без власти и без всего этого дерьма, которое меня окружает. Ты можешь выбрать, кем быть и как жить. Я завидую тебе. В твоих руках целый мир, а в моих миллионы евро и сожжённые воспоминания. У тебя есть будущее, у меня есть только этот час. И меня очень злит то, что ты выбираешь меня, а не свою свободу. Ты упрямо идёшь ко мне в руки, считая, что сделала верное решение. Нет. Ты должна думать о своём будущем, и это моё последнее предостережение. Я больше не в силах оберегать тебя от жизни и последствий твоего выбора. Я устал быть причиной, по которой