— Мааам…
Аня тихо прижалась к моим ногам, обиженно сжимая мою руку.
— Прости, солнышко. Пойдем домой. Я тебе что-нибудь вкусненькое приготовлю, хорошо?
Дочка тихо кивнула, еще сильнее прижимаясь к моим ногам. Мы так и шли к дому — медленно, объединенные крепкой детской хваткой. Она не хотела отпускать, чувствовала, что со мной что-то не то, но не понимала, в чем причина. Мое маленькое сокровище…
Дома она вела себя тихо. Сегодня не буянила, не раскидывала вещи. Просто сидела рядом со мной, учила звуки, крепко прижималась к груди и вскоре уснула прямо у меня на руках.
Словно куколка, она повисла на мне, принимая не совсем удобную позу. Из-за этого Аня начала мило сопеть, свистеть через передние зубы и сладко улыбаться, радуясь теплу и тому, что ее уже примерно час гладят по спинке, напевая любимую песню.
Она даже не поняла, что ее положили в кроватку. Сразу свернулась клубочком, подмяла под себя одеяло и продолжила спать.
Эмоции так и не отпустили. Осознав, что нужно срочно себя чем-то занять, я достала холст, раскрыла мольберт, вынула коробку с масляными красками и застыла…
Белый холст всегда пугает. Это словно чья-то история, которую ты создаешь собственными руками, используя воображение. Каждый оттенок имеет значение в общей композиции — по цветовой гамме можно с легкостью определить, в каком состоянии художник и какие чувства он испытывает. Если это, конечно, не заказная работа с придирчиво выбранными цветами.
Не зная с чего начать, я просто окунула кисть в краску и стала заполнять поверхность широкими мазками. Резко, со злостью, выплескивая все то, что накопилось за столько дней. Постепенно, шаг за шагом, с каждым движением широкой кисти от белого цвета не осталось и следа. Только синий — насыщенный, сочный, словно морское дно или сумеречное небо. Железная лазурь — один из любимых оттенков. Он придает цвету глубину, которой мне так не хватает.
Знакомый запах постепенно отрезвлял, творческий порыв остудил разгоряченную голову, и вскоре кисть стала выводить плавные мазки — мягкие, постепенно вырисовывая огромные волны на фоне ночного неба. Я надела наушники, включила плеер и вскоре заиграла любимая музыка. В последнее время я часто слушала песню одного известного исполнителя — тембр голоса, то, как он им управляет, с какой интонацией произносит звуки — потрясающе. Может его творение и не является шедевром, может, многим не понравится, но всякий раз, когда я слышала эту песню, когда узнавала ее с первых аккордов, внутри все замирало.
Так же сейчас. Расслабившись, поддавшись новым эмоциям, я стала танцевать возле мольберта — еле заметно, плавно, не прерывая при этом работу над картиной.
Боже, как же это здорово — уметь создавать что-то своими руками! Как это потрясающе!
В такие моменты время летит незаметно. За окном уже давно взошла луна, появились первые звезды и настало время дать краске немного подсохнуть…
Вскоре раздался звонок. Вся перепачканная, я взяла телефон грязными руками:
— Да, я вас слушаю!
— Не спите еще? — Голос куратора уставший, напряженный.
— Нет, я в это время еще не ложусь. Несмотря на то, что уже за полночь — самое время творить.
— И что творите? — Кажется, на том конце провода зашелестели бумагой, видимо в очередной раз что-то не понравилось в переводах, — если это не секрет.
— Да так, рисую немного. Не серьезно. Но сейчас я уже свободна. Что-то не то со статьей?
— Да, я отправил вам на почту замечания и очень вас прошу, если есть возможность, не могли бы вы доделать ее сейчас. Завтра она уже должна быть вписана в макет. Я знаю, что время позднее…
— Все нормально, вы так же знаете, что я люблю работать по ночам и… У вас все в порядке?
— Почему вы интересуетесь? — Его голос казался мягким, немного охрипшим и безумно уставшим, но он мне нравился — успокаивал. И в последнее время всегда казался до боли знакомым.
— Раньше я слышала только усталость, но теперь что-то изменилось. Простите, я как всегда лезу не в свое дело. Я сейчас пришлю файл, судя по отметкам — мне хватит часа на исправления.
— Все в порядке, я не считаю, что вы лезете не в свое дело, просто беспокоитесь. Кстати, готовьтесь к завтрашнему дню.
— Это почему это? — Вот такую фразу я вообще не ожидала услышать, — в смысле, к чему готовиться?
— К тому, что вас порвут на тысячи маленьких Марий ради информации. За вашим спором наблюдали. Оштрафовать бы их всех… Вместо того, чтобы работать, женщины то и дело следят за начальником. Вся эта история уже в печенках. И да, я не знаю, о чем вы спорили, и что случилось, но Преображенский вернулся к машине и умчал в закат на всех парах. Выглядел злым… Что-то между вами пошло не так?
— Ну, как вам сказать… — странно. Мне казалось, что мой куратор находится в другом городе, а тут, оказывается, этот мужчина работает в том же здании, что и я, да еще и наблюдает… Сталкер? Извращенец? Или простое стечение обстоятельств? — Мы не нашли общий язык. Но обязательно разберемся с возникшей проблемой…
В ответ лишь хмыкнули, тут же попрощались и повесили трубку.
Вот черт. Я не хочу завтра идти на работу. Может, обойдется?
Но ничего не обошлось… Все стало только хуже…
* * *
Я, конечно, все понимаю, но вот только не это…
— Позвольте узнать, что вы делаете за моим столом?
Арина сидела на моем месте, вальяжно откинувшись на стуле. Она наслаждалась триумфом, своей маленькой победой относительно того, что сейчас выведет меня на конфликт. И судя по тому как закипает внутри ярость, я скоро сорвусь.
— Это место личного помощника, моя милая.
Милая улыбка поразила меня своей белизной до такой степени, что я напрочь растеряла весь свой гнев. Так вот оно как бывает — я действительно задела за живое.
— Я смотрю, вы все-таки сходили к стоматологу… — Если раньше вся моя речь относительно зубов была направлена на то, чтобы позлить эту женщину, то сейчас я искренне поражалась ее глупости. И скрыть это не вышло.
— Вот только не надо мне тут из себя высококлассного специалиста строить! Лицо по проще, детка. И мир к тебе потянется!
Она развела руками в стороны, словно была открыта навстречу миру. Задев при этом стопку бумаг, Арина вздрогнула, как только документы разлетелись по полу.
— Чего встала? Убери давай!
— Вообще-то именно вы стали личным помощником, — я с еще большим удивлением смотрела на женщину, отмечая про себя, что ошиблась с ее возрастом, — я просто редактор, корректор, копирайтер, переводчик — как угодно называйте, мне все равно. Но уж точно не секретарь… И в мои обязанности работать с документами подобного плана не входит. Тем более поднимать их с пола из-за чьей-то оплошности. К тому же, вы сейчас заняли мое место и…
Так. Я действительно ошиблась с ее возрастом. Может по паспорту ей уже за двадцать, но по мозгам явно меньше пятнадцати.
Не сдержав эмоций, Арина вскочила с места, со злостью скидывая все со стола на пол. Ее лицо при этом исказилось, появился хищный оскал. Она словно насмотрелась передач или реалити-шоу, где вместо конструктивного разговора люди предпочитают орать друг на друга, поднимать руку и вести себя словно стадо баранов. Не в обиду последним.
Хмыкнув в ответ, я просто подошла к кабинету Александра Сергеевича, намереваясь зайти внутрь — именно там, в небольшой приемной, стоит стол, за которым сидит личный помощник. Видимо Арина этого не знала…
— Ты куда намылилась?
Судя по всему, работать мне не дадут… Плохо — еще столько дел впереди и до дедлайна осталось не так много времени. Хорошо, что основные бумаги у меня с собой, да и в отделе, кажется, освободилось одно офисное окно — можно и там поработать, пока эту сумасшедшую не выгонят… Хотя, вдруг ее действительно взяли на работу? Какой кошмар…
— А ну стой, дрянь! Мы с тобой еще вчера не договорили! Вернись, кому сказала!
Двери лифта открылись, я сделала шаг вперед, желая лишь одного — выпустить пар, как…
