Свободен - 2. - Елена Лабрус

— Угу, — пьёт он после меня. Глотает густой холодный напиток, пока я качаю головой и мысленно шлю на их упругие задницы рои жалящих ос. Чтобы они потом неделю сидеть не смогли, засранцы, за эти свои трюки. — Или не съехал, — тоже вытирает он рот рукой.

— И ты… — просто нет у меня слов. — Неужели ты во мне засомневался?!

— Нет, — уверенно качает он головой.

— Зачем же тогда мы ссоримся?

— Сейчас объясню, — встаёт он и за руку выводит меня из-за стола, что нас разделяет. — Вот за этим? — шепчет он.

А потом привлекает к себе. Нежно-нежно. Осторожно-осторожно. Словно я стеклянная. Словно мы только что познакомились. Такая скованность, сдержанность, будто неловкость в его движениях.

«Боже, мы и правда словно миллиард лет не виделись и почти забыли друг друга», — обнимаю я его, прижимаюсь, растекаюсь лужицей у него на груди.

Нет, вплавляюсь в него как олово в медь. Но в этой доменной печи его рук, адском пламени его поцелуя из нас получается не сплав, а кевлар — бронезащита, которую не погнуть, не пробить, не разрушить. Никому. Потому что мы созданы друг для друга. И мы вместе.

— Я так люблю тебя, — выдыхаю я в его губы, — что готова убить, лишь бы ты не достался никаким Эллочкам.

— Я твой, невозможная моя, весь твой. И сердцем, и душой, и телом, и мыслями, и снами, и мечтами. Я скорее умру, чем тебя предам. У меня полгода никого не было с того самого дня, как ты появилась в офисе, а ты на меня даже не смотрела. Только не спрашивай меня как я справлялся, — улыбается он.

— Почему у меня такое чувство, что с утра прошло как раз полгода? — снимаю я с него очки, рубашку и заваливаю на диван.

— Всё разговоры потом? — сам избавляется он от ассортимента нижней одежды, представленной на наших телах.

— К чёрту разговоры! — решаю я оседлать этого Неприручённого Льва.

И не знаю, как у других дрессировщиц, а мой рычит исключительно по делу.

Рычит, урчит, мычит, пыхтит, стонет, матерится и… мурлычет, весь мокрый, откинувшись на диванные подушки.

— Что это было, Неукротимая моя? — поднимает он голову.

— Урок доверия, мой свирепый ревнивый лев, — освобождаю я его хвостик от резинки и взлохмачиваю волосы.

— Слушай, я, конечно, понимаю, диета все дела, — резко садится он вместе со мной. — Но я видел ты там мясо купила. Хочешь, я пожарю? Раз уж ты тут весь день убиралась. Ужин с меня.

— А я пожалуюсь тебе на Захара. Представляешь, он сказал, что я плохо одета, — надуваю я губы.

— Бесподобная моя, этот приём называется «негхит», — смеётся он. — Ему пришлось тебя немного деморализовать, чтобы лишить возможности мыслить критично.

— И это вы называете дружбой? — вдыхаю я божественные запахи жарящегося мяса, похрустывая ломтиком свежего огурца, который мне поручено резать.

— Дружба дружбой, но ты ему нравишься, Лан. Очень нравишься. И он станет первым, кто вобьёт клин, если наши отношения дадут трещину, — колдует он над сковородой. — С тобой он вряд ли отказался бы от второй встречи.

— Так, ты мне зубы не заговаривай. Со мной ему не светит как китайскому фонарику над Шанхаем. Давай рассказывай про «негхит».

— Хорошо, — улыбается он. — Рассказываю, как это работает. Ты явно была недовольна тем, что он появился. Так?

— Конечно. Я же не слепая, что у него только что слюна не капала с клыков, — принимаюсь я резать перец. — Он это особо и не скрывал. Я волновалась. И злилась.

— Вот. Поэтому на твой «бич шилд», то есть стервозность, чтобы пробить этот щит, он и решил тебя немного ошарашить. Тебе было неприятно и некомфортно, да?

— А ещё я как дура начала оправдываться, — откладываю я нож, и, поставив локти на стол, откусываю сладкий перец. — Чёртовы вы пикаперы!

— Я — нет, — смеётся мой Великолепный. А в этом фартуке и на кухне, так просто Адово Прекрасный. — А вот Андрюхе нравится, он у нас Мега-мастер.

— А я вот это всё слышала именно про тебя. И про «без срывов» тоже. От тех двух подружек с Кирюшей, что были с нами на Стеклянном мосту.

— Зита и Гита? — ржёт он просто в голос. — Понятия не имею как их на самом деле зовут, но они всегда ездят вместе, поэтому Захар их так и прозвал. Так вот, значит, с чего ты начала задавать вопросы про пикап?

— Да, наслушалась их в туалете. А они, знаешь, особо в выражениях не стеснялись.

— Мега-мастер и «без срывов» — это у нас Захар. Хотя он любит мне приписывать свои таланты.

— А я, значит, сорвалась? Поэтому Захару захотелось пооттачивать на мне своё мастерство? — отрезаю я ещё кусок перца. — И давай объясняй, объясняй, что там должно было произойти дальше.

— Объясняю. Тебе было неловко. Неприятно. И особо рассказывать такие моменты мы все не любим. Поэтому пятьдесят на пятьдесят, что о разговоре с Захаром тебе захотелось бы промолчать. Или вторые пятьдесят: сказать полуправду, не всё.

— Что я собственно и сделала, — вздыхаю я. — Из-за чего мы и поссорились.

— Да, но, чтобы я точно знал, что это был Захар, — он показывает себе на щёку. — А он ждал тебя в машине поблизости, значит, видел, что я приехал. Но, — хитро прищуривается он, — будь я ему не друг, он оставил бы не грязь, а засос.

— Вот гад! И ты тоже… гад! — швыряю я в него недоеденным перцем. Он, конечно, уворачивается. А потом поднимает его с пола и жрёт, зараза, даже не помыв.

— А потом бы мы поссорились. Я бы дулся и надумывал себе невесть что.

— А ты и дулся. И придумывал, — кидаю я ещё ломтик перца, но уже так, чтобы он поймал.

— А ты вовсе не облегчала мне задачу. «Гуляла» — показывает он пальцами кавычки, жуя.

— Мне надо было кое-что купить, но я не хотела, чтобы ты это знал. И всё, — развожу я руками. — Никаких сюрпризов с вами, параноиками.

— Лан, — обходит он стол и приподняв меня с барного высокого стула, прижимает к себе. — Если бы не твой Бережной. Если бы я не был на взводе. Если бы я так не волновался за тебя, всё было бы по-другому. Прости.

— Ты меня прости, что я тоже упёрлась как мул. И эти фотки, — качаю я головой.

— Меня подставили, Непокорная моя. Чтобы не расслаблялся.