вот он сдаётся, громко выдыхает и начинает одеваться. До его отъезда между нами не произнесено ни слова.
Отвожу Каринку в садик, подруга зовёт пообедать, на улице солнечно и настроение странно приподнятое. Хотя, скорее, истеричное, когда хочется мелко и дробно смеяться без причины. Нервы на пределе, успокоительное не помешает.
— Женщина, ты меня поразила, — заявляет Юлька, когда мы садимся за столик у окна. — Сто лет не звала где-то вдвоём посидеть. Что-то в лесу сдохло?
— Можно и так сказать. — Глубоко вздыхаю. Сказать? Если скажу, это окончательно станет реальностью. Как будто сейчас не так. Ребёнок от другой очень даже реален.
— Агат, не пугай, говори. — Юлька подбирается. — Что случилось? Что-то с родителями? Опять Джон сорвался?
— Марат, — выдыхаю. Ну всё, назад дороги нет.
— Что «Марат»? — не понимает Юлька. — Стоп. С ним что-то случилось?
— Можно и так сказать. — Истерика пузырится в горле и рвётся наружу весёлым хмыканьем. Смотрю на Юльку, прямо в тёплые ореховые глаза. Говорю медленно и раздельно: — Он мне изменил, Юль. У него другая семья.
Несколько секунд она смотрит, не мигая. Совсем. А потом начинает смеяться.
— Ну ты даёшь! Сегодня вроде не первое апреля! Что-то более правдоподобное придумать не могла?
Пока она смеётся, я делаю заказ. Странно, сказала и немного легче стало. Словно крохотный камушек от валуна на груди откололи. Юлька резко обрывает смех. Смотрит на меня пристально. Поражённо тянет:
— Подожди, ты не шутишь?..
— Нет. — Смотрю в окно, вижу своё отражение. Пожимаю плечами и снова поворачиваюсь к подруге. — А ещё у него есть сын. Лет пяти. Очень на него похож.
На этот раз Юлька молчит дольше. Переваривает. Сглатывает и выплёвывает:
— Вот, блядь, мудак!
Вместо тысячи слов. Совершенно с ней согласна.
— И что? Надеюсь, ты его уже выгнала? Жаль, мне ещё работать, сейчас бы накатить от таких новостей.
— Пока нет, — опускаю глаза на руки, лежащие на столе.
— Подожди. Нет-нет, подожди, только не говори, что хочешь его простить! Агат? — угрожающе тянет Юлька.
— Нет, конечно, — начинаю мямлить. Знаю, какая жалкая сейчас. — Просто… Я скажу, и он же уйдёт, понимаешь?
— Скатертью дорога, пусть валит, пока ветер без камней! — Юлька откидывается в плюшевом кресле, скрещивает руки на груди. — Блядь, откуда в некоторых бабах столько говна в голове? Ну, ты же нормальная вроде, не терпила!
— Не терпила, — повторяю эхом. Юлька как всегда права, но сказать проще, чем сделать. Тем более, сказать, наблюдая со стороны. Мне не просто от мужа уйти надо. Это общий быт, общие друзья, общие планы. Это отпуск, который полгода планировали. Сотни, тысячи мелочей, который вдруг исчезнут или станут неважны. Это полная перекройка мира.
— Прости, Агат, — неожиданно удивляет Юлька и накрывает ладонью мою. Пожимает. — Ты как вообще?
— Честно? — смотрю на неё. — Пока не поняла. Давай мы об этом потом как-нибудь. С вином, слезами и соплями. Сейчас мне от тебя помощь нужна. С резюме.
— На работу решила выйти? Одобряю. Только я бы с твоего мудня ещё по массе бабла стрясла, чтобы жизнь мёдом не казалась. Кстати, как ты узнала, что он потрахивает кого-то на стороне?
— Долго рассказывать.
Не сейчас, не здесь. Если не хочу позорно разрыдаться. Юлька понятливо кивает. Расстаёмся через час, когда её телефон начинает накаляться от звонков. Подруга обещала устроить собеседование к себе, им как раз нужен помощник специалиста. С моим отсутствием опыта на большее пока рассчитывать не приходится, но компания хорошая, да и Юлька, опять же, рядом будет. Не так страшно. Первый шаг сделан. Постепенно я отойду от Марата настолько, что уходить будет не больно.
Алёна
Не могу понять, нравится мне Москва, или нет. Ночью выхожу на балкон покурить и пытаюсь осознать, где я и что я. Странное ощущение неопределённости. Дома всё было знакомо. Хотя друзья в основном в интернете, и можно сказать, что я взяла их с собой, в Сочи было спокойнее. Сейчас тревожно. Не страшно, нет: а чего тут бояться? Это мой выбор, осознанный. Если что, всегда можно обратно вернуться. Котёнка, правда, жалко. У него в садике друзья остались, на улице тоже. Вздыхаю. Порыв ветра уносит пепел, ярко вспыхивает кончик сигареты. Марик пытается ворчать за дым. Говорит: девочки не должны курить. Лесом пусть идёт, мои лёгкие, что хочу, то и делаю. Курю только на балконе или на улице, и никогда при Котёнке.
С садиком уже разобрались. Удивительно просто — взяли почти сразу, попросили только анализы свежие принести. Медкарта в порядке, конечно, но я не думала, что будет так быстро и просто. Поразительно гибкая психика у детей: достаточно было объяснить, что мы будем жить рядом с папой, и Котёнок засветился восторгом. Иногда, конечно, по друзьям грустит, но скоро новых заведёт. Мне бы сейчас в пять, чтобы всё было также просто.
Моя работа была на удалёнке: оформление сайтов, презентации. Руководству нравится, как с цветом играю, уделяю внимание деталям. Платят неплохо, на жизнь хватает, а то, что от Марика капает — приятный бонус. Вот только офис-то головной тут, в Москве находится. Может, попробовать себя в офисном планктоне? А что, не сидеть же целыми днями одной, когда даже выйти некуда и не с кем. Обратно на удалёнку всегда можно вернуться, но если хочу тут остаться, надо людьми обрастать. Не циклиться же только на Марике с сыном.
У нас с ним никогда не было длинных переписок, секс-чатов или долгих созвонов. За почти шесть лет правила не менялись ни разу: он пишет за сутки до вылета. Всё. Теперь как будет? В последний раз неделю назад виделись, за это время Котёнок в садик пошёл, а я списалась с эйчаром по поводу личного собеседования и возможности перевестись в офис. Не скучаю по Марику — просто скучаю.
Знаю, он думает, что у меня по-любому есть кто-то на стороне. Пусть. Пусть боится потерять. Банальное женское: привязать, даже если особо не нужен. Хотя Марик нужен, ни прибавить, ни отнять. Иногда думаю: любовь. Хрен знает, как она на самом деле выглядит. Нам хорошо вместе, секс — огонь, но мне и сравнивать особо не с кем. До Марика было трое всего.
Первый — одноклассник Самвэл. Из тех,
