они мне знакомы?
Два!
Мое сердце затрепыхалось в грудной клетке, очнувшись от сна, в котором пребывало последние пару месяцев.
Меня нежно потянули за руку, прижали к широкой груди… В нос ударил приятный запах туалетного мыла и морской соли. Я вдруг напряглась и задрожала всем телом. Затрепетала от предчувствия невероятной возможности.
Один!
Я ощутила у своих губ теплое дыхание, и горло сжало спазмом. Меня поцеловали…
Я продолжала внушать себе, что этого быть не может — просто разум играет в непонятные игры, когда у моего уха прозвучали три слова:
— Открой глаза, preciosa…
С Новым годом!
Я подняла веки, заморгала и… О господи!
Из горла вырвалось рыдание — уж не знаю, каким образом, ведь все слезы я давным-давно выплакала. И все же снова ревела, потому что мечта сбылась. Мое единственное желание…
Лукас.
Все было странно и непонятно, и следовало задать множество вопросов, однако что взять с влюбленной дурочки? Я так истосковалась по Лукасу, что лишь уткнулась ему в грудь, больше ни на что сил не хватило. Не мерещится ли мне? Не сошла ли я с ума? Сердце ухало, словно колокол, по щекам текли слезы — и от счастья, и от печали, и бог знает от чего еще.
Лукас здесь! Стоит прямо передо мной — в темном костюме, с взлохмаченной шевелюрой. О, этот теплый взгляд…
Вернулся? Но как, почему?
Лукас сжал мое лицо в ладонях и улыбнулся своей прекрасной улыбкой.
— Не плачь, Рози.
Он прижался лбом к моему виску; держал меня так, словно боялся упустить.
— Все, хватит слез. Слез больше не будет…
Я ничего не видела вокруг: для меня существовал только Лукас. По залу бегали разноцветные зайчики — не до зайчиков… Лукас здесь, со мной! Обнимает меня точно так, как я желала в тот самый день в аэропорту.
Он заговорил, и мои волосы зашевелились от выдыхаемых им слов:
— С Новым годом, ангел! Боже, как я по тебе скучал…
Я схватила его за руки, сомкнула пальцы на запястьях, ощущая биение пульса под теплой кожей, и прошептала:
— Лукас… Ты здесь! Почему ты прилетел?
Он прижал меня крепче, и по спине забегали мурашки.
— Прилетел, потому что люблю. Знаешь, до того считал, что обязан оставить тебя в покое, что недостоин… А теперь готов ползать на коленях, лишь бы вернуть.
Я издала невнятный звук.
Ладони Лукаса, и без того судорожно стискивающие мои щеки, напряглись.
— Расставание далось мне тяжело. Никогда в жизни подобного не испытывал. Теперь-то знаю: я не мог претендовать на то, чтобы с тобой остаться, пока не изменю себя к лучшему.
Он потерся кончиком носа о мой. Его губы были совсем близко, обещая поцелуй, в котором я отчаянно нуждалась.
— Больше никогда тебя не брошу — если, конечно, ты меня примешь. Если согласна терпеть… — Он осторожно заставил меня откинуть голову и посмотрел прямо в глаза. — Примешь? Я тебе все еще нужен?
Ответить я не смогла — горло сдавило спазмом.
— Мне нужно многое рассказать, Рози. Многое объяснить, но… — Лукас запнулся, продолжая держать меня обеими руками. Снова заговорил, и в его голосе слышалось страстное желание, захватившее и меня тоже. — Ты мне нужна. Позволь мне вернуться, и я докажу.
— Лукас, — наконец пробормотала я, — может, ты все-таки прекратишь болтать и поцелуешь меня? Пожалуйста…
Мне не было необходимости на него смотреть: и так знала — он улыбается. А когда его губы коснулись моих, поняла, что не ошиблась. Я чувствовала всеми фибрами души его замечательную улыбку, бескорыстность, доброту, любовь и искренность — словом, все, что делало Лукаса Лукасом. Обожала каждую мельчайшую частичку его души и тела, которые заставили меня столь безнадежно влюбиться.
Он раздвинул мои губы, проник языком внутрь. Скучал, нуждался, желал… Извинялся. И я простила. Впитала его чувства, надежно сохранила их в уголке мозга, где держала все остальные ощущения, которые Лукас мне подарил, а я чуть не потеряла. Израненная душа перестала болеть, наполнилась счастьем — и воспарила.
Мы прервались, жадно глотая воздух, и встретились взглядами. Лукас смотрел на меня словно на редкую драгоценность, которую больше не желал выпускать из рук.
— Ты только что убил во мне печальную Рози-Гринча, — хрипло пробормотала я.
Он засмеялся.
— Как я тосковал, Рози! По твоим губам, по глазам, по прекрасному лицу… — Каждое его слово сопровождалось нежными касаниями — то ко рту, то к щеке, то ко лбу. — А больше всего — вот по чему.
Теперь его ладонь прижалась к груди, где сердце билось так, словно пыталось вырваться наружу и прыгнуть в руки к Лукасу.
— Знаю, что над ним не властен, и все же хочу, чтобы оно принадлежало мне. Так хочу… — Он замолчал, будто не находил слов. — Надеюсь, что вновь завладею твоим сердцем.
Я подняла руки, погладила Лукаса по лицу, откинула назад волосы.
— Ты им и без того владеешь. Так было, и так будет.
Я смотрела на него, не отводя глаз, рассчитывая, что мой взгляд скажет, насколько сильно я верю в свои слова. И только тогда поняла, что Лукас в ожидании ответа задерживал дыхание. Он шумно выдохнул.
— Хорошо… — Повернув голову, подставил щеку под мою ладонь. — Очень хорошо, иначе то, что последует дальше, вызвало бы лишь чувство неловкости.
Я недоуменно разинула рот, однако не успела произнести ни слова — из динамиков зазвучала мелодия. Мне была знакома эта песня — «Канун Нового года». Я медленно прозрела и обвела глазами зал. Вечеринка… Лина, Аарон, засыпанный конфетти пол. Первые строчки текста воспринимались, как начало новой жизни. Что же последует дальше?
Подняв глаза на Лукаса, я обнаружила на его лице те самые чувства, которые распирали мне грудь, и с трудом выговорила:
— Теперь это будет наша мелодия. Мелодия Рози и Лукаса.
Он пожал плечами и, слабо улыбнувшись, склонился к моему уху.
— Помнишь, по пути в магазин грампластинок я говорил о шансе придать значение происходящему?
У меня по рукам побежали мурашки, и я будто родилась заново.
— Вы потанцуете со мной, Розалин Грэм?
— Да, — сказала я и на всякий случай повторила: — Да, да!
Лукас обхватил меня за талию и передвинул руку выше — к затылку, запустил ее в волосы.
— Знаю, что эта песня не для медленного танца, однако не могу отпустить тебя ни на секунду.
Он снова заставил меня запрокинуть голову и поцеловал с неподдельной искренностью. Словно передал частичку души, которая раньше мне была недоступна. Я сплела руки у него на шее, притянула любимого к себе — моя очередь
