еще один – становлюсь чуть ближе к Кириллу, но на деле приближаю только наше финальное расставание.
– Стой, – звучит отрывистый приказ, и я застываю. – Сумку оставь и иди сюда.
Сквозь пелену слез мои глаза фокусируются на его лице. Несмотря на жесткие интонации, Кирилл выглядит… Он выглядит расстроенным и уставшим. Это я его так измотала? Наши отношения?
– Ну, чего застыла? – говорит чуть мягче. – Сказал же, сюда иди.
Ручки сумки выскальзывают из моих ослабевших пальцев, а дно с глухим стуком ударяется об пол. У меня внутри пепел. И я очень боюсь. Но все же заставляю себя двинуться ему навстречу.
Кирилл явно не собирается облегчать мне задачу. Просто ждет и смотрит, как я медленно сокращаю расстояние между нами.
– Пришла, – шепчу я, едва дыша, когда между нами остается пара шагов. – Что теперь?
Я все еще держусь, заставляю себя это делать, чтобы не начать необратимый процесс погружения в омут безумия, но рядом с ним это делать сложнее. Знакомый пряный аромат бьет по оголенным нервам, заставляет судорожно тянуть носом воздух, чтобы запустить в себя как можно больше запаха. Законсервировать внутри. Оставить себе как напоминание о чем-то прекрасном, чем мне не суждено обладать.
– Пришла, – подтверждает Кирилл, опуская горячие ладони мне на талию в собственническом жесте, от которого плавятся мои внутренности. – И теперь никуда не уйдешь. Не отпущу.
Я сейчас туго соображаю, и смысл его слов не сразу до меня доходит. Но последнее, что я вижу, прежде чем губам становится горячо, а рот заполняет тонкий вкус кофе и мяты, – это то, как вспыхивают огнем серые глаза. Кирилл меня целует.
Чувствую себя так, словно заледеневшее в вечной мерзлоте тело впервые за долгое время попало под прямые лучи горячего солнца. Словно хрупкий лед мелется в крошку от нежных прикосновений, течет, растворяя все ненужное, позволяя добраться до важного, того, что действительно имеет смысл. Какой? Кирилл меня не отпускает, он меня целует, а я так сильно его люблю.
Двухдневная щетина на его лице покалывает кожу на моем подбородке и щеках. Его язык легко раздвигает мои губы, сплетаясь в чувственном танце с моим языком. Руки на моем затылке путаются в волосах. Наши тела тесно жмутся друг к другу. Но в движениях нет привычной спешки, дикого огня, жестокой требовательности и страсти, подчиняющей себе тело и разум, будто нам обоим достаточно этого деликатного и нежного обмена ласками. Будто бы они как повторное узнавание друг друга. Через годы заново. Как сбывшаяся мечта.
Я пока не знаю, что все это значит. Но слова Кирилла, что он меня больше не отпустит, проливают на мое израненное сердце безумный лучик надежды. Может быть, вот он – финал наших страданий. Может быть, мне именно это и нужно – чтобы не слушал меня, не отпускал.
– Не знаю, что ты там себе опять навыдумывала, но никуда ты не поедешь, – словно подслушав мои мысли, повторяет Кирилл, отрываясь от моих губ. – Ни сегодня, ни в другой день.
– А дядя говорит, что ты ему сообщил о моем возвращении, – шепчу я.
– Со мной, Лера, – с усталым вздохом говорит он. – О возвращении со мной. Я собирался лететь, потому что пора проверять, что там за обстановка с ремонтом сейчас. А ты подумала, я тебя в одиночестве в «Синичку» отправлю?
– Не знала, что думать, – признаюсь я. – У нас так все неопределенно, что я просто не понимала…
– И поэтому билет купила? – Он укоризненно качает головой. – А у меня спросить не хотела, м?
Сейчас, когда я слышу надломленный голос Кирилла, мои страхи кажутся мне надуманными и пустыми. Даже стыдно становится из-за собственной глупости.
– Не только поэтому, – прячу пылающее лицо у него на груди. – Ссора та, два дня назад… И то, что ты не приходил. Подумала, что ты устал от меня. Что больше не хочешь терпеть мои глупости.
– Да уж, накручивать себя ты умеешь. – Он ласково поглаживает мои волосы на затылке. – Но без глупостей было бы неплохо, знаешь?
Поднимаюсь на носочки и, положив ладони на его щеки, ласково целую. Это короткий поцелуй, почти целомудренный. Им я прошу у него прощения.
– Я так перед тобой виновата. Прости меня, пожалуйста.
– Простил уже давно, но поговорить нам с тобой все равно не помешает. А то стоит мне подумать, что мы с тобой достигли взаимопонимания, ты достаешь какую-нибудь бомбу, которая размазывает меня по стенке.
Кирилл берет меня за руку и переплетает наши пальцы, а потом тянет за собой до тех пор, пока мы не усаживаемся на диван. Точнее, усаживается он, а меня опускает на свои колени.
– Все наши проблемы, Лера, из-за того, что ты мне не доверяешь. Никогда не доверяла почему-то, и это вообще вызывает во мне недоумение. Я не обижал тебя. Да, я мог быть груб, но обидеть… – произносит расстроенно, продолжая удерживать мой взгляд, лаская кончиками пальцев мои щеки. – Даже тогда в школе. Ты нравилась мне, если бы ты хотя бы намекнула, что моя симпатия взаимна, или осталась и рассказала правду о том, что сделал Вадим… Ты почему-то очень любишь бегать. И про эту привычку тебе нужно забыть, если ты хочешь, чтобы у нас все получилось.
– Я хочу… Очень хочу, – говорю я, признавая справедливость его слов.
– Говори со мной. Просто говори. Ты удивишься, наверное, но я могу слушать и слышать. Но додумывать то, что творится в твоей голове, я уже зарекся. Мне тебя никогда не понять, но это и нормально, наверное. Как там? Мужчины – с Марса, женщины – с Венеры? Мы с тобой точно с разных планет, но это не имеет никакого значения, потому что отношения с тобой для меня в приоритете. Всегда были и останутся. Но мне важно, чтобы ты мне доверяла. Чтобы не боялась рассказывать о том, что тебя волнует. Чтобы между нами не было секретов. Потому что даже сейчас, стоит мне вспомнить, как ты сбежала от меня в «Синичке», вместо того чтобы обсудить… – Голос его остается ровным, но я понимаю, чего ему это стоит, потому что в серых глазах бушует настоящий ад. – И что ты три года провела с этим ублюдком… Что он прикасался к тебе…
Я качаю головой, глаза снова на мокром месте. Отвожу взгляд, чтобы Кирилл не заметил моего состояния, но он твердо берет меня за подбородок, не позволяя спрятаться.
– Ну и чего ты плачешь? – говорит мягко. – Я говорю тебе это не в укор сейчас. Просто говорю как есть, понимаешь?
