качестве пары, поэтому она называет его по имени.
— Сколько вы вместе? — он смотрит на меня, но я уставилась на Оушен и её измазанное клубникой лицо.
— С прошлого ноября. Я увидела… — я останавливаюсь.
— Что?
— Ничего.
— Нет уж говори. Что ты видела? — в его натянутом голосе слышится намёк на раздражение.
Я встречаюсь с ним глазами.
— Тебя, — шепчу я.
— Меня? — отстраняется он.
Я сглатываю и пытаюсь разговаривать с ним так, будто рассказываю о ком-то другом… будто рассказываю кому-то другому эту историю. Историю, которая чуть не разрушила меня однажды.
— Я повезла Оушен в парк. В парк, где запускают самолётики. Она несла в руках свой розовый футбольный мяч, — я улыбаюсь. — Как делают в американском футболе.
Он тоже улыбается.
— А затем я увидела тебя. Ты стоял повёрнутый спиной не особо близко к нам, но я знала, что это ты. Впервые тогда я использовала слово «папочка» в присутствии Оушен. Я спросила у неё, не хочет ли она познакомиться со своим папочкой. Что-то было такое в том моменте. То подобранное время. Казалось, будто это судьба. И это говорит о многом, потому что я не особый фанат всех этих историй о судьбе. Мы уже начали идти в твою сторону, когда…
— Ты увидела Эмму, — говорит Лотнер.
Я киваю.
— Я не могла убраться оттуда слишком быстро. Нам даже пришлось оставить там мячик Оушен, и поэтому всю дорогу домой она плакала.
Как плакала и я, но ему не нужно этого знать.
— Не знаю, это странно. Я ведь никогда не хотела, чтобы мы были вместе просто потому, что я забеременела, но очень долгое время какая-то часть меня… держалась за тебя.
Я пожимаю плечами, продолжая смотреть на надпись «HOLLYWOOD».
— В общем, в тот вечер я решила, что пора двигаться дальше. Спустя два с половиной года я перестала держаться за тебя и решила двигаться вперёд… с Дэймон.
Тело Лотнера напряжено. Он стоит, не шевелясь. Он смотрит на что-то, лежащее на земле, ну или просто уставился в никуда. Сложно сказать, в смятении он, расстроен или просто о чём-то размышляет.
— Думаю, кое-кому пора спать.
Оушен зевает.
Лотнер всё ещё стоит, не двигаясь.
— Так ты… не будешь против, если я поднимусь наверх и уложу её спать?
Он кивает. По крайней мере, я думаю, что он кивает. Это едва заметно, так что сложно сказать. Не уверена, что же такого я сказала, что ввела Лотнера в такой ступор, но решаю, что пусть оно так и остаётся.
На втором этаже находятся две спальни. Я выбираю ту, что поменьше, предположив, что комната, в которой стоит огромная кровать, принадлежала ему или «им». Мы идём на горшок, а потом лежим в обнимку на кровати. Странная реакция Лотнера на мою историю немного смущает меня. Что же такого шокирующего я могла сказать?
Проходит около десяти минут, когда Оушен отключается. Я могла бы спуститься вниз, но думаю, Лотнеру нужно время или личное пространство или что-то вроде того. И только я решаю закрыть глаза, как чувствую, что матрас прогибается. Лотнер ложится на другую сторону кровати рядом с Оушен, лицом ко мне. Некоторое время мы просто лежим, смотря друг на друга. Как бы мне хотелось знать, о чём он думает.
Та боль в его глазах, смешанная с тишиной, которая кричит о чём-то — это слишком. Я осторожно слезаю с кровати, спускаюсь вниз и сажусь на террасе. Дует лёгкий ветерок, поэтому я закрываю глаза и фокусируюсь на том, как воздух попадает в лёгкие и как шелестят листья на деревьях. Я слышу, как дверь сначала открывается, а потом закрывается с тихим щелчком, но решаю не открывать глаза.
— Я сделал предложение Эмме в тот вечер.
Теперь настал мой черед перестать двигаться и говорить.
— Вот как я понял то, о чём ты рассказала мне. В тот день у нас был пикник в парке, а затем вечером я сделал ей предложение после того, как мы сходили на концерт симфонического оркестра.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — я открываю глаза, закусив подрагивающие губы.
— Тебе разве не интересно, а что если бы…
— Нет! — я поднимаюсь и облокачиваюсь о перила. — Не надо. За последние три года было слишком много «а что если», которые сжирали меня изнутри, но тот день не являлся таким. Если бы я познакомила тебя с Оушен перед тем, как Эмма бросилась в твои объятия, ты бы всё равно сделал ей предложение. Ты хороший человек, Лотнер. Ты бы никогда не купил кольцо человеку, которого бы не любил. У нас с тобой всё было кончено, и, оглядываясь назад, та часть дня с «судьбой», наверное, была устроена, чтобы я наконец-таки осознала этот факт, — смеюсь я, качая головой. — Должно быть, это заморочки фотографа… «одна картинка заменяет тысячи сказанных слов». И это ощущалось совсем не так как, когда я увидела стоящую на твоём пороге девушку, завёрнутую в одно полотенце. Тот день в парке был совершенно другим. Я увидела, что ты… влюблён.
Он встаёт возле меня и кладёт свою руку на мою.
— Прости.
Отрывисто вздохнув, я выдергиваю руку и вытираю несколько слезинок, которые уже катятся по щекам.
— Не нужно извиняться за то, что нашёл кого-то и влюбился. Я бросила тебя. Вернулась в неподходящее время. Я думала, что ты с Клэр. Чёрт, да это вообще с меня всё началось, я забеременела… скорее всего, забыла выпить долбаную таблетку или ещё что-нибудь, — я вытираю ещё несколько слезинок. — Но я не жалею о появлении Оушен. Ни на секунду. Самое сумасшедшее во всём этом, что… из всех тупых решений, которые я принимала, она является единственным правильным.
— Сидни…
Я всхлипываю и вытираю глаза.
— Знаю, ты уже устал от моих слёз. Я такая жалкая.
Я бегу в дом и спешу наверх проверить, как там Оушен. Она всё ещё спит. Вспомнив, что забыла позвонить Дэйну после приезда, я спускаюсь вниз, чтобы взять телефон из сумки.
— Эй, — я вздрагиваю, когда едва не сталкиваюсь с Лотнером, который поднимается по ступенькам.
Его челюсть напряжена, губы плотно сомкнуты, глаза чётко сфокусированы на мне.
— Ничего не говори.
— Чт…
Он хватает меня за шею и впивается губами в мои. Его требовательный язык врывается в мой рот. Я стону ему в губы, в то время как его вторая рука проходится по моей шее и останавливается на груди.
— Лотнер… — протестую я, закачав головой из стороны в сторону.
— Не. Говори!
Он с жадностью прижимается своими отчаянными губами к