–По-моему, раз люди никогда не говорят толком о сексе, им кажется, что они не получают его в достаточных количествах.
Кэгни приподнимается с кресла и отпивает из своего бокала немного вина. Он внимательно смотрит мне в глаза. Я выдерживаю его взгляд чуть дольше, чем могла бы предположить.
–А какое количество вы считаете достаточным? – спрашиваю я с улыбкой. – То, после которого человек не в состоянии ходить?
Я вздрагиваю от дерзости собственного предположения.
–Нет. Это такое количество, после которого человека тошнит и рвет от физического истощения.
–Надеюсь, не на простыни? – уточняю я с ироничной улыбкой. – Картинка не из приятных, хотя некоторым, наверное, понравилось бы.
–Любопытно, агорафобия помогла бы против этого недуга? Вы много знаете людей со страхом открытого пространства? Можно было бы использовать их болезнь им же на благо.
–Да уж, – киваю я головой. – Страх, что не получаешь достаточно секса, – агорафобия номер два. Впрочем, дело далеко не только в сексе. Люди боятся чего-то большего. Боятся, что их недостаточно любят. Боятся, что они сами любят недостаточно.
Я смотрю на Кэгни, ожидая его мнения.
–Неплохая попытка, – говорит он с ухмылкой. – Только у вас все равно ничего не выйдет.
–Простите, я что-то запуталась...
–Я не разговариваю о чувствах. Даже в три часа утра и даже с такими... В общем, любовь – это любовь, и не о чем тут рассуждать. Не понимаю, зачем люди разбирают это понятие по косточкам, дают ему определение, а потом опровергают прямо у тебя на глазах. Наверное, со стороны я кажусь занудой...
–Совсем нет!
–Что ж, солнышко...
Кэгни называет меня солнышком без тени издевки, не пытаясь задеть или даже ранить своими словами.
–Чтобы установить правду, не обязательно обсуждать ее бесконечное количество раз. В наши дни большинство людей считают себя никчемными. Им кажется, что они и их жизнь ничего не стоят. Когда кто-то в нас влюбляется, жизнь приобретает смысл. Возникает уверенность, что, если нас любят, значит, мы чего-то стоим. Люди чувствуют необходимость отдавать кому-то свою любовь и только поэтому не бросают свое унылое существование и не уплывают на лодках в открытое море, чтобы наслаждаться одиночеством.
–Наверное, вы правы, – говорю я. – Только ради любви люди и не уходят в пустыню, чтобы никогда не вернуться назад.
–Может, именно поэтому я так налегал на виски, а вы – на пончики. Мы оба чувствовали себя никчемными и нуждались в лекарстве, которое заглушило бы боль.
–Значит, любовь – это подушка безопасности, которая спасла меня от переедания пончиков, а вас – от беспробудного пьянства?
–Совершенно верно. Мы облегчали свою боль как могли.
Кэгни смотрит на меня и улыбается мягко и искренне. Мне хочется вскочить на ноги, забраться к нему на колени и заснуть на его груди.
Начинают слипаться веки.
–Ну, и еще одно, – говорит Кэгни. – Самое последнее...
Мне приходится разодрать слипающиеся веки, и я устало говорю:
–Насколько я понимаю, теперь вас не заставишь замолчать?
–Ничего не поделать! Открыли бутылку – пейте до дна.
Кэгни смотрит на меня внимательно, даже напряженно.
–Человек, которого мы любим, всегда будет нашим собственным отражением. Он показывает, что мы собой представляем и что ценим в этой жизни...
–Ну и?.. Насколько я понимаю, вы ведете к чему- то крайне важному?
–Я имею в виду, что надо очень осторожно выбирать себе спутников жизни. Иногда они нас не заслуживают.
–Точно, – соглашаюсь я.
Хочется и дальше болтать с Кэгни, смеяться, подойти поближе, сесть к нему на колени, однако ресницы у меня становятся очень тяжелыми. Такое чувство, что своей неподъемной тяжестью они пустили бы на дно целый корабль. Мои веки закрываются, и я проваливаюсь в сон.
Кэгни обходит вокруг стола и осторожно берет из рук Санни бокал, пока вино не вылилось на костюм Айана. Присев на корточки, Кэгни размышляет, как бы ее разбудить, не напугав. Вскоре ему приходит в голову, что будить совсем не обязательно. Кэгни усаживается на пол спиной к шкафу и пододвигается поближе к Санни. Она во сне наклоняется чуть набок и ищет какую-нибудь опору для головы. Вытянув перед собой руки, находит, наконец, его грудь и устраивается на ней, как на подушке. Кэгни бережно обнимает Санни за плечи. Она чуть запрокидывает голову назад, подняв к нему лицо. Получившаяся сценка напоминает кадры из немых черно-белых фильмов, где прекрасная девушка тянется губами к возлюбленному, затем следует страстный поцелуй, и они едва отрываются друг от друга. Сейчас бы поцеловать Санни...
Кэгни отворачивается к окну. Он понимает, что если посмотрит на лицо Санни так близко, то обязательно не выдержит и поцелует ее.
Повернув голову к стене, Кэгни засыпает...
Я просыпаюсь и обнаруживаю, что моя голова лежит у Кэгни на груди. Я всю ночь проспала на полу в его офисе, прислонившись спиной к шкафу. Помню, как провалилась в сон. Помню, как Кэгни забралу меня из рук бокал, как сел рядом, чтобы я могла положить голову ему на грудь.
Сейчас он чуть отвернулся от меня в сторону. Ресницы слегка подрагивают – очевидно, видит какой-то сон. Затем он поворачивает голову ко мне, но глаз так и не открывает – они по-прежнему скрыты за подрагивающими ресницами. Я могу разбудить его осторожным поцелуем прямо сейчас, а если он рассердится скажу, что это вышло случайно. Например, спросонья перепутала его с Эдрианом, вот и поцеловала.
Пока я раздумываю над поцелуем, веки у меня снова тяжелеют, закрываются, и я опять проваливаюсь в сон.
Когда я просыпаюсь в следующий раз, в большое окно, расположенное прямо напротив меня, уже вовсю светит солнце. Открыв глаза, я обнаруживаю, что лежу в офисе у Кэгни, прямо на полу, да к тому же в самой неудобной позе. Я сажусь и, протерев глаза, смотрю на часы. Время – тридцать минут девятого. Я проспала всего четыре часа. Жутко болит голова, а ресницы слиплись от засохшей туши и не дают толком моргать. Возле окна стоит Кэгни.
– Привет, – говорю я.
–Доброе утро, солнышко, – говорит он мне с мягкой улыбкой.
–Надо было мне вчера домой пойти. Сил никаких нет. Голова раскалывается.
Я вытягиваю руки перед собой и изучаю оранжевый спортивный костюм. Надо же, я успела про него совершенно забыть.
–Санни, я еще вчера вечером хотел спросить, но забыл. Эдриан что, ушел отсюда, не проводив тебя до дома?
–Да, ему пришлось уйти пораньше.
Я вспоминаю, что вчера вечером дала Эдриану отставку, и на меня накатывает волна облегчения.
–Послушай, Санни, – говорит Кэгни, глядя почему- то в окно, а не на меня. – Вчера вечером ничего не было.
