тут срабатывает мой телефон на стойке – на него приходит оповещение о бронировании. Я тянусь за ним, но не успеваю – теперь уже Руслан отбирает у меня смартфон.
– Я только быстренько посмотрю, – умоляю я.
– Никаких быстренько или выброшу в море! – грозит Руслан.
– Тиран! – ворчу я, но тут он нежно целует меня в шею, и я забываю обо всех бронированиях и туристах.
Но они сами напоминают о себе – стуком в дверь с улицы. У всех гостей отеля есть ключ от лестницы, на которую они могут попасть прямо с улицы и спуститься к себе в номера. Но иногда они промахиваются дверью или забывают ключ и ломятся на рецепцию.
– Извини, – я с неохотой выскальзываю из жарких объятий Руслана, поправляю футболку и юбку и отпираю дверь.
На пороге стоят мои жизнерадостно улыбающиеся постояльцы – молодожены из Рима, которые накануне отметили в отеле свадьбу.
– Ну и жара! – заявляют они. – Здесь всегда так в августе?
– Не знаю, – смеюсь я, пропуская их внутрь и на лестницу, – это мой первый август на Санторини.
Как только дверь за ними захлопывается, я чувствую нетерпеливые губы Руслана на шее.
– Не здесь, – бормочу я, млея от его ласки. – Идем ко мне.
Внутри дома-пещеры нас встречают полумрак и прохлада. Я нетерпеливо подталкиваю Руслана к спальне, по пути сдирая с него футболку, а он смеется, шутит, какая я горячая штучка, и раздевает меня. Дорога любви к кровати выстлана нашими вещами. Но как только последние одежды спадают и мы оказываемся обнаженными лицом друг к другу, шутки и смех заканчиваются. Сейчас все всерьез.
Я касаюсь руками неравномерного загара Руслана, провожу пальцем по плечу, очерчивая границу между белой и шоколадной кожей. А Руслан скользит ладонями по моим плечам и спускается к груди – повторяя контуры купальника. Я не загорала и не купалась с тех пор, как мы вместе провели день на пляже на Крите.
А потом мы ныряем в прохладную постель – как в море, и я растворяюсь в ласках Руслана – поначалу нежных и осторожных, а затем все более страстных и неистовых, как накатывающие на берег волны. Выше, больше, сильнее – и вот уже мы оба взмываем на гребень цунами, которое уносит нас к облакам, а затем швыряет обратно на землю – обессилевших от любви, но как будто рожденных заново. Уже не половинками, а единым целым.
Глава 40
В постели мы проводим остаток дня, всю ночь и засыпаем только к рассвету, а просыпаемся ближе к полудню.
Я варю нам кофе, и мы перемещаемся на террасу наверху – на случай, если меня будут искать постояльцы. А пока на террасе, у пышно цветущей бабушкиной бугенвиллеи, мы одни и можем насладиться романтическим завтраком после ночи любви, которая наконец-то случилась.
– В октябре, когда закончится сезон, поедем в Питер, – планирует наше будущее Руслан.
– Не хочешь остаться со мной на Санторини? – предлагаю я. – Туристы уедут, отель будет полностью наш.
– Мне нужно развестись с Лизой. Чтобы потом жениться на тебе.
– Это что, предложение? – насмешливо уточняю я.
– Ну кто так делает предложение? – Руслан качает головой. – Сначала разведусь, а уже потом сделаю по всем правилам. Поженимся в Питере, а потом, если хочешь, повторим церемонию на Санторини.
– У меня уже есть свадебные фотки с тобой, – смеюсь я, вспоминая нашу рекламную фотосессию.
– Это не считается, – возражает Руслан. – Это было не по-настоящему. Какую свадьбу ты хочешь?
– Тихую и романтичную, только для нас двоих. Родных у меня все равно нет. Если только ты захочешь позвать на банкет своих?
– Ну нет, – он со смехом мотает головой. – Скромная церемония меня вполне устроит.
Какое-то время мы просто глазеем на небо и на море и наслаждаемся тишиной и покоем.
– Я так счастлива здесь с тобой, – шепчу я Руслану, – что мне больше ничего не нужно.
Он тянется ко мне, чтобы поцеловать, но резкий стук в дверь рецепции заставляет нас вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.
– Кого-то ждешь? – спрашивает Руслан.
– Нет, но это могут быть туристы.
Приходится разорвать наши объятия и бежать открывать.
Распахнув дверь, я с удивлением вижу на пороге целую толпу. Впереди стоит низенькая седая гречанка в темно-синем платье и платке, а ее окружают греки всех возрастов, чем-то похожие друг на друга, как родственники. Похоже, они пришли в гости и ошиблись адресом.
– Вероника? – громко вопрошает старушка, с любопытством меня рассматривая.
Я растерянно киваю, недоумевая, зачем им понадобилась.
– Матерь божья! – восклицает она по-гречески. – Как похожа на Афину!
Ее морщинистое лицо озаряет солнечная улыбка, которая кажется мне смутно знакомой.
– Деточка моя! – Она заключает меня в объятия. Ее пышная грудь прижимается к моей талии, а лицо оказывается как раз на уровне моей груди. – А худенькая какая! – Она ощупывает мою спину и задирает на меня голову. – И высокая! В Панайотиса!
– Вы знали моего дедушку? – взволнованно спрашиваю я.
– Знала ли я Панайотиса! – громко восклицает старушка. – Да я его кузина! И твоя двоюродная бабушка! Зови меня бабушка Эвридики. А это мои дети и внуки, – она кивает на окружающих ее людей, и до меня доходит, что они все – мои родственники.
– Проходите, – я сторонюсь, приглашая их внутрь.
Первой порог переступает бабушка Эвридики, а за ней входят все остальные. Небольшое помещение рецепции моментально заполняется людьми и голосами. Меня обступают со всех сторон, подходят обниматься, с улыбкой называют свои имена. Их так много, что я даже не пытаюсь запомнить.
– Откуда же вы взялись? – ошарашенно спрашиваю я, разглядывая целую толпу своей греческой родни.
– С Крита, – объясняет бабушка Эвридики. – Может, слышала, что у Панайотиса была тетя Пенелопа оттуда?
– Бабушка Афина и дедушка Панайотис ездили к ней на Крит, чтобы провести выходные после свадьбы, – вспоминаю я самую первую запись из ее дневника.
– А я ее дочь! – говорит бабушка Эвридики. – Мы только недавно
