мокрыми от слез пальцами, кликаю номер Германа. Первый неконтролируемый порыв подталкивает к не обдуманному решению. Сейчас хочу услышать его глубокий низкий голос, от которого кожа покрывается мурашками и, признаться. Признаться в том, что до одури боюсь сойти с ума от эмоций, чувств, которые он во мне вызывает. От любви, которая захлестывает меня с головой и затягивая в свой бурлящий поток, пытается утопить, поглотить меня.
Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение или перезвоните позднее…
Что!? В первые секунды не понимаю, что происходит. На меня будто ведро холодной воды вылили остудив полыхающее в груди чувства. Слезы высыхают мгновенно. Вытягиваюсь в тугую струну и затаив дыхание, снова набираю номер Германа.
Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение или перезвоните позднее…
Как же так?! – в сердце закрадывается дурное предчувствие и кожа покрывается липким холодным потом. – Он бросил меня? Не хочет больше разговаривать со мной? Решил отказаться?
Нездоровые мысли туманят разум. Кружат голову. Паника берет мое сознание в плен.
Не обращая внимания на гипс и костыль, который лежит рядом. Стремительно встаю со стула и прихрамывая, ища опору во всем, что попадется под руку направляюсь в комнату. Именно там, в прикроватной тумбочке лежит номер телефона, который мне однажды оставил Герман со словами: “Роднуль, на всякий случай”, черканул короткий номер и сунул в ящик.
Меня лихорадит. Трясет. Нервно перебираю все содержимое ящика и, хвала небесам, нахожу его. На мгновение замираю вспоминую куда запропостился телефон, когда похлопав себя по карманам не наблюдаю гаджет.
Черт! Я же оставила его в кухне, на столе.
Хроманая, но воодушевленная находкой. Я направляюсь обратно. Сердце уже не в состоянии выдерживать стресса в котором я нахожусь, просто колотиться дико. Разгоняет дурную, зараженную истерикой кровь. Мне кажется что такой одурманенной целым калейдоскоп эмоций я себя не чувствовала никогда.
Доковыляв до телефона, беру его в руки и быстро ввожу незнакомый номер. Палец
лишь на мгновение зависает в воздухе над иконкой вызова, как в этот момент раздается громкий звонок в дверь.
У меня от неожиданности, аж волосы на голове зашевелились, а по позвоночнику побежали рефлекторные электрические разряды тока.
Сунув телефон в карман осторожно, чтобы не выдать себя возвращаюсь (? направляюсь) к двери. По пути гадая о том, кто бы это мог быть? Кроме Германа и Вероники этот адрес никто не знает. Ступая как можно тише подкрадываюсь в плотную к двери и прежде чем открыть дверь заглядывает в глазок. Недоумевая отступаю. Прямо перед глазком кто-то держит цветы! Радость, неудержимой, огромной волной цунами захлестывает меня с головой.
Ну кто же еще кроме Германа может там стоять!
Больше не раздумывая ни секунды порывисто открываю дверь, а прямо передо мной на с огромным букетом цветов стоит Максим, а рядом привалившись плечом к стене Герман.
Довольная улыбка застыла на его губах, а в глазах искрилось ликование.
Я в недоумении смотрю то на Германа, то на Максима.
– Что происходит? – это единственные слова, которые как мне показалось, я могу сейчас произнести.
– Дорогая Ася, – будто подслушав мои мысли начал мальчик, – мы с папой долго думали и вот решили, – сделав паузу, Максим вскидывает голову и смотрит на отца, тот согласно кивает. – Мы решили переехать к тебе. Ты нас пустишь?
Они решили. Они сделали.
Не дожидаясь моего ответа. Максимка вручил мне букет цветов, обхватил ручонками за талию, порывисто прижался.
Сердце, совершив конвульсивный кульбит, ушло в пятки. Мурашки высыпали на кожи мелкой россыпью, захолодили, зачесались. От нехватки кислорода заслезились глаза.
– Максимка, – всхлипывая, бормочу в макушку мальчика, обнимаю его свободной рукой за плечи.
А в это самое время меня испепеляет своим взглядом Герман, который все так же по-прежнему стоит совсем рядом и не двигается. Только смотрит так, что душа готова покинуть тело. Эмоции бьют ключом. Задыхаюсь. И если бы не крепкий гипс, то точно рухнула бы на пол без сознания.
– Ну, что же мы стоим? – лепечу, чуть живая. – Заходите.
Стоило только произнести эти слова, как Максим, ослабляя объятия, выпускает меня из кольца рук.
– Пап, с тебя пицца. Ты обещал.
Мальчишка проскальзывает мимо меня вглубь квартиры, а я в растерянности смотрю на его отца.
– Ну, что ты, роднуль, на меня так смотришь?
Приподнимает бровь и, отталкиваясь от стены, сокращает расстояние между нами. Нависает надо мной.
И чтобы продолжить разговор мне приходиться запрокинуть голову вверх.
– Пицца? Ты серьезно?
– А почему бы и нет? Я не приверженец строгих диет и четких правил по питанию. Если ты против, то можешь выбрать себе другую еду…
– Гер, не ёрничай, – перебиваю мужчину. – Ты же понимаешь, что я совсем другое имею в виду.
Герман выразительно оглядывает мое лицо. Обводит большим пальцем контур губ. Очерчивает скулы. И, обнимая мое лицо, зарывается в волосах на затылке:
– Ты хочешь меня обвинить в том, что я подкупил сына? – с насмешкой в голосе спрашивает.
– Нет… Да… Именно так я и думаю, – киваю.
В воздухе повисает тягостное молчание.
– Ты ошибаешься, – равнодушно отвечает мужчина и резко выпускает меня из объятий.
Я, не ожидавшая такого поворота, пошатнувшись, обхватываю свободной рукой его за талию, упираюсь лбом в каменную грудь.
– Долго вы у двери еще будете топтаться? Я есть вообще-то хочу, – раздается за моей спиной нетерпеливое детское возмущение. – И цветы в воду нужно поставить, а то завянут.
Внезапно мне становится неловко от замечания юного создания. И кажется, что даже щеки вспыхнули. Герман откашливается, подхватывает меня под локоть, придерживает, помогает идти.
– А ты еще меня называла тираном, – понизив тон до шепота, иронизирует мужчина. – Вот, полюбуйся. Бабушкино воспитание не прошло даром.
* * *
– Пап, а теперь пора? – обращается Максим к Герману, вдруг нетерпеливо
