своей большой рукой. Его одна нога свисает с кровати, и они оба спят. На цыпочках я иду по коридору и спускаюсь вниз, чтобы взять фотоаппарат. Вернувшись в спальню, я довольна, что никто из них даже не шелохнулся. Сделав огромное количество снимков, я возвращаюсь вниз, чтобы положить фотоаппарат обратно.
И я снова вспоминаю, что нужно позвонить Дэйну.
— Привет, получил твоё сообщение, — отвечает он.
— Хорошо, надеюсь, не разбудила тебя.
— Нет, я смотрел фильм с тремя собаками, которые разлеглись со мной на диване.
— Хмм, а что ты смотришь? — спрашиваю я и захожу в комнату, находящуюся напротив зала. Включаю свет, и у меня перехватывает дыхание.
— Сидни? — зовёт Дэйна.
— Эм… да?
— Ты слышишь меня?
— Нет… ам, что?
— Говорю, я смотрю «Марли и я».
— Ааа… ох.
— Сидни?
— Что?
— Ты какая-то отстранённая.
Я поворачиваюсь и вижу Лотнера, стоящего в дверях, на нём надеты полосатые боксеры и больше ничего. Мои глаза повторно знакомятся с каждым изгибом и мускулом на его теле.
— Просто устала. Долгий день в пути.
— Уверена?
— Ммм… угу.
— Хорошо, милая. Спокойной ночи, люблю тебя.
— Да… ага… и я тебя.
И я отключаюсь.
— Нравятся мои фотографии? — спрашивает Лотнер, ухмыляясь.
Отрываю глаза от его восхитительного тела, и начинаю рассматривать стены его кабинета снова. Они все увешаны его фотографиями, которые я когда-то сделала. Только вот это не оригиналы, которые я прислала ему. Эти увеличены во много раз и вставлены в рамки. Не знающему его человеку покажется, что Лотнер упивается собой, глядя на все эти чёрно-белые снимки разных частей его тела, но я бы так не подумала. Я вижу его одержимость фотографом, а не музой.
— Они нормальные. В смысле, это ведь не Деймон Майклз, но какой-то потенциал в них есть.
Лотнер тихонько смеётся.
— Да, это определённо не шедевры Деймона Майклза, но фотографу я бы поставил четыре с плюсом за старания.
Я разворачиваюсь и подхожу к нему.
— Уверена, она сделала всё, что смогла, учитывая хреновенькое тело модели, с которым ей пришлось работать.
— Заткнись.
— Эй, не нужно мне говорить, что…
И он снова делает это. Губы, язык, руки… он завладевает моим телом и разумом. Боже, мне так нравится, как он затыкает меня. Руки покалывает от волнующего момента, что я снова прикасаюсь к его обнаженному телу. Я веду вниз по его груди, ласкаю пальцами каждый мускул, а затем перехожу на спину, проделав тот же путь только вверх. Чувство вины и совесть громко звучат у меня в голове, скандируя: прелюбодеяние… измена… интрижка на стороне.
Почему моё тело и разум не могут прийти к общей договорённости? Они работают не синхронно.
— Лотнер… — шепчу я.
— Заткнись, — бормочет он, кусая, облизывая и посасывая каждый миллиметр моей шеи. — Отвратительно, что это делает меня каким-то мудаком, но иметь с тобой общего ребёнка это не горько-сладкое ощущение, — он посасывает мою шею, опускаясь поцелуями к плечу. — Это чёртово осуществление мечты.
Хватая меня под ноги, он поднимает меня и несёт к столу. Он сажает меня на него, попутно сбрасывая оттуда все вещи, кроме лампы, стоящей в противоположном углу.
Чёрт возьми!
Я только в фильмах видела, как вытворяют такое. Лотнер слишком организованный человек, чтобы так себя вести. Возможно, у него займёт не один час, чтобы расставить на место всё то, что он сейчас одним махом сбросил на пол. Интересно, в глубине души он уже жалеет, что поступил так опрометчиво? Может мне стоит предложить остановиться и помочь ему убраться тут.
— Лотнер… — я пытаюсь придать силы своему горящему желанием голосу.
— Ничего не говори! — и он стягивает мой топ через голову.
Он останавливается, чтобы рассмотреть мою голую грудь. Его дыхание тяжелое, а полуприкрытые глаза в этом свете приобретают более дымчато-синий цвет. Крайне мучительно от того, насколько медленно он ведёт рукой по моей груди — поднимает её, мнёт, ласкает сосок.
Я откидываю голову и закрываю глаза. Вторая рука Лотнера делает то же самое.
— Ахх! — стону я.
— Шшш…
Как у него получается делать это со мной? Каждая нервная клетка в моём теле превращается в спусковой крючок, как только он касается меня. Кладя правую руку мне на грудную клетку, он просит меня лечь. Затем он снимает с меня шорты и трусики. Голубые ирисы всегда смотрят только мне в глаза. Поставив ногу на край стола, я наблюдаю за тем, как он снимает боксеры. Один только вид его большого члена, выпрыгивающего из нижнего белья, почти доводит меня до экстаза.
Боже мой… мы действительно это делаем. Волны чувства вины всё больше и больше накатывают на меня и когда они доходят до моего лица, я хмурюсь. Почему, почему, почему это неправильно? Та притягивающая сила, которая соединяет нас, имеет просто нечеловеческую мощь. У нас есть общий ребёнок… мы должны быть вместе. Тогда почему мой разум отравляет этот момент?
— Лотнер… — я сажусь и выпрямляюсь.
Он прижимает меня к своему телу, разворачивается и в следующий миг моя спина врезается в стену. Одной рукой он удерживает оба моих запястья над головой.
— Просто. Перестань. Разговаривать! — рычит он и резко входит в меня.
Я вскрикиваю, чувствуя, как он полностью заполняет меня в этой брутальной манере. Его рот накрывает мой, проглатывая громкие мольбы. Лотнер никогда настолько по-животному не обращался со мной — требовательно, доминантно.
Я чувствую его злость, отчаянье и… боль. Мне кажется, что каждый раз, как он врезается в меня, может быть последним, потому что я уже на грани, но мне не хочется, чтобы он не останавливался — никогда.
Его рот впивается в мою грудь, посасывая сосок так сильно, что я прокусываю нижнюю губу. Мне хочется умереть в руках этого мужчины. Даже если мы будем в аду, мне всё равно. Мне просто хочется быть с ним. Боль от осознания того, что это утраченный момент, непростительная и огромная ошибка, вызывает у меня слёзы. Сделав последний толчок, он замирает, рычит и впивается зубами в мой сосок, толкая меня за грань. Я кончаю.
Отпустив мои запястья, Лотнер опускает свою голову мне на плечо. Я провожу по его волосам с той же нежностью, с которой я делаю это с Оушен. Он просто взял меня сейчас, как какой-то альфа-самец. Но всё, что я могу сейчас чувствовать от него, это какую-то детскую уязвимость.
Что. Мы. Творим?
Он поднимает голову.
Голубые ирисы. Они горят от боли. Он смотрит на мои губы, проводит языком по моей кровоточащей нижней губе, а затем нежно целует её. Я закрываю глаза и
