таю от такого нежного прикосновения. Его мягкие губы сцеловывают мои слёзы, а я провожу языком по нижней губе.
Лотнер медленно выходит из меня и ставит на пол. Его глаза осматривают моё тело, а затем он надевает боксеры обратно и выходит из комнаты. Без объяснений. Без извинений. Без каких-либо слов.
Ещё одна одинокая слеза скатывается по щеке. Это всё, что я позволяю себе. После быстрого похода в ванную, я скольжу в постель рядом с Оушен. Прижав её к себе, я закрываю глаза и жду, когда в моём мире всё снова начнёт обретать смысл.
5 июля 2013 г.
Голубые ирисы.
— Доброе утро, — шепчет он.
Оушен больше не лежит со мной, она перекатилась на другую сторону кровати и сейчас, уткнувшись носом в грудь Лотнера, всё ещё спит. Я не помню, как он пришёл прошлой ночью сюда. После нашей внезапной «встречи» у него в кабинете, я чувствовала себя измотанной, поэтому неудивительно, что я не слышала его прихода.
— Доброе, — осторожно улыбаюсь я. — Думаю, ты ей нравишься.
— Я сейчас в раю, — отвечает Лотнер и целует Оушен в лоб.
Я тоже, но мой рай только иллюзия.
— Эм, природа зовёт, — говорю я и выпрыгиваю из постели.
Как бы соблазнительно не было вернуться обратно в кровать к голубым ирисам, я выхожу из ванной и спускаюсь вниз. Сегодня прекрасное утро, и я никак не могу насладиться открывающимся видом. Я чувствую себя богом, окруженным красивыми цветами и тихим умиротворением, который сверху взирает на остальной мир. Отсюда этот огромный город выглядит таким маленьким. Возможно, вот для чего эти выходные — попробовать вкус рая, почувствовать его тишину. Могу ли я заниматься любовью с Лотнером и всё ещё выйти замуж за Дэйна? Это вообще соизмеримо то, что мы делаем сейчас? Это занятие любовью или просто выпуск эмоций, медленное прощание?
— Чай?
Повернув голову налево, я вижу Лотнера, держащего в руке чашку.
— Спасибо. Оушен ещё спит?
— Да, — он делает глоток кофе. — Чем займёмся сегодня? Пасифик Парк? Студия Юнивёрсал? Аквариум?
Так, значит, вот как это будет? Прошлой ночи никогда не было. Точно так же, как и нашей встречи на ступеньках. Вот так оно и будет, когда вернётся его невеста? Отведёт ли он её наверх и займётся с ней любовью, будто он не трахал меня недавно у стены в своём кабинете?
— Мы должны поговорить.
Он вздыхает и подходит к перилам, развернувшись спиной ко мне.
— Ты права, должны. Я начну первым.
Эм… хорошо….
— Ты вообще когда-нибудь собиралась сказать, что у меня есть дочь?
Оу! Как я понимаю, мы снова возвращаемся к этой теме. Он не думал о том, чтобы спросить меня об этом до сегодняшнего дня?
— Думаю, собиралась.
Он поворачивается ко мне и опирается о перила.
— Ты «думала»? И что это должно означать?
— Означает, что я не знаю. Означает, что после того, как я три раза облажалась с попытками сказать тебе об этом, то подумала, что, наверное, будет лучше сказать, когда она уже немного подрастёт.
— Подожди… три раза? Ты пыталась рассказать мне два раза, — хмурится Лотнер и смотрит на меня.
Я смотрю в свою кружку и качаю головой.
— Три раза. Почти сразу после моего первого похода к доктору я пошла к тебе домой, — я смеюсь. — На самом деле я не собиралась сразу говорить тебе о своей беременности. В тот момент я думала, что ты с Клэр и последнее, что мне хотелось, чтобы ты бросил её из-за того, что я беременна. И я знала, что, если бы ты так и поступил, то никогда бы не признал, что это была настоящая причина, — я делаю успокаивающий глоток чая. — Я не хотела погрязнуть там. Я думала, что так поступила моя мама и не хотела, чтобы то же самое повторилось со мной.
— Тебе казалось, что быть со мной — это «погрязнуть»?
— Да… то есть… нет. Я хотела быть с тобой и хотела, чтобы ты тоже хотел быть со мной, я просто не знала, осталось ли всё ещё это желание у тебя.
Он проводит рукой по волосам.
— Так для тебя это было нормальным решить быть со мной ПОСЛЕ того, как ты узнала, что беременна моим ребёнком, но я должен был решить, что хочу быть с тобой ДО того, как я узнаю об этом?
Ох чёрт! Он прав. Я никогда не думала об этом в подобном ключе. Дурацкие мозги беременной.
Он смеётся, но смех похож на смех человека, который находился на грани сумасшествия.
— Господи, Сидни! Я выбрал тебя. Я выбрал тебя с самого начала. Выбрал ещё, когда никто из нас не знал, что ты беременна. Но ТЫ, однако, НЕ выбрала меня.
— Я бы выбрала, — шепчу я.
Он наклоняется немного вперёд, приложив руку к уху, будто не слышит меня.
— Прости, что ты сказала? — кажется, он не может убрать сарказм из своей интонации.
Я встречаюсь с ним взглядом.
— Я сказала, что выбрала бы тебя, если бы знала, что всё то, что я знала о своих родителях, оказалось просто ложью. Моя мама спала с кем попало, забеременела, сделала аборт. Я не была ребёнком медового месяца. Я была ребёнком, зачатым вне брака, и моя мама собиралась избавиться от меня. Всё, о чем я думала многие годы это, что мне нужно что-то представлять из себя, чтобы я могла почувствовать какую-то завершённость, и мне бы никогда не пришлось полагаться на мужчину, как делала это моя мама. Знаю, она любила нас, но я всегда думала, что она живёт, сожалея о многом. Но теперь я знаю, что это не правда. Когда у неё появились мы с Эйвери, это изменило её жизнь, но в хорошую сторону. Мы дали ей цель в жизни, благодаря нам она оставила свой след на Земле, и он больше, чем какая-либо работа или успех, которые она когда-либо могла получить, — я закрываю глаза, глубоко вдыхаю, а потом снова открываю их. — Знаю, что это сейчас не имеет никакого смысла, но моё сердце выбрало тебя, мой мозг просто его не слушал.
Его рот открывается, а потом закрывается, когда слышится голос Оушен через открытое окно кухни.
Я подпрыгиваю и бегу в дом.
— Доброе утро, милая.
Она улыбается и протягивает руки. Я поднимаю её, покрываю поцелуями и крепко обнимаю.
— Вафли со свежими фруктами? — спрашивает Лотнер, глядя только на Оушен.
Её светящиеся от счастья глаза и неотразимая улыбка становятся ответом