руки на груди и в свете всего одной напольной лампы-звезды, сидит Макс. Точнее он развалился, как барон-маркиз-король и все в одном флаконе, а я, словно шут, стою у стеночки, за которую держусь, чтобы в обморок от страха не брякнуть, веселю его величество.
— Испу… — наконец начинает своим привычным снисходительным тоном, но я тут же взрываюсь.
— КАКОГО ХРЕНА ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?!
Тяжело дышу, чуть ли не плачу — я ведь действительно испугалась! — да еще и чертово платье, которое я начала расстегивать, и которое теперь мне необходимо поддерживать, чтобы не попасть в-еще-больший-просак…Короче, все снова складывается в одну сомнительного качества мизансцену, Макс ведь не сводит взгляда с моей груди. Говорящего такого. Горячего. От которого я, разумеется, вспыхиваю.
— Не пялься на меня так!
— А как мне можно на тебя пялиться? — говорит тихо, но я слышу угрозу, хмурюсь и немного отступаю.
На самом деле бежать никуда я не собираюсь, тем более убежать и не смогу, так что это скорее для острастки не иначе. Да и хочу ли я бежать на самом деле? Щурюсь, молчу и взвешиваю пару мгновений, вспоминая и угрозу, брошенную на самом аукционе, которая до сих пор сжигает мой телефон, как физическое подтверждение нашей связи. Что я почувствовала в момент ее получения, чувствую и сейчас — мне жарко, и мне хочется, так что нет, я не хочу бежать совершенно точно, а хочу…
— Раз ты здесь, — хмыкаю как бы спокойно и поворачиваюсь к нему спиной, — Помоги расстегнуть.
Тишина. Лишь за окном взвывает вьюга, засыпавшая почти всю Москву, пока мы были там, где продают историю.
«Когда я вышла из здания, чуть не умерла от холода, а сейчас умираю от жара…забавно, однако…»
Сердце подскакивает, когда я слышу, как он поднимается на ноги, медленно подходит. Его энергетика ударяет в спину, точно я у печки стою, а потом она меня и вовсе оплетает. Наверно это своеобразные игры разума, но я будто вижу ее ветвистые щупальца, что создают некий кокон, привлекают ближе. Я же делаю шажок к нему, словно под гипнозом, как это еще объяснить?
Вздрагиваю, когда его ладони касаются предплечий, медленно сталкивая невесомую ткань рукавов. Дыхание учащается, я прикрываю глаза, стараюсь не выдать себя, но когда он расстегивает первый крючок — выдох получается куда как громче, чем я планировала допустить. Именно поэтому меня абсолютно не удивляет улыбка, которую он давит, а я чувствую, бесит только, что краснею, как дура…Ощущение зависимости от него и его эмоций дико раздражает, но по-другому не получается. Стоит ему оказаться в пределах моего личного пространства, тело стартует с нуля до ста, точно крутой, жирный спорткар. Я ничего не могу с собой поделать, как героиновый наркоман не сможет ничего сделать, окажись в поле его зрения доза, даже если он и решил завязать. Точно. Пока я его не видела, иллюзия моей хладнокровности крепла, но иллюзии — это лишь красивая дымка для драпировки правды. Ее развеять — один раз подуть, и я не знаю кто, но кто-то дует так, что все приукрасы слетают напрочь: сегодня, когда я увидела его, все уже было решено…
Чувствую дыхание на своих плечах, прикосновения горячих пальцев, что ловко расстегивают крючок за крючком, при этом медлят, подолгу задерживаясь на голой коже. Ощущаю его запах, жар его тела, его твердые намерения, упирающиеся мне в поясницу, тихо усмехаюсь. Он реагирует сразу, как тень реагирует на объект, от которого отходит:
— Что тебя насмешило на этот раз, котенок?
— Снова ты.
— М. Правда? По мне так отжигаешь ты…
— Я не стану извиняться за все, что сегодня произошло.
— О, малыш, я в этом даже не сомневался…
Поворачиваюсь к нему лицом, как только последний крючок вместе с фразой разрывает все сдерживающие факторы, смотрю ему в глаза стойко и смело. Он оценивает это улыбкой, слегка касается моей щеки, но сегодня я не против. Я не убегаю, а подаюсь вперед, встаю на полупальчики и слегка касаюсь его губ своими с четким понимаем: он мне нужен. Плевать на все, он просто мне нужен.
Макс реагирует рябью. Клянусь, его словно пробивает дрожь, но как-то двигаться, кажется, он не планирует. Напротив, сжимает кулаки. Я опускаю на них взгляд, а после зачем-то слегка касаюсь костяшек. Мне немного страшно, если честно, что он резко отнимет руку, снова причинит этим боль, но вместо оправдания опасений, кулак начинает расслабляться. Тогда я веду себя уверенней: сжимаю, поглаживаю кожу, снова поднимаю взгляд и целую более настойчиво. Все еще придерживая лиф у груди, кусаю за нижнюю губу, не получая ответа, и это работает, черт возьми! Макс слегка приседает, чтобы быть со мной хотя бы не на такой разнице в росте, отвечает на поцелуй, прижимая к себе за спину, и я полностью обо всем забываю. Сцепляю руки в замок на его шее, прилипаю всем телом, тянусь, забывая о платье, что валится на пол. Я готова снова нырнуть на глубину, но неожиданно Макс отстраняется. Он тяжело дышит, уперевшись в мой лоб, я недоумеваю.
— Что-то не так?
— Я здесь не за этим.
Такого моя скромная персона уж никак не ожидала. Отстраняюсь, чтобы заглянуть в глаза, и вижу в них решимость. Но на что она направлена? Непонятно. Макс лишь на миг опускает взгляд на мое тело, потом слегка подкатывает глаза и снимает пиджак, который тут же оказывается у меня на плечах.
— Иди, оденься, пожалуйста…
Клянусь, мне обидно до слез, даже больше, чем обычно.
«Наверно все дело в Лилиане. Конечно, имея одну сестру, вторую — это будет уже странно. Да и понятно в чью сторону перевесит маятник, поставь нас рядом…»
— Амелия… — начинает тихо, словно готовит максимально жалкое оправдание, которое я слышать не желаю.
Фыркаю и отстраняюсь резко, из-за чего запутываюсь в платье и почти падаю, но Макс успевает меня подхватить. Он снова делает это, спасает и улыбается, хочет что-то сказать, а я не даю — вырываюсь, как чокнутая, делаю большой шаг назад, сжимая до белых костяшек пиджак, смотрю на него волком.
— Обойдемся без шуточек. Оставь свое остроумие, как и все остальное, для моей сестрички. Она оценит.
Щеки горят огнем, я ведь считай впервые признаю, что ревную. Это очевидно, он понимает сразу, улыбка то становится шире, за что хочется ему врезать, как тогда на набережной. Сейчас мне этого действительно хочется, а когда он открывает рот…охо-хо-хо…Берегите наследные яйца, господа…
— Ты что…ревнуешь, малышка?
Не думаю. Делаю шаг обратно, хочу причинить ему
