Ознакомительная версия.
Он увел девушку на балкон.
Поль, несмотря на неловкость в своем нового амплуа распутника, казалось, искренне радовалась обществу Жанны.
– Вы любите музыку, мадемуазель?
– Очень, мсье! – ответила девушка.
Поль села за рояль и заиграла Шопена в собственной аранжировке. Старая Ортанс откупорила одну из бутылей и безмятежно пила шампанское.
Небо́, облокотившись на угол стола, улыбнулся, подумав о своей жизни среди этих людей, хмелеющих каждый на свой лад, в то время как он, неизменно полный идей и намерений, не знал ни забытья, ни бездействия.
Открылась дверь и вошла девушка. Она была очень красива, под плащом на ней было вечернее платье.
– Ромилли прислал меня к вам, – сказала она, увидев Небо́ одного в обществе двух пар.
Он смотрел на нее, не произнося ни слова.
– Я вам не нравлюсь? Говорите же прямо, я не стану раздевать вас против вашей воли!
– Вам не придется раздевать меня, милая бесстыдница, я буду лишь вашим соседом за ужином. Будучи рассеянным, я нередко неучтив, но и сам не требую внимания.
– Если я правильно вас понимаю, то для чего я здесь? Отужинать – и не более?
– Не более.
Девушка решилась сменить тему и тон голоса.
– Вас постигло несчастье – расскажите же мне о нем, – она села рядом и взяла его за руки.
– Вы меня не поймете, – ответил Небо́, отнимая руки.
– Расскажите все же.
– Мое несчастье заключается в том, что я принужден быть не ангелом, но смертным, – ответил Небо́ с улыбкой, не сочетавшейся с горечью его слов. – Меня печалят далекие звезды и очертания земли, бесчестные поступки, изъяны тел и несправедливость общественного устройства – они суть пороки, попирающие добро, и преступления против Бога, возвращающего их на землю дождем бедствий. Я чувствую себя в ответе за всякую низость, происходящую на моих глазах, и презираю себя за пустые забавы, занимающие людей. Столь же больно мне видеть вас.
– Но эти несчастья не касаются вас непосредственно…
– Я говорил, что вы меня не поймете – вы находитесь в плену своего тела. Я же причастен к боли всего человечества; мой разум истязают мучения всех произносящих имя Божье; мое сердце ранит предательство каждого; мой удел – нищета всего человечества. Всякая совершающаяся подлость пятнает мое имя смертного; позор эпохи краской стыда приливает к моим щекам; бессилие нашего века сообщается мне, уничтожая меня. Я подобен бронзовому сосуду, заполненному гениальностью и святостью, но не способному ни творить добро, ни создавать прекрасное. Я тлею, не порождая ни искр, ни тепла – белую глину моего тела размывают волшебные замыслы!
Он говорил бесстрастно словно Шакьямуни117 – его тон был спокоен, черты лица хранили волнующую умиротворенность, которой живописцы интуитивно наделили лики спустившихся на землю ангелов. Не желая прерывать движения своих мыслей, он продолжал говорить вслух, забыв о своей случайной слушательнице.
Все приглашенные явились одновременно. Представления были краткими. Порпората, одетая в платье с глубоким вырезом, отказалась занять место, указанное Кеаном, и села рядом с Поль. Едва ужин начался, намерения собравшихся стали очевидны. Знаменитая танцовщица обжигала долгими взглядами переодетую принцессу, изображавшую неутомимый интерес к Жанне. Кеан был увлечен Бертой. Мария утомляла Небо́ силой своего желания. Клемане размышляла о том, как покорить графа Нороски, казавшегося чудесным трофеем. Мисс Блоби, внимательно наблюдавшая за гостями, не слышала ни слова из истории, рассказываемой ей Женнетоном. Веселье не спешило занять за столом свое место – одна лишь старая Ортанс выглядела вполне счастливой, пьянея от созерцания оргии, походившей на самый пристойный ужин.
– Если бы здесь был герцог Нимский, он счел бы наше сборище недостаточно порочным, – отметил Ромилли.
– Не знаю, стали ли мужчины менее почтительными, но в былые времена присутствие женщин прибавляло им остроумия – ныне близость обнаженных женских плеч превращает их в глупцов. Предполагаю, что это помутнение мужского рассудка вызвано несправедливым презрением к женскому уму и нежеланием нарушать столь удобные традиции. Не желая никого обидеть, – продолжала мисс Блоби, – я убеждена: столь скучный вечер объясняется присутствием на нем влюбленных пар. Разве может получиться слаженный ансамбль, когда музыкантам не терпится исполнить дуэт?
– Позвольте восторжествовать справедливости Родерера118, – предложил Плеан. – Тогда веселье польется рекой.
– Вы неправы, – ответил Ромилли. – На ночной ужин полагается приходить навеселе.
Голоса становились все тише, и каждый говорил о своем. Ромилли рассказывал Женнетону о новичке «Большого Круга», Клемане и мисс Блоби обсуждали наряды, Плелан всячески старался польстить Порпорате, пары были поглощены друг другом. Пробило два.
– Мне думалось, что уже позднее, – заметила Клемане, сдерживая зевоту.
– Когда на ужине присутствуют только мужчины, мы не расходимся до рассвета – два часа скуки вместо двух часов веселья длятся непереносимо долго. Но я ощущаю в воздухе нечто большее, чем сплин – я чувствую, что приближается гроза.
Она взглянула на Порпорату, чье лицо алело всякий раз, когда русский граф пренебрегал ее вниманием. Ромилли и Плелан с беспокойством наблюдали за поведением Поль – та поднимала бокал за бокалом и не переставала ухаживать за Жанной, едва скрывая возмущение дерзостью танцовщицы, чей животный облик вызывал у нее отвращение, и навязчивостью Марии, склонившейся к плечу Небо́ в надежде сорвать поцелуй.
Нахмурившись, философ достал из кармана жилета небольшой флакон и протянул его своей соседке:
– Попробуйте мой любимый аромат.
Едва вдохнув, Мария закрыла глаза, отодвинула тарелку с едой и, устроившись поудобнее, заснула.
Увидев, с какой легкостью Небо́ удалось избавиться от девушки, мисс Блоби встала и шепнула Ромилли:
– Берегите Порпорату!
– Меня не пугает этот миниатюрный русский граф.
– Я говорю о его высоком светловолосом спутнике.
Вернувшись на место, она встретилась взглядом с Небо́. Тот склонился к ней:
– Мисс Блоби, я слышу глазами.
– Что ж, – ответила она, – не было необходимости предостерегать вас, но я оказала вам услугу, предупредив Ромилли. Вечер неминуемо завершится апоплексическим ударом – или ударом ножом: Порпората едва ли выдержит еще два часа этого презрительного высокомерия.
– Не беспокойтесь, – ответил Небо́ с улыбкой, вызывавшей раздражение. – Если с головы графа Нороски упадет хоть один волос…
– Прекратите ваши домогательства, – внезапно воскликнула принцесса, повернувшись к танцовщице лицом. – Я терплю их уже целый час, и вы вынуждаете меня к непристойному замечанию.
– Наглец! – закричала Порпората и тотчас же велела Ромилли. – Ты убьешь его ради меня!
– Но… – запротестовал Ромилли.
– Ты – прежде всего мой подручный, лишь после – любовник. Твой долг – отомстить за меня, как только это требуется, таковы условия нашего соглашения! – выговорила танцовщица.
– Ладислас, – заговорил Небо́ властным тоном. – Вы могли ошибиться – мадам невольно коснулась вас и заслуживает извинений.
Поль на мгновение задумалась:
– Мсье Небо́ прав, я ошиблась и прошу прощения. Если бы я была уверена в своей правоте, вам бы досталась пощечина, а не замечание.
Лицо Порпораты горело огнем – не будучи в силах ничего ответить, она повернулась к Поль спиной. Ее обнаженная грудь бешено вздымалась под низким вырезом платья.
С этой минуты гости словно встрепенулись. Болезненное напряжение сдавило горло, дурное предчувствие терзало умы. Груди трепетали, взгляды не покидали переодетой принцессы и танцовщицы.
Никто не осмеливался возобновить беседу, и это молчание привело Порпорату в неистовство. Внезапно она отдернула руку от стола:
– Corpo di Dio [20] ! – закричала она. – Это женщина!
Поль со всей силы дала ей пощечину, и танцовщица упала на руки Плеана. Итальянка схватила нож – закрывая Поль, Жанна бросилась вперед, и лезвие оцарапало ее плечо. Все вскочили с мест в невероятном волнении.
– Убей, убей ее! – кричала итальянка Ромилли, отнимавшему у нее нож.
Вне себя от гнева, она вцепилась в плечи любовника, отбросившего нож подальше от нее:
– Трус! Я расскажу всем, кто ты есть на самом деле! Этот граф, господа, целиком принадлежит мне, я плачу по всем его счетам, за мои деньги куплены все его имущество и его наряды. В моей власти – сорвать с него одежду, ведь она – моя!
– Замолчите! Замолчите, дьявольское создание! – умолял молодой мужчина – от стыда его лицо было белым как полотно.
– Не произносите ни слова, – предупредил Небо́ Поль. – За вас буду говорить я.
– Мсье Нороски, только трус способен ударить женщину! – заговорил наконец Ромилли.
– Будьте внимательны, – съязвил Небо́. – Если вы станете провоцировать меня, вы можете лишиться права выбрать пистолет.
Ознакомительная версия.
