– У них морда саранчи, борода козы, тело коровы, хвост лошади, мозги комнатной мухи и ноги Пош Спайс[40].
Он посмеивается над собственной шуткой, и я улыбаюсь в ответ.
Вдалеке мы видим стадо слонов, которые пересекают равнину в поисках воды. С ними бредут два малыша, и мы восторженно охаем и ахаем. Стадо окружает их, поскольку детеныши слонов, как и антилоп гну, не могут давать отпор хищникам.
Подъехав к краю воды, мы останавливаемся, но не вылезаем из автобуса, верх которого по-прежнему поднят. Мы смотрим, как дюжина крокодилов подползает все ближе, пока нерешительные гну раздумывают о том, совершать ли опасный переход через реку или нет.
– В воде полно крокодилов, которые только и ждут, чтобы их съесть, – говорит Доминик. – Но гну готовы рискнуть даже жизнью, чтобы добраться до зеленых пастбищ на той стороне.
Проходит час. Нерешительная закуска и голодные крокодилы по-прежнему остаются на расстоянии друг от друга, поэтому Доминик поворачивает автобус и находит спокойное место для пикника – возле реки, но подальше от крокодилов. Здесь мы сможем позавтракать.
С нашего довольно высокого берега мы видим около сотни счастливых бегемотов, которые лежат в воде, прижавшись друг к другу. Их розовые животики обращены к солнцу. Шон и Маура вовсю фотографируют их, а я помогаю Доминику выгружать коробку для пикника. Завтрак в саванне состоит из теплых блинов, свежих фруктов и йогурта. В одном огромном термосе – кофе, в другом – апельсиновый сок. Среди чахлых деревьев у края воды летают симпатичные желто-зеленые птицы-пчелоеды, добывая утреннюю еду.
Мы раскладываем припасы на масайском одеяле в синюю и красную клетку.
– Это клетчатый kanga, – говорит Доминик. – Kanga Мак-Масая[41].
Я любезно смеюсь над его глупой шуткой, и от этого он хихикает еще больше.
– Взгляните! – вдруг говорит он, кладет сильные руки мне на плечи и поворачивает меня к стоящей неподалеку акации. – Сиреневогрудая сизоворонка.
Поразительно красивая птица с сиреневым, синим и золотистым оперением поет, будто приветствует нас.
– Боже мой!
Но, пока я смотрю на потрясающую птицу, невольно отмечаю, какая же я маленькая рядом с Домиником и какой он подтянутый. У него совсем нет лишней плоти поверх мощных мышц, и его сильные руки, лежащие на моих плечах, обжигают меня через ткань моей футболки.
– Это так прекрасно.
– О, да. – Думаю, он все еще говорит о птице. – Замечательно!
Шон и Маура присоединяются к нам, а сизоворонка улетает.
– Ой, улетела.
– Мы увидим еще очень много прекрасного, Просто Дженни, – говорит он и слегка сжимает мои руки. – Не беспокойтесь.
А потом снимает руки с моих плеч и обращает все свое внимание на наш пикник. Пока Пэт и Джон уплетают завтрак, я фотографирую Шона и Мауру, которые, переплетя руки, сидят на краю одеяла и улыбаются в объектив. Впервые я чувствую муки ревности при виде столь очевидного счастья. Неужели мне предназначено судьбой провести жизнь в одиночестве, и я никогда не смогу любить и быть любимой?
Мы поглощаем завтрак. Доминик наливает нам кофе и апельсиновый сок, потом начинает хлопотать над Джоном и Пэт, помогая им наполнить тарелки.
Убедившись, что у всех есть еда, он подходит ко мне. Я сижу на удобном камне, который нашла в тени акаций. Доминик садится на корточки рядом со мной. Он сдвигает одеяло с плеч, кладет его на камень, и я пересаживаюсь на одеяло. Постоянная забота Доминика успокаивает меня и согревает мне сердце. Дома, в Англии, найдется немного мужчин, которые ведут себя так же учтиво, как Доминик.
– У вас есть имя масаи? – спрашиваю я.
Доминик кивает.
– Лемасолаи, – говорит он, – что значит «гордый». А мое семейное имя – Оле Нангон. Имя Доминик мне дали христианские братья в школе при миссии, где я учился. – Мой гид смотрит куда-то вдаль. – Мне очень повезло. По закону, каждая семья обязана отправить в школу одного ребенка. Туда должен был попасть мой старший брат, но он не захотел, и вместо него папа послал меня.
– Вам понравилось?
– О, да, Просто Дженни. Я много чему выучился. Я играл в футбол и теперь болею за «Арсенал».
Я смеюсь.
– Вы меня дразните.
– Да нет же, конечно, нет. Это и вправду моя любимая команда. Арсен Венгер[42], Тео Уолкотт[43]. Вперед, канониры[44]! – он громко смеется, и я присоединяюсь к нему. До чего же странно сидеть на африканских равнинах рядом с воином масаи, верным болельщиком «Арсенала»!
Доминик снова становится серьезен.
– Моя семья принесла большую жертву, чтобы послать меня в школу-интернат в Накуру[45]. Четыре коровы. Для масаев это огромные деньги.
– Думаю, оно того стоило, Доминк, – говорю я. – Вы – прекрасный человек.
– Теперь моя очередь сказать вам спасибо. Asante, Просто Дженни.
Он застенчиво улыбается.
Перед нами появляется Шон.
– Фото?
Доминик кивает, обнимает меня за плечи и со смехом притягивает к себе. Шон фотографирует нас и – для истории – записывает: «Доминик Лемасолаи Оле Нангон, гордый воин масаи, и Дженни Джонсон, простой английский парикмахер, сидят в тени акации, укрывающей их от жгучего африканского солнца».
Вот мы и вернулись в лагерь. Под столь желанным душем из бочки я смываю с волос и тела фунт пыли с равнин Масаи Мара. Все мышцы и кости болят от тряски в автобусе, длившейся целый день, звенит каждая клеточка моего тела. Впервые за многие годы у меня ощущение, что я живу в полную силу.
Конечно, здесь некуда включить утюжок для волос, как надеялась Нина, но все же хотелось бы приукрасить себя. А потом приходит понимание, что мне хочется как можно лучше выглядеть для Доминика, и сердце начинает подпрыгивать в груди.
Ужин опять подан на открытом воздухе. Нам предлагают нежную козлятину в сливочном кокосовом соусе. В больших мисках – пушистый рис и горячие чапатти[46]. Доминик со своей огромной счастливой улыбкой, будто приклеенной к лицу, опять ничего не ест, а просто сидит и смотрит на нас.
Время от времени я ловлю его взгляд через стол, залитый светом керосиновых ламп, и его улыбка становится еще шире. Несмотря на то, что его видят все, мне кажется, будто он таинственно улыбается мне одной – не Шону с Маурой, не Пэт с Джоном, а только мне. У меня в животе начинают трепетать бабочки, но не те, которые появляются во время собеседования при приеме на работу или на экзаменах по вождению, а те, которые хранят себя только для расцветающей любви.
После еды мы опять садимся вокруг костра. Искры взлетают в воздух, а тепло огня согревает нам пальцы ног. Сегодня вечером не очень холодно, но после беспощадного дневного солнца кажется, что стало прохладнее и приятнее. Мы веселимся, вспоминая поездку и животных, которых видели, – самых разных, от огромных буйволов до крошечных птиц-пчелоедов. Доминик и в этот раз оказался весьма квалифицированным и знающим гидом. Впрочем, это неудивительно. Здесь его дом, в котором он вырос и все знает. Доминик живет в полной гармонии с окружающей его природой.
Через полчаса, наговорившись, все расходятся по палаткам, а мы с Домиником остаемся, поудобнее устроившись в креслах. Кажется, это входит у нас в привычку. Я замечаю, что сегодня он расположился ближе ко мне. Он наливает мне бокал «Амарула», сливочного ликера из плодов марулы, который я потягиваю, наслаждаясь его экзотическим вкусом.
– Прекрасно, – говорю я, вздыхая от удовольствия. – День был утомительным, но великолепным.
Я откидываю голову и смотрю в черное небо с мерцающими звездами. Доминик берет меня за руку. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Огонь почти погас, и в темноте трудно понять выражение его лица.
– Мы с вами из очень разных стран, – тихо говорит он, – принадлежим к совершенно разным культурам, но я чувствую, что ваше сердце поет мне, Дженни Джонсон, и думаю, что мое сердце поет вам.
Дыхание застревает у меня в горле. Мы вместе смотрим, как в костре время от времени вспыхивают языки пламени, на секунду замирают и исчезают бесследно.
– Я ошибаюсь, когда так думаю? – с беспокойством спрашивает Доминик.
– Нет, – говорю я. – Вовсе нет. – К моим глазам подступают слезы. – Я не искала любви, Доминик. Я думала, она не для меня. И никогда, никогда в жизни не ожидала, что найду ее здесь, в Африке.
– Я тоже не искал любви, Просто Дженни. – Он улыбается. – Но, кажется, мы нашли ее.
И мы нерешительно смеемся.
– Это игра, – продолжает он, – это как поиск диких животных. Когда больше всего хочешь их увидеть, они прячутся! Любовь ведет себя, как они. Ты ищешь, ищешь и ищешь, но ничего не находишь. А когда не ждешь, она внезапно набрасывается на тебя или незаметно подкрадывается.
Ветерок шелестит листьями акации и раздувает пламя костра. Мы наслаждаемся теплом. Доминик плотнее запахивает теплый kanga на моих плечах.
– И что нам теперь делать? – недоумеваю я.
– Мы должны быть очень почтительны к нашим гостям, – серьезно отвечает он. – Я не хочу, чтобы они подумали, будто я пренебрегаю своими обязанностями по отношению к ним.
