Моей Лилиан. Мне хочется насладиться этим чувством, но меня слишком переполняет восторг из-за моей задумки.
– У Анны были старшие братья, и в детстве мы постоянно что-нибудь взрывали на теннисном корте. Ох, папе сотни раз приходилось его ремонтировать…
От нахлынувших воспоминаний я чувствую острую боль, и горло немного сжимается при мысли, что я потеряла Анну, потеряла детство…
Тарвер нежно на меня смотрит.
– Нам нужно быть предельно осторожными. Срубить все деревья возле здания, предусмотреть, чтобы было поменьше осколков и ничего не загорелось.
Воздух будто наэлектризован. Наша цель почти осязаема.
У нас есть план. Я не обращаю внимания на пронизывающую меня боль – наши дни вместе теперь сочтены. Начинается обратный отсчет, и сколько у нас осталось времени, мне неведомо. Но каждое мгновение нам не пережить снова.
– Мы можем выстрелить из твоего пистолета, чтобы взорвать?
Он задумчиво поджимает губы.
– Лазерный пистолет устроен так, что для металла не годится. Это сделали, чтобы какому-нибудь умнику не пришло в голову пострелять на корабле и пробить в нем дыру. Так что он только поцарапает бочку.
Он водит пальцами по моим губам.
– Значит, запал, как мы делали в детстве. – Я закрываю глаза и целую его пальцы. – Я никогда не использовала горючее вместо взрывчатки, но суть та же. От взрыва дверь откроется, а все здание останется целым.
Тарвер глухо стонет, и у меня бегут по коже мурашки.
– Расскажи еще о взрывах, – просит он и возвращается к занятию, от которого я его оторвала.
У нас почти весь день уходит на то, чтобы расчистить участок перед входом в здание. Электропилы и дрели пролежали здесь долго и давно разрядились, поэтому мы обходимся ржавыми пилами и ножницами из ангара. Возможно, мы бы закончили пораньше, но я постоянно подхожу к Тарверу и требую, чтобы он меня целовал. Он бросает все дела и подчиняется. Команда из нас не очень хорошая – мы то и дело друг друга отвлекаем. Мы спиливаем молодые деревца, подрезаем колючие кусты, ставим рядом с дверью четыре бочки с горючим.
Я разглядываю вмятины и сколы на бочках и верчу в руках веревку, из которой мы сделаем запал. И вдруг понимаю, что это не так безопасно, как я думала. Все может запросто выйти из-под контроля.
Когда солнце начинает клониться к горизонту и косо светить сквозь деревья, Тарвер оттаскивает в сторону последнее срубленное деревце и разгибает спину. Я иду к нему, и он, не глядя, протягивает руку, зная, что я рядом. Я прижимаюсь к нему и обвиваю руками за талию.
– Мы сейчас это сделаем?
Губы около его груди. Я поднимаю на него глаза. Пусть он решает, когда мы сделаем шаг к спасению. Я не могу судить беспристрастно: мне жутко этого хочется и в то же время – нет. Остаться или уйти? Я разрываюсь.
– Смотря что ты подразумеваешь под «этим», – откликается он, пробираясь пальцами под рукав моей футболки.
– Отстань, – отмахиваюсь я, хотя вряд ли он воспримет меня всерьез – в моем голосе слышится смех.
– Не сегодня, – шепчет он и наклоняется поцеловать меня. Поцелуй длится долго, и потом Тарвер снова заговаривает: – Мы дождемся, когда будет нормальный свет и мы будем уверены, что готовы. Завтра.
– Если тут жили люди, то наверняка внутри есть еда. Горячая вода, если есть генератор. И кровати. – Я улыбаюсь ему. – Хотя мы и без кровати прекрасно обошлись.
Тарвер поднимает бровь, переступает с ноги на ногу и обнимает меня обеими руками.
– Да, вот только у земли все же есть свои недостатки.
Он снова наклоняется для поцелуя, забинтованной рукой забирается мне под футболку и проводит по талии. Его рука – напоминание, что я его едва не потеряла, и внезапно я понимаю: ему нельзя взрывать дверь. Мы не знаем, насколько взрывоопасно горючее, как быстро прогорит запал.
Я даю ему себя еще целовать, жду, когда услышу тихий стон – после этого он обычно пытается снять с меня что-нибудь из одежды. Нужно, чтобы он сильнее отвлекся, и только тогда я попробую.
И это ему не понравится.
Я немного отодвигаюсь и бормочу:
– Завтра утром проверю, как долго горит запал. Не хочется, чтобы мне оторвало руку, когда я его подожгу.
Тарвер придвигается ко мне, но потом останавливается и хмурится.
– Мне тоже этого не хочется. Мне они обе нравятся. Так что поджигать буду я.
– Не глупи, – говорю я, широко улыбаясь. Ему нельзя видеть, как сильно мне нужно, чтобы он мне поверил. Нельзя дать ему понять, как мне не хочется, чтобы он пострадал, если что-то пойдет не так. – Я в детстве постоянно все взрывала, а папа даже не знал.
Он до сих пор хмурится, что-то отражается в выражении его лица – страх? Не могу понять.
– Я умею взрывать, – говорит майор. – Знаю, как нужно упасть, чтобы защититься от взрывной волны.
– Но мне это и не нужно, потому что я знаю, что делаю! Я не геройствую или еще что… Со мной все будет хорошо. А если что-то случится – если с тобой что-то случится, – одна я тут протяну не дольше десяти секунд. А если что-то случится со мной, то один ты справишься.
Он смотрит на меня так сердито, будто я предложила всадить ему нож в живот. Я вижу его внутреннюю борьбу с собой. Но я права, и ему придется это признать. Перед мысленным взором всплывает его лицо, когда он метался в горячке, и горло сдавливает, потому что я снова вспоминаю, что едва не потеряла его. Нельзя, чтобы это повторилось.
– Надо просто соотнести риск и то, что получится в итоге, – шепчу я. – Ты сам меня научил.
Подняв руку, Тарвер дотрагивается до моего лица, гладит по щеке.
– Лилиан, если с тобой что-то случится, – тихо говорит он, – без тебя мне не жить.
Я беру его за руку и переплетаю наши пальцы.
– Лилиан, ты точно уверена?
Я сжимаю его руку и смотрю на него, чтобы он увидел уверенность у меня в глазах. Я не могу позволить ему поджечь запал. Не могу смотреть, как он снова подвергает себя опасности.
– Точно.
Я задерживаю дыхание, и через несколько мгновений он встречается со мной взглядом. Потом целует меня в лоб, поворачивается и идет обратно к пещере.
В моей прежней жизни я мало чего умела. В светском обществе умела только танцевать на балах, красиво одеваться и плести интриги, но здесь, среди дикой природы, с этим парнем, с которым меня свела судьба, толку от этих умений никакого.
Но, по крайней мере, я не разучилась лгать.
– Вас нашли неподалеку от здания. Вы можете объяснить, что с ним случилось?
– Я пытался в него залезть. Кто бы это ни сделал, но запер двери надежно. Нам пришлось придумывать, как туда забраться.
– Мисс Лару участвовала в этом акте вандализма?
– Вандализма? Мы пытались выжить.
– Мне повторить вопрос?
– Конечно же, не участвовала.
– И вы еще говорите, что все время были вместе.
– Мисс Лару не стала бы делать черную работу. Она ждала в лесу, в безопасности.
– Интересно, а кухня там работает? Только представь: за этой дверью есть настоящая еда!
Она хочет отвлечь меня, чтобы мы не заводили разговор о взрыве.
Я даже хотел сказать, что лучше бы она просто сняла рубашку – тогда бы я сразу отвлекся.
– Очень надеюсь.
Голова болит от опасений. Я знаю, что разумнее, если запал подожжет она – ведь она уже это делала. Если она пострадает, я сумею ей помочь. Но, скорее всего, ничего плохого не случится.
И все же.
– А еще кровать – можно больше не спать на земле.
Я прижимаю ее к себе.
– У тебя все разговоры сводятся к кровати. У вас прямо пунктик, мисс Лару.
– А ты против?
Она изгибается и проводит ладонью по моей руке. Если бы на мне была футболка, Лилиан потянула бы меня за рукав, требуя поцелуй – словно она больше не в силах быть порознь. Она уже заметила, что может лишить меня дара речи на половине фразы.
– Против? Нет, что ты… – Мне очень хочется позволить ей поступить по-своему, поддаться ее уловкам меня отвлечь. Никому еще не удавалось отключать мой разум столь быстро. И все же меня до сих пор гложут сомнения. – Может, ну его, это здание? – тихо говорю я. – Пусть стоит себе. Неужели нам так уж надо попасть внутрь?
Ее рука замирает, и она отодвигается, чтобы на меня посмотреть.
– Шутишь, что ли?
– Я не дурак, Лилиан. – Я вожу кончиком пальца по ее скуле, и кожа розовеет от прикосновений. – Я знаю, как это опасно.
– Это наша единственная надежда на спасение. Внутри должен быть передатчик, мы сумеем послать сигнал бедствия.
Может, теперь для меня спасение стоит не на первом месте.
Слова вертятся на языке, но мне не хватает духу их произнести. Я притягиваю ее ближе и обнимаю за талию.
– Очень надеюсь. Мы даже не знаем, почему планету забросили. Судя по всему, это связано с шепотами, но как?
– Тайна на тайне, – бормочет Лилиан. Она медленно и осторожно вдыхает: это означает, что она собирается с мыслями, перед тем как заговорить. – Ты говорил, что у вас в армии ходили слухи о военных опытах: контроль над разумом и телепатия. Может, корпорации тоже их ставили? Что если дело в этом?
