– Томас спас ему жизнь?
Она кивнула.
– У Томаса дар, он всегда знает, что говорить отчаявшимся людям. Так ведь?
– Да.
– Так что смотри на вещи с другой стороны: ты просто ответишь услугой на услугу.
– Нет, я просто боюсь того, как изменится его отношение. Он не сможет повернуться ко мне спиной, опасаясь, что я сотворю с этим домом что-то ужасное. Выдерну гвоздь. Или неправильно почищу насадку.
– Вот насадку ему не мешало бы почистить. – Дельта долила вино в наши бокалы, глотнула и отсалютовала мне. – Открою тебе маленький секрет. Помнишь Лог Сплиттер Герлз? На самом деле их зовут Альберта и Мэси. И эти Альберта и Мэси жаждут заполучить его сперму.
– Зачем?
– У них уже двое детей, спасибо донору, который пожелал остаться неизвестным. – Она наклонилась ко мне и прошептала: Санта. Я чуть не подавилась вином. Дельта снова устроилась поудобнее и продолжила. – И они хотят завести третьего, но считают, что немного расширить генофонд не помешает, иначе местные заметят, как похожи их старшие детки на одного старого хиппи. Они восхищаются Томасом и явно положили на него глаз. По их словам, он «метросексуал», наверное потому, что относится к ним с уважением и не зажимает в их коммуне женщин, которые и так через многое прошли. Так или иначе, они хотели бы видеть его по другую сторону пробирки, а потом и спринцовки.
Я залпом допила вино и протянула бокал за добавкой.
– А он заинтересован?
– Ни в коем разе. Он до жути боится ответственности за нового ребенка, хотя никто и не думал просить его помогать этого самого ребенка растить. – Дельта долила мне вина. – Но тебе стоит посмотреть, как он общается с Корой и Иви. Он умеет быть хорошим отцом, это у него в крови. – Дельта посмотрела на меня, нахмурилась и поставила бутылку. – Пожалуйста, скажи, что ты не собиралась заводить детей с тем засранцем.
– С кем?
– С Геральдом.
Я помедлила. Мои отношения с Геральдом теперь выглядели такими рассудочными.
– У нас было соглашение. Ну ладно. Брачный контракт. В него входили и дети. Двое. Время их появления мы должны были предварительно согласовать. Я заставила своих юристов настоять на включении пункта о том, что в случае неожиданной беременности решение об аборте принимаю я лично. Я за право женщины выбирать, но сама не смогла бы, наверное. Поэтому мне хотелось сразу все прояснить. Геральд был зол на эту поправку, но согласился. Знаешь, мне иногда кажется, что он тайно сделал себе вазэктомию. – Я глотнула вина. – Засранец.
– А что, в контракт можно добавить настолько личные вещи?
– В контракт можно включить все, особенно если ты так глупа, что любишь и доверяешь мужчине.
– Только не нужно чесать всех под одну гребенку. Тебе досталось гнилое яблоко, но в этом саду полно хороших.
– Я знаю, знаю. Я не собираюсь ненавидеть мужчин. Я просто не хочу больше ни от кого из них зависеть.
– Ладно, ладно, эту двустороннюю проблему мы как-нибудь решим. – Дельта долго рассматривала меня через бокал. – До рождения Джеба мы с Пайком едва не развелись. Нам тогда было около двадцати, но поженились мы лет в шестнадцать. И думали, что будем вместе до самой смерти и даже после… – Ее голос дрогнул. Дельта поерзала на стуле, отпила еще вина и уставилась на долину, залитую лунным светом. – Мало кто знает об этом. Даже Томас не знает, но я тебе расскажу. – В ее глазах заблестели слезы. – У нас было двое детей. Они утонули.
– Ох, Дельта.
– Пайк-младший, наш первенец, и Синтия, наша девочка. Ему было шесть, а ей только четыре. И они поехали в летний христианский лагерь на Френч-Броад. Это река, довольно большая, к востоку отсюда. Я не отпустила бы их одних, они были совсем маленькие, но жена Санты – он тогда был женат – была там одной из вожатых. Она была совсем молодой и взбалмошной. Мне стоило бы подумать дважды. Она отвернулась, а детки ушли. И прошло… два дня… прежде чем их тела нашли ниже по течению. Насколько мы поняли, Синтия упала в воду, а Пайк-младший пытался ее спасти.
– Мне так жаль.
– Я думала, что умру прямо там. Мы с Пайком едва не потеряли рассудок, душу и сердце. Тот случай разрушил семью Санты. Его жена не была такой уж плохой, просто я ненавидела ее без надежды на прощение. Она уехала и не вернулась. Несколько лет назад она умерла, оставив нам письмо, где говорила, что так и не смогла себя простить. Так что и ее жизнь была разрушена.
Слезы текли по лицу Дельты, а она неподвижно смотрела на луну.
– Мы с Пайком не знали, что делать, как жить. Кого винить, если виноватых нет? Я считала, что он винит меня – за то, что отпустила детей в тот лагерь, а он решил, что я виню его – за то, что плохо о нас заботился. Он был тогда помощником шерифа на полставки, потом подрабатывал на мельнице в Эшвилле, а я работала в буфете старшей школы и заботилась о наших родителях, за которыми нужно было ухаживать. Пайк думал, что я отпустила детей на речку, потому что вымоталась и хотела отдохнуть, потому что он не смог заработать достаточно денег, чтобы я могла не работать. Глупый и странный вышел у нас разговор, и смысла в нем я не видела тогда и не вижу сейчас.
Она прижалась к бокалу щекой, словно обнимала пропавшего ребенка.
– Почти два года мы друг к другу не прикасались. Пайк начал много пить и курить травку с Сантой. Исчезал на все выходные, делал бог знает что. А я? Я несколько раз изменила ему с рыбаками, которые останавливались в Ков на пути к озерам. Как тебе такое признание?
Я вытерла слезы.
– В то время тебе это было нужно.
Она кивнула.
– Мои дети погибли, а я не могла даже думать об этом. Мне было плевать, выживу я или умру. Муж меня больше не хотел. Так какая была разница, что делать? – Она вздохнула. – Пайк все это знает. Мы давно уже с этим разобрались.
– А что вас свело вместе?
– Не что, а кто. Твоя бабушка. Она переживала за нас, все время повторяла, что у нас все наладится, если мы вспомним, за что любим друг друга. Твоей мамы тогда уже не было, в смысле она укатила в Атланту делать карьеру и работала помощником юриста в фирме твоего отца. Мэри Ив было одиноко, у нее было полно свободного времени, и она приходила в наш дом каждый день… Черт, не в дом, дома у нас тогда не было, только старый трейлер в лесу. Она каждый день приносила бисквиты и говорила со мной. Когда умерли мои бабушка и дедушка МакКендаллы, мне в наследство досталось кафе. Никто не думал, что я стану им заниматься. Даже моя мама – тот еще подарочек – говорила, что я его не заслуживаю. Что я не справлюсь с делами и должна отдать кафе ей и папе. Запретила отцу давать мне деньги на начало работ. Кафе тогда было всего лишь киоском с сэндвичами. Там даже плиты не было.
Мэри Ив помогла мне с начальным капиталом. Она сказала, что нужно следовать зову сердца. Что если я буду слушать всех, кто считает мои идеи странными и глупыми, то с тем же успехом я могу забиться в угол и до конца жизни сосать палец. Она сказала, что рецепты Господни неисповедимы и нужно учиться готовить из того, что Господь мне дал.
И я начала готовить. Несколько месяцев, по восемнадцать часов в день, и я кормила всех, кто заглядывал на огонек. Людям это было нужно, им нравилась моя еда. А я начала потихоньку оживать. А потом я однажды подняла глаза от плиты и увидела Пайка. Он держался от меня на расстоянии, мы с ним почти не говорили тогда. А в тот день он зашел на кухню и спросил: «Нужна помощь с посудой?» Я сказала: «Было бы неплохо», и он закатал рукава, пошел к раковине и начал мыть. Не было никакого великого воссоединения, мы сближались шаг за шагом, понемногу. А потом, однажды ночью, мы вместе вошли в трейлер, отправились в нашу крошечную спальню и занялись любовью. Медленно, но верно, наша жизнь пришла в норму. В тот год у нас родился Джеб.
Я уже плакала навзрыд, и Дельта потянулась ко мне, погладила по волосам, утешая за себя и за меня. Разжала мою изувеченную руку, сжала в ладони.
– Я кормлю людей, – горячо зашептала она, – я вкладываю в их еду все сердце, все мои надежды, чтобы они могли утолить внутренний голод. Вот что я делаю. Кормлю их души. Это единственный способ выжить в трудные времена. Для них и для меня. Так я понимаю, что очутилась здесь не случайно. Что у меня есть цель. Я могу изменять жизни других людей. Как твоя бабушка. И как ты, как Томас, вы тоже это сумеете, когда найдете собственный путь.
Я спустила ноги с кушетки, развернулась к Дельте, прижалась лбом к ее лбу.
– Я очень постараюсь тебя не разочаровать, – всхлипнула я. – Я люблю тебя, кузина.
Этих слов не выдержала даже железная Дельта. Она разрыдалась и обняла меня, выдохнув между всхлипами:
– И я люблю тебя, кузина.
Ну и, конечно же, посреди этой молчаливой сестринской истерики мы услышали, как открывается дверь и раздаются тяжелые шаги двух пар ног. Мы тут же выпрямились, вытерли глаза рукавами, высморкались, попытались прочистить горло и отдышаться. Носами мы шмыгали в унисон.
