– Тоби, – сказала Джоанна, – ты слышишь, что ты говоришь? Ты себя слышишь?
Тоби бросил на нее вопросительный взгляд. Джоанна пояснила:
– Этот вопрос ты должен задавать не мне. А себе.
Он вздохнул:
– Да в этом-то все и дело, Джоанна. Себе я уже его задал. И теперь я знаю ответ. Я позволил себе стать какой-то странной, непривлекательной тенью, потому что сначала умерла моя мама, и моим воспитанием занимались, в первую очередь, учителя в школе, и лишь затем – мой отец, который меня ненавидел. А потом меня бросил и он, чтобы создать новую, как я подозреваю, лучшую семью где-то в другой стране. Но я не возражал, потому что у меня была любовь, красивая новая жена, красивый новый дом. Ну а потом от меня ушла и жена, и я решил, что больше никому не дам себя бросить. Я хотел оставаться на одном месте и не подвергать испытаниям собственную психику. Я закрыл дверь и отгородился от окружающего мира. Отрастил волосы; стал непривлекательным. Я проводил все время исключительно в своей комнате, а в те редкие минуты, когда мне нужно было выйти на улицу, я знал, что я в безопасности, что никто не будет пытаться со мной познакомиться, потому что я тот самый странный парень с длинными волосами, в уродских шапках и старых, рваных ботинках. Я сам себя превратил в чудовище, Джоанна, чтобы не подпускать к себе никого. Как-то раз я посмотрел документальный фильм о сиамских близнецах, там эти женщины-близнецы обсуждали свою сексуальную жизнь, словно в этом не было абсолютно ничего необычного. Словно парень, который хочет переспать с женщиной, к голове которой прикреплена другая женщина, – это нормально. Тогда я подумал, что, наверное, ужасно, что эти женщины не могут рассчитывать в жизни ни на что другое, кроме странного секса и странных мужчин. Просто я в течение многих лет думал, что это и мой удел – что все, кто хотел бы со мной быть, и я сам, – и то, каким я был, и то, каким я пытаюсь больше не быть, – по определению не могут быть нормальными. И только сейчас, только благодаря этому дому я начал наконец выбираться из той крошечной норки, которую сам для себя вырыл. Только сейчас я постепенно начал признавать свою «странность» и двигаться дальше. Но ты, Джоанна? Когда же ты самой себе признаешься и сможешь сказать, во что ты позволила себе превратиться?
Джоанна сглотнула и с несчастным видом начала вертеть бокал в ладонях.
– То есть я вот такая? – спросила она, и ее глаза наполнились слезами. – Я фрик?
Тоби кивнул:
– Да.
Джоанна вздохнула и уронила голову на грудь, шепча:
– Я просто… Я не знаю, как еще можно себя вести. Я больше не могу вспомнить, каково это – быть собой.
– Быть собой? – сказал Тоби. – А какой ты была?
– Я была… – всхлипывая, произнесла Джоанна. – Я была тем, кто запутался в жизни, но потом нашел свой путь снова. Я любила. Я была счастлива. Я была…
Она запнулась, посмотрела в свой бокал, потом перевела взгляд на Тоби, и глаза ее стали еще печальнее.
– Мамой, – добавила Джоанна.
Джоанна Фиш родилась в Ипсвиче в 1968 году. Когда ей было пять лет, ее родители развелись, и они с матерью переехали в Норидж. Когда Джоанне исполнилось десять, ее мать погибла в автокатастрофе, и она переехала в Лондон, в Льюишем, к отцу, который жил со своей девушкой. Ее отец был актером-алкоголиком, никак не мог устроиться на работу и пропивал все свое пособие по безработице в пабах. Но Джоанну он очень любил. Она была его единственным ребенком – из-за неудачной вазэктомии он остался бесплодным на всю жизнь. Его девушку звали Дрю. Ей был двадцать один год, и она была наркоманкой. Отец Джоанны почти все вечера проводил за стаканом виски, поэтому Джоанна часто оставалась наедине с Дрю. Завороженная, Джоанна наблюдала, как Дрю колется: затягивает жгут, проверяет иглу и вонзает ее в кожу. С отцом и Дрю Джоанна прожила около двух лет, прежде чем случилось неизбежное: Дрю предложила ей ширнуться. К тому моменту Джоанне едва исполнилось двенадцать.
Когда Джоанне было тринадцать, Дрю съехала с их квартиры и забрала с собой наркотики. Тогда Джоанна начала воровать. Она воровала в магазинах одежду и продавала ее в школе. Потом она начала красть у одноклассниц, потому что так было легче. В результате ее на полгода исключили из школы и вскоре после этого взяли под наблюдение.
С четырнадцати до восемнадцати – в общей сложности восемнадцать месяцев – Джоанна провела в центрах для содержания несовершеннолетних правонарушителей. А через неделю после того, как ей исполнилось восемнадцать, она получила свой первый серьезный срок – три года за кражу при отягчающих обстоятельствах. Будучи в тюрьме Холлоуэй, Джоанна наконец нашла свое призвание. Играть на сцене. Ее учителем стал высокий, худой человек по имени Николас Стерджесс, на десять лет старше ее. В день, когда ее освободили, он сделал ей предложение, и она тут же переехала в его небольшой, но уютный домик в Нью-Кросс.
Джоанна смогла поступить в Центральную школу сценической речи и актерского мастерства, и в двадцать пять лет у нее уже была степень бакалавра в «актерском искусстве». Через два года от цирроза скончался отец Джоанны – она ухаживала за ним до конца. Потом они с Ником начали планировать ребенка. После трех лет безуспешных попыток зачать Джоанна решилась провести гормональную терапию. После многолетнего пристрастия к наркотикам ее репродуктивные органы были в плачевном состоянии, но в конце концов через полгода лечения она забеременела. Беременность прошла нормально, и в первый день Нового года Джоанна родила девочку весом восемь фунтов, первую девочку, которая родилась в этот день во всем районе. Ник и Джоанна решили назвать ее Мэйзи. Джоанна никогда еще не была так счастлива. На этот раз она нигде не оступилась. Теперь у нее было все, что может быть у женщины. Карьера. Дом. Любимый. Семья. Мэйзи была хорошим ребенком. Она всегда с аппетитом ела и нормально развивалась. Но Джоанна уставала. Очень уставала. Перед родами у нее два дня подряд были схватки, и организм еще не восстановился после этого. Поэтому каждый свободный момент Джоанна тратила на сон. Она спала, когда спала Мэйзи – либо рядом с ней на большой кровати, либо на диване, когда кормила свою дочь.
Как-то раз, в четверг вечером, когда Мэйзи было всего три недели, Джоанна в очередной раз собралась кормить ее. Она приложила крошечное тельце дочери к своему теплому телу. Включила телевизор и нашла программу, которую хотела посмотреть – «Раздобыть по дешевке». Некоторое время Джоанна следила за сюжетом. Две супружеские пары встретились в выходной и за час должны были купить три предмета антиквариата. Последнее, что Джоанна помнила – как одна из женщин разглядывала хрустальный графин, а потом купила его за двадцать пять фунтов. Джоанна поправила головку Мэйзи, потому что грудь выпала из теплого ротика ее дочери. И уснула.
Когда она проснулась, шоу уже закончилось, а Мэйзи лежала на подушке, недвижимая и холодная. Джоанна приложила руку к ее щечке, нежно, чтобы не разбудить. И ужаснулась – кожа на щеке ее дочери была совершенно ледяной. Синего оттенка. Джоанна взяла девочку на руки и прижала к груди. Тело Мэйзи безжизненно болталось. Джоанна похлопала дочку по спине. Потом положила ее на подушку и внимательно вгляделась. Сердце Джоанны выскакивало из груди. Легкий дискомфорт быстро перерос в панику – ее дочь не дышала. Джоанна положила подушку на диван и встала на колени. Она открыла рот Мэйзи и откинула ее головку. Вдохнула воздух в пахнущую сладковатым молочным запахом пещерку ее рта. Один раз, два раза, три раза. Затем приложила ухо к крошечному тельцу и попыталась услышать звук бьющегося сердца Мэйзи, звук, который во время беременности слышала ежемесячно, когда приходила в женскую консультацию. Но теперь его не было. Джоанна давилась слезами. Она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука.
Она позвонила в «Скорую». Рассказала оператору, что случилось; назвала свой адрес. Джоанна положила трубку и прижалась щекой к животику своего мертвого ребенка. Она сидела так, пока не приехала «Скорая» и не увезла ее дочь.
В больнице к ней приехал Ник. Удушье. Джоанна задушила собственного ребенка. Она обрушилась на Мэйзи всем весом своего усталого тела и похоронила малышку под собой.
На следующей неделе Ник и Джоанна опустили в кладбищенскую землю крошечный гробик. Джоанна не могла больше выносить ничьего присутствия. Ник сказал: «Ты не виновата, и никто не виноват». Потом Ник сказал: «Это я во всем виноват. Мне нужно было брать больше отгулов. Я должен был находиться рядом с тобой и нашей дочерью. Я же видел, как сильно ты устала». Ник сказал: «Мы выкарабкаемся, мы справимся с этим». Ник сказал: «Я люблю тебя, Джоанна. Я люблю тебя. Пожалуйста, не вычеркивай меня из своей жизни». Ник сказал: «Может быть, стоит обратиться к психологу?». Ник сказал: «Я больше так не могу».
