Расчистка пути
Вскоре у нас появился эскиз. Тот, что понравился и мне, и Томасу и к которому девочки добавили многое от себя. Мы были готовы к строительству.
Холодным мартовским утром я проснулась от веса двух девочек, двух щенков и кошки, забравшихся ко мне на кровать. Прошлым вечером они слишком распрыгались, чтобы сразу заснуть, и остались со мной. А я всю ночь обнимала их, прижимала к себе. Для уюта. Моя ночь прошла почти без сна, с одними намеками на кошмары. Руки дрожали. Эмоционально я была разбита, я хотела забыть, кем я была и как выглядела. Но девочки спали крепко. И мне опять удалось скрыть от них свои переживания. Им не нужно знать, что для меня значит эта дата.
Я вдохнула аромат кофе, выскользнула из постели, оделась и на цыпочках ушла на кухню. Томас обычно будил меня, пробираясь в дом и заваривая кофе. В то утро его забота и запах молотых зерен были мне особенно приятны.
В первую годовщину моей аварии.
Томас стоял возле раковины, спиной ко мне. Я застыла в дверях, наслаждаясь видом. Фланель и вельвет, стильная стрижка, широкие плечи, отличная задница, ни капли водки с января и океан надежд. Не думай о том прошлогоднем дне. Я хотела выпить свой утренний кофе с Томасом, хотела почувствовать его сильные руки, его медленный поцелуй.
– Доброе утро, – сказал он. И дал мне полюбоваться своими руками, когда наливал в две кружки из «Старбакса» свежий кофе из старого кофейника, который купил на блошином рынке в Тартлвилле. Потом медленно обернулся.
И я увидела его бритое лицо.
– В честь новых начинаний, – объяснил он, наблюдая за моей реакцией. – Сегодня стоит отпраздновать нашу новую внешность.
Каштановой бороды больше не было, усов тоже. Впервые со дня нашего знакомства я могла рассмотреть его высокие скулы, волевой подбородок и потрясающую родинку в правом углу чувственного рта. Он прикоснулся к ней пальцем.
– Хотел показать тебе фирменную метку Меттеничей.
– Знак победителя, – сказала я, улыбаясь сквозь слезы. Он хотел сделать мне приятное. Сказать, что перемены к лучшему, даже мои перемены, мои шрамы, хотя я никогда не смогу с ними смириться. Мне так хотелось поверить, что он считает меня красивой даже сейчас.
Но я никогда не смогу.
* * *
Тем вечером закат залил Хог-Бэк расплавленным золотом. Томас, девочки и я стояли у серой канавы с только что залитым фундаментом нашего нового дома.
– Видите, девочки? – спросил Томас, показывая на белые трубы, торчащие из цемента. – Канализация. Эта труба для ванной, эта для туалета, а эта для новой кухни. Я смирился с модернизацией дома. По крайней мере, в его новых крыльях. Но давайте запомним, как дом выглядел до этого дня.
– Прошлой ночью Полпинты пила из горшка в нашей комнате, – простодушно сказала Кора. – Думаю, пить из настоящего туалета будет вкуснее.
Оставив такие перспективы на совести Коры, я выгнула бровь и посмотрела на Томаса. Он вздохнул и молча уставился на фундамент.
Скоро наш деревянный дом раскинет крылья из камня и дерева. Сейчас он казался сердцем, которое тянет к нам плоские серые руки. Новые комнаты увеличат чудесный бабушкин дом втрое, старые спальни станут гостиными, старая кухня станет продолжением новой, а маленькая столовая превратится в просторную буфетную за счет новой пристройки. Плюс два камина, три ванных комнаты, несколько больших кладовых, два коридора и множество светлых окон. Любой почитатель коттеджей в традиционном стиле шарахался от света, как архитектурный вампир. Но сердцем дома по-прежнему будет большая гостиная с камином и встроенными шкафами. В ней все останется как сейчас.
Добро пожаловать в дом, который я для тебя создала, прошептала мне бабушка с главной дорожки, от арки веранды, от входной двери с витражом с изображением трех гор, из гостиной, вокруг которой готовились зародиться новые комнаты. Вот видишь, ты выжила. И не важно, кем ты была. Главное, кто ты теперь. Все будет хорошо.
Бабушка, мне бы твою веру.
Томас обнял меня.
– Нам нужно отметить границы нового дома. Девочки, нам нужны палочки. Напишем свои имена, пока фундамент еще не застыл.
Вооружившись палочками, мы опустились на колени у холодной серой полосы. Кэтрин, Томас, Иверем и Коразон. Я написала дату и месяц, Томас нарисовал год. Мы сидели, глядя на доказательство того, что мы живы, мы вместе и что этот день в истории мира принадлежит нам. Я отчаянно хотела ощутить радость и удовлетворение, смириться с тем, что со мной произошло. Но я не была готова – так же, как Томас не мог пока похоронить игрушку Этана. Он держал ее на полке в сарае.
– Бэ-э-э, – внезапно завопил Бэнгер, галопом вылетая из тени. Щенкам нравилось его гонять, а он любил притворяться, что в ужасе убегает. Бэнгер влетел в бетон со всех четырех копыт, щенки не отставали. Мы могли только смотреть, как четвероногая погоня оставляет след по всей длине свежего фундамента. Томас чуть не взорвался.
– Черт, весь участок придется заливать заново!
И тут же за щенкими погналась кошка. Маленькие кошачьи следы последовали за дырками от копыт и щенячьих когтей. Беззаботная абсурдность животных следов раскрасила момент патиной веры. Жизнь не бывает серьезной так долго. Радость оставит свои следы и на самой плотной печали.
Кора начала хихикать. А потом Иви беспомощно рассталась со своей обычной непроницаемостью. Томас схватился за живот и согнулся пополам от хохота.
Даже я улыбнулась.
В тот день мы все оставили свои метки.
Томас
– Она, – сказала Кэти, яростно тыча пальцем. – Только не она. Только не снова.
Мягко говоря, Кэти была не в восторге. Мы стояли во дворе, ежились от весеннего ветра. На первый день нового строительства мы пригласили Джеба с командой. Весь двор был завален досками и изоляцией. На дорожке урчали пикапы. Берт и Роланд, мои коллеги по «каторге», вдруг оказавшиеся хорошими плотниками и отличными каменщиками, помахали мне из машины.
– Я привез тебе баптистскую каменную обезьяну на крышу, – крикнул Роланд и показал пластиковую сову, явно купленную в Уоллмарте.
Но Кэти показывала не на них. Ее рассердил грузовик Альберты. «Фермы Радужной Богини». В грузовике сидела сама Альберта и ее женственные плотники. Кэти натянула цветной весенний шарф, чтобы скрыть лицо, и поправила светлые солнцезащитные очки.
– Она.
– Прости, но женщины Альберты – чуть ли не лучшая бригада строителей в округе. Радуйся, что нам удалось их заполучить. Они нарасхват. Еще месяц, и все они будут заняты строительством новых ферм.
– Ладно, но не подпускай меня с молотком к Альберте. Я не знаю, куда случайно прилетит этот молоток.
Альберта, маленькая, загорелая, в футболке «Индиго Герлз», широких шортах и берцах, широким шагом двинулась прямо ко мне. Полностью игнорируя Кэти, она протянула ладонь.
– Мне нравится твой эскиз. Просто офигенный план. Спасибо, что нанял.
Я пожал протянутую руку.
Кэти протянула левую ладонь, опустив пальцы. Правую она никогда не подавала, и Альберта знала об этом, но на левую только покосилась. А потом нагло оглядела пастельный шарф и очки.
– Ну и кем ты притворяешься сегодня? Помощницей пасхального кролика?
– Пошла ты, – бесцветно ответила Кэти и ушла в дом.
Я нахмурился.
– Немного сострадания с твоей стороны сыграло бы нам на руку.
– Томас, не надо с ней нянчиться, она тебе не ребенок, она твоя женщина. Пусть борется и побеждает. Если ее не подталкивать, она так и будет чудить до конца своей жизни.
– Я с ней не нянчусь. К тому же мне нравится чудить. Я сам чуди́ла.
– Ты квохчешь над ней больше, чем сам осознаешь. Если мужчина слишком опекает женщину, она превращается в капризного ребенка. А мужчина становится ей либо папочкой, либо полным дерьмом. Не рискуй.
Кэти выскочила из дома раньше, чем я смог сказать что-то в ее защиту. В одной руке она несла сумочку, в другой – ключи от «хаммера».
– Звонили из школы. Иви ввязалась в драку. Ей назначили наказание. Нужно ехать.
Я тут же потянулся за ключами. Кэти отдернула руку. Она тяжело дышала, руки дрожали, но на Альберту Кэти уставилась с вызовом.
– Я сама могу справиться.
Вести машину по грунтовке? До самого Тартлвилля? Это уже интересно. Я отчаянно хотел отговорить ее от этой затеи. Но, возможно, Альберта была права. Я действительно чересчур защищаю Кэти.
– Ладно, – сказал я. – Если что-то понадобится, звони на мобильный.
Кэти кивнула и с совершенно прямой спиной забралась в «хаммер». Но, вырулив со двора, опустила стекло, высунула левую руку и показала Альберте средний палец. А когда «хаммер» скрылся из виду, Альберта хлопнула меня по спине.
