– Ха-ха! Капитан Плейнтейн приволок сюда новенькую! – воскликнула Катрин.
– Вы только посмотрите на нее: кожа да кости! – засмеялась Фаншон.
– Ничего, у меня она быстро пополнеет! – заявила Луиза, которая, по всей видимости, была своего рода распорядительницей в этом «гинекее»[160].
– Но-но, поосторожней, – насмешливо фыркнула Катрин. – Не может быть и речи о том, что она станет нас объедать.
По акценту этих двух француженок становилось ясно, что они тоже были парижанками.
На встречу с вновь прибывшей вышли не все обитательницы «гарема»: некоторые остались в своих хижинах, поскольку им отнюдь не хотелось смотреть на новую соперницу и тем более любезничать с ней.
Сюзанне стали рассказывать всевозможные истории о капитане Плейнтейне, восхваляя его физическую силу и огромную половую потенцию. Сюзи, слушая эти рассказы, думала о том, что обязательно попытается сбежать еще до возвращения этого монстра. Или же покончит с собой, лишь бы только не позволить ему овладеть своим телом.
Она провела несколько дней и ночей, пытаясь выработать план побега. Днем она ходила по берегу лагуны, выискивая глазами, нет ли где-нибудь лодки или чего-то подобного. Луиза ведь ей сказала, что от острова до Мадагаскара – два десятка лье, а такое расстояние вполне можно преодолеть и на лодке. Однако никаких лодок здесь не было и в помине.
Встав у кромки воды лагуны, Сюзи устремляла свой взгляд к горизонту. Она могла стоять так и смотреть часами, вспоминая о радостных (и не очень) событиях своей жизни. Самые счастливые из них были связаны с Томасом Ракиделем. Она не понимала, как так могло случиться, что она его пережила. Как-то раз вечером – через несколько дней после своего прибытия на этот остров – она решила поставить на этом точку. Глядя на красный диск уже заходящего солнца, она вошла в воду медленным, но решительным шагом, твердо вознамерившись обрести вечный покой на морском дне и надеясь, что достигнет подходящей глубины еще до того, как упрется в коралловый барьер, о котором она слышала от других женщин из «гарема». Она шла, не испытывая ни малейшей душевной тревоги, и вода доходила ей уже до шеи, когда вдруг она увидела, как далеко в море из воды вынырнуло нечто странное – что-то вроде огромного веера, к которому прилипли водоросли. Секундой позже из воды появилась огромная туша, которая затем снова погрузилась в воду. Сюзи остановилась как вкопанная. Из воды появился еще один «веер», затем еще одна огромная туша, после чего вверх ударили один за другим два фонтана воды. Это, видимо, были какие-то из тех морских чудовищ, о которых Сюзи в свою бытность моряком не раз слышала, но которых она еще никогда не видела. Величие зрелища, представшего перед ее глазами, и жизненная сила, которая чувствовалась в движениях этих двух гигантских существ, жаждущих совокупиться ради того, чтобы породить новую жизнь, тут же отбили у нее желание покончить с собой. Стоя неподвижно, она еще долго наблюдала за брачными играми китов. Затем она вернулась в тот «гинекей», который теперь был ее домом.
Чтобы не потерять ориентацию во времени, она прибегла к способу, примененному Сагамором, оказавшимся в одиночестве на острове Новый Уа: каждое утро она делала зарубку на стволе пальмы. Когда таких зарубок стало десять, она уже привыкла к нравам и обычаям сообщества женщин, которые принадлежали только одному мужчине и которые терпеливо ожидали его появления, то чему-то радуясь вместе, то о чем-то ожесточенно споря. Луиза распределяла между ними повседневную работу. Они ходили по очереди стирать ламбы в водопаде, разводили костер и жарили на нем бедра африканских коз, тушки гигантских летучих мышей (которые, по заявлению Фаншон, были похожи по вкусу на перепелок, приготовляемых трактирщиком с улицы Бушери в Париже), рыбу и диких птиц…
Между этими женщинами установились дружеские отношения, иногда перераставшие в интимные… Впрочем, большинство из них всегда было готово наябедничать своему господину на тех, кто нарушал существующие правила и находил еще какие-то удовольствия помимо тех, которые он доставлял им после своих – всегда неожиданных – возвращений.
Сюзи отнюдь не горела желанием снова увидеть капитана Плейнтейна. Она знала, что встреча с ним станет для нее роковой: это, скорей всего, будут последние моменты ее жизни. Она была готова умереть, однако сдаваться без боя не собиралась! К сожалению, у нее уже не было шпаги, да и вообще на этом острове не имелось ничего, что она могла бы заострить и использовать в качестве клинка. Единственное, что она сможет пустить в ход, – так это свои кулаки и зубы. С того момента, как она увидела Плейнтейна на палубе «Зимородка», прошло не так уж много времени, однако воспоминание о нем было туманным. В памяти запечатлелись звериное выражение лица, злобная ухмылка и глаза, в которых горел огонь похоти и ненависти.
В ожидании появления этого чудовища она была вынуждена признаться себе, что пока что ее рабство было не особенно тягостным. На Луизу, руководившую повседневной жизнью всего «гарема», возлагалась также обязанность наказывать бунтовщиц и интриганок, однако по отношению к ней, Сюзанне, она выказывала большое снисхождение, позволяя ей заниматься всем, чем ей самой хотелось, и проявляя к ней сострадание. Обитательницы острова делили между собой все – работу, пищу и ту землю, на которой они жили, разводили свиней и африканских коз, выращивали овощи, собирали фрукты и охотились на дронта – птицу, которая была похожа на индюка и у которой были такие короткие крылья, что она не могла летать. Мясо этой птицы было вкусным и питательным. Некоторые женщины научились ловить рыбу в ручьях голыми руками и приносили в деревню немало рыб различных форм и размеров.
Сюзанну все считали неопытным новичком. Однако, поскольку очень быстро выяснилось, что она обладает красивым голосом и даром рассказчика, каждый вечер вокруг нее усаживалась кружком дюжина женщин, ожидающих от нее, что она поведает что-нибудь о морских приключениях, а именно о приключениях Одиссея или Робинзона Крузо (сама она о них не читала, но ей подробно рассказал о них Ракидель, когда она находилась вместе с ним на борту «Зимородка»).
Поэтому, когда она рассказывала сейчас о Робинзоне Крузо, с ее уст слетали слова, которые она когда-то слышала от своего возлюбленного, и ей иногда даже казалось, что это он их ей сейчас нашептывает. Когда же она рассказывала о событиях, описанных в «Одиссее», ей невольно вспоминался Жан-Батист. Горечь вечной разлуки с ними с течением времени ничуть не ослабевала. Если бы она только могла знать, где же именно почили навеки ее муж, брат и ее друг врач!.. Иногда, когда она смотрела на море или купалась в лагуне с другими женщинами, ей приходили в голову мысли о том, что, возможно, какая-то малая часть кого-то из этих троих плавает в теплой воде, в которую она погружала свое тело или на которую она обращала свой взгляд.
Когда она рассказала о пребывании Одиссея на острове Цирцеи, ее слушательницы узрели в описании этого острова сходство с островом Сент-Мари, на котором они сейчас находились. Сюзанне же при этом вспомнилась Кимба, которая сейчас сидела, наверное, в красно-золотом салоне мадам дю Деффан и читала вслух произведения господина Вольтера или господина де Монтескье. «А может, даже и книгу шевалье де Реле», – подумала Сюзи, и эта мысль вызвала у нее улыбку. Вот такие повороты, бывает, происходят в судьбах людей: бывшая рабыня читает, сидя в светском салоне, а новоиспеченная рабыня рассказывает, сидя возле костра под открытым небом. Ее талант рассказчика вызвал уважение к ней и даже восхищение ею со стороны многих женщин, которые, даже если и не понимали ее языка, все же как-то умудрялись улавливать основной смысл повествования по интонациям ее голоса и по мимике. Луиза после таких рассказов – под одобрительные кивки слушательниц – не раз заявляла о том, что эта вновь прибывшая обладает талантом, которого нет ни у кого из них.
Сюзанне, которую все теперь звали Сюзон, не хотелось налаживать тесные дружеские отношения с кем-то из этих женщин. В ее сердце уже не оставалось места для новых чувств и привязанностей. Все считали, что она держится довольно отчужденно, но при этом не пытались заставить ее вести себя более раскованно. Единственным другом, которым она обзавелась, был маленький лемур, на которого она как-то раз натолкнулась во время одной из своих долгих прогулок. Он первым сделал шаг навстречу, прыгнув ей на плечо. Это ее сначала испугало, а затем позабавило. Она, конечно же, никогда раньше не видела такого животного. Размером он был с крысу, уши – как у кота, мордочка – как у собаки, поведение – как у обезьяны. Цвет его шерсти варьировался от белого до темно-серого, а длинный хвост был полосатым. Белизна мордочки, желтые круглые глаза с подрагивающими черными зрачками и постоянные ужимки этого зверька напомнили Сюзанне тех бродячих комедиантов, жонглеров и акробатов, которых она видела на мосту Пон-Неф в Париже, когда они устраивали там свои представления.