чешуйки. Это главный лесничий потрошит шишки, выковыривая семена, и очищает их от крылышек.
Однако как ни старается пушистый зверек, а КПД его очень мал. Всходов в лесу почти нет. Может быть, поэтому и рощиц мамонтовых деревьев так мало, да и в них никогда деревья секвой не стоят тесными легионами, как у наших сосен, елей и пихт. Всегда перемешаны со своими вечнозелеными спутниками. Калифорнийцы шутят: «Те, другие, выглядят среди секвой как тонкие травки среди стеблей индейской кукурузы». Только на пожарищах, где обнажается почва и много света, в полку секвой прибывает. Но в сыром углу, где живут эти мафусаилы, пожары случаются не так уж часто.
Теперь вернемся к временам «золотой лихорадки». Не успели еще золотоискатели унять волнение от встречи с древесными мастодонтами, как уже нашлись деловые люди без излишней сентиментальности, готовые превратить тысячелетнее творение природы в тару для ящиков, подпорки для виноградных кустов или просто в дрова. Для начала решили сделать выставку, показать американцам, что за чудо растет у них в горах. В Сан-Франциско и Нью-Йорке уже готовились к приему гигантского ствола. Когда же взялись за дело, выяснилось, что повалить мафусаила совсем не просто. Не созданы еще пилы, способные распилить десятиметровую толщу.
Пилу заменили сверлами. 22 дня пятеро молодцов сверлили. Продырявили насквозь. Но дерево держалось. Рухнуло, лишь когда поднялся ветер. Удар о землю был подобен землетрясению. Ствол разломился на несколько кусков, и они наполовину вошли в почву. Вывезти из леса обломки не удалось. «Ботаническая трагедия», — писали газеты. Она произошла летом 1853 года. Каков итог? Удалось доставить на выставку только кору. Сняли ее по частям. В Сан-Франциско из нее собрали огромную круглую комнату, высотою в 7 метров. Внутри поставили пианино и устроили сиденья для 40 зрителей. Вокруг пианино уместилось 140 человек. Оставшийся пень превратили в танцплощадку. На ней помещалось 16 пар и еще оставалось место. Рядом предприимчивый делец выстроил отель, и поток туристов приносил немалый доход.
Нашелся вскоре другой вандал, некий Д. Траск, решивший обогатиться за счет мафусаилов. Он выбрал самое крупное дерево — «мать леса». Оно возвышалось на 98 метров. Забив в ствол железные скобы, он добрался до сорокаметровой высоты, содрал всю кору и отправил ее в Лондон. Обычно деревья с содранной корой умирают. «Мать леса» не погибла. Заживо ободранная, она стояла, не желая расставаться с жизнью.
В роще Марипоз, которую открыл 3. Леонард, ее владелец проделал туннель сквозь самое крупное дерево. Размер туннеля позволял проехать на любом виде транспорта. Прошло сто лет. Поток машин бесконечной вереницей движется сквозь живые ворота, а дерево все так же гордо несет свою крону.
Еще один пример поразительной живучести мамонтовых деревьев связан с именем траппера А. Смита. Он обнаружил пустоту в одном из стволов — память о некогда бушевавшем пожаре. Выгоревшая часть оказалась 35-метровым гротом, больше современной двухкомнатной квартиры. Смит использовал ее как охотничью избушку. Прожил в ней три года. Как-то налетел ураган. Ломались и падали сучья. Рядом рухнули два громадных дерева. Смиту казалось, что раненый великан, приютивший его, может в любую минуту повалиться. Однако подточенный огнем старец выдержал напор вихря.
И вот эти-то уникумы стали рубить просто ради древесины. Рвали динамитом. Древесина оказалась никудышной, годной разве что на виноградные колья. Рубили и ради кольев. В 1854 году опомнились и вроде бы наложили запрет на дальнейшее разбазаривание долгожителей. Однако несмотря на запрет, продолжали рубить и дальше. И до сих пор рубят. Правда, теперь, кажется, немного и в основном на сувениры.
В когорте мафусаилов не только гигантские секвойи. Есть еще и другой вид секвойи — вечнозеленая. Американцы в просторечии зовут ее редвудом, или красным деревом. В толщину редвуд никогда 10 метров, как мамонтово дерево, не достигает. Вполовину тоньше. Зато метров на 10–12 выше. Рекордная высота, кажется, 111 метров, хотя называют и большие цифры. Возраст тоже вдвое меньше. Четырехтысячников здесь нет. Только один экземпляр в Ричардсоновской роще дожил до 2200 лет.
Хвоя редвудов больше походит на еловую, на маленьких веточках. Так целыми комплектами и опадает. Шишки помельче, чем у гигантской секвойи. Семян по 5 миллионов на одном дереве. Но если бы их не было, редвуды не остались бы без молодой смены. У них бывает еще и поросль от пня, как у наших берез. Даже поваленное дерево дает поросль.
Редвуды расселились в Северной Америке гораздо шире, чем их собратья мамонтовы деревья. Заполонили туманный пояс на Калифорнийском побережье. Их там 400 тысяч гектаров. Вдесятеро больше, чем мамонтовых. Обнаружили редвудов где-то в самом начале прошлого века наши соотечественники по реке Русской возле форта Росс. Там и церквушку построили, жива до сих пор. Покинули форт в 1841 году. А затем началась «золотая лихорадка» и с нею рубки. Рубили кто сколько хотел. К 1917 году половины лучших массивов как не бывало. Близился конец редвудового царства. Тогда в 1920 году создали Лигу спасения редвудов. Она собрала средства и выкупила часть лесов. Сделали их памятниками природы.
В семействе таксодиевых, куда относятся наши мафусаилы, есть еще и их близкий родич — метасеквойя.
Сначала ископаемая, потом живая
История с метасеквойей похожа на детектив. В 1941 году японский ботаник Ш. Мики описал ее как ископаемую. Установили: жила 70 миллионов лет тому назад. И в том же году в горах Китая нашли живую. Сначала стало известно о трех деревьях возле деревушки Маотаочи на границе провинций Хубей и Сычуань. Потом выяснилось, что местным жителям метасеквойя давным-давно знакома. Рубили ее на дровишки. Рассаживали по кромкам рисовых полей. Именовали «водяной пихтой», потому что растет по берегам ручьев и речек.
Странно, что ботаники так поздно обнаружили метасеквойю. Ведь она не малая былинка. Стволы высотой метров 35. Диаметр два метра. Яркий ствол с красноватой корою. С весны до осени дерево несколько раз меняет свой наряд: сначала зелень нежно-фисташковая, потом обычная, осенью хвоя становится розовой и красной. И только зимой крона оголяется, как у нашей лиственницы. Цветет весной, осенью созревают семена.
Из-за семян возник конфликт между двумя видными американскими ботаниками. Цепь событий, последовавших за этим, окутана тайной, полностью не расшифрованной до сих пор. Началось с того, что Э. Меррилл, директор всемирно известного дендрария «Арнольд Арборетум», отправил в рощу метасеквойи экспедицию собрать семена. В 1947 году семена собрали. Правда, не очень много. Около килограмма. Роща небольшая — около тысячи деревьев.
